Искатель. 2013. Выпуск №9

— А когда он благословит?

— Да в ближайшее воскресенье и благословит.

«Как хорошо, — подумала я, — до воскресенья осталось всего три дня».

Они пролетели очень быстро, я и не заметила, как они пролетели. В воскресный день мы с мамой, как обычно, пришли в храм, и после богослужения батюшка объявил:

— Едем к преподобному Феодосию Кавказскому.

«Замечательно! — подумала я. — Он мне знаком, потому что я совсем недавно прочитала его житие».

Через несколько дней мы с мамой пришли на соборную площадь, где уже стоял большой красивый сияющий автобус. На переднем стекле, справа, я увидела несколько бумажных икон: Спасителя, Божией Матери и Святителя Николая, а рядом — заметная, красными печатными буквами, надпись: «Паломники». В салоне были удобные, с высокими спинками, сиденья, мы, с шутками и смехом, разместились (нас было очень много, наверно, человек пятьдесят) и поехали.

Я сидела у окна, и мне было все видно: сначала был город, потом пошли поля, перелески, овраги, мосты через маленькие и большие речки, села, деревни, козы, которых пасла маленькая старушка, аисты на водонапорной башне — это был наглядный урок географии, и учебника раскрывать не надо.

Батюшка между тем прочитал акафист преподобному Феодосию Кавказскому, а затем Серафима, бывшая актриса, а теперь регент нашего храма, запела:

Житейское мо-оре Играет волна-ами, В нем радость и го-оре Всегда перед на-ами. Никто не ручи-ится, Никто не узнае-ет, Что может случи-иться, Что завтра с ним ста-анет…

Все паломники подхватили, в том числе и я. Я знаю все песни, которые мы исполняем в пути, — и народные, и покаянные, а также песни на слова известных и неизвестных поэтов. Когда поешь, то на душе становится очень радостно и никогда не устанешь.

Мы спели столько песен, что и сосчитать невозможно, это нас сильно сблизило, как будто мы всегда были вместе и никогда не расставались.

— Через полтора часа — Минеральные Воды! — объявил батюшка. — Там нас ждет преподобный Феодосий!

Радость охватила мою душу: еще один святой войдет в мою жизнь, я буду ему каждый день молиться, а он будет помогать мне в учебе, укреплять мою веру, еще больше любить мою маму и других людей. Я была почему-то уверена, что он и сейчас молится обо мне — ведь он знает, что я еду к нему и мне не терпится побыстрее поклониться его святым мощам.

II

Вдруг автобус замедлил ход и остановился. Непонятно, почему он остановился, так как до города было еще далеко. Водитель открыл переднюю дверь, и в салон вошел смуглый черноволосый человек в защитной военной форме, в руках у него был автомат.

— Выхадыте! — грубо, с заметным акцентом закричал он. — Бийстро!

— В чем дело? — поднявшись с переднего места, спросил батюшка. — Зачем выходить?

— Нэ разговарывать! — рявкнул солдат. — Бийстро выхадыть!

Водитель открыл вторую дверь, и паломники один за другим потянулись из автобуса, досадуя за непредвиденную остановку.

Их было трое, солдат кавказской национальности, с грубыми невежественными лицами, заросшими жесткой щетиной. Они цепкими злыми глазами осматривали выходящих людей, каждый из них держал автомат на изготовку.

— Что это значит? — обратился к ним священник. — Разве сейчас военное время?

Все три кавказца, как по команде, навели на него свои автоматы, Показывая, что не намерены разговаривать с ним и выяснять отношения. Один из кавказцев, тот, что заходил в автобус, был выше на голову своих сообщников, с хищным, как у беркута, носом; видимо, он был главарем. Он заорал на священника, сделав шаг по направлению к нему:

— Малчать! Прыстрелю, как собаку!

Батюшка побледнел, сильно сжав кулаки опущенных вдоль тела рук; видимо, ему стоило больших усилий сдержаться и не прекословить бандитам.

Паломники притихли, увидев, что дело принимает нешуточный оборот.

— Стройся в одну шырэнгу! — вновь заорал главарь. — Бийстро!

Он, а следом за ним и его сообщники ринулись на нас, ударяя кого кулаком, кого дулом автомата, а кого и пиная тяжелым солдатским ботинком. Мама схватила меня за руку и почти бегом оттащила в сторону.

— Шырэнга! Шырэнга! — во всю глотку орали бандиты.

За каких-нибудь две-три минуты им удалось выстроить нас в одну цепочку, которая растянулась по безлюдному шоссе на порядочное расстояние.

У паломников были испуганные, бледные лица, у многих дрожали не только руки, но и губы. Никто не знал, для чего их выстроили в длинную шеренгу и что их ожидает в следующую минуту.

Кроме священника, в нашей группе было еще несколько мужчин, но их в общей массе как-то не было видно, да и чем они могли помочь женщинам, если сами находились в сильнейшем шоке.

Мама крепко держала меня за руку; ее рука изредка вздрагивала, и тогда я еще крепче сжимала ее ладонь.

Вдруг произошло то, чего никто не ожидал.

— Сымай кресты! — заорал главарь.

— Сымай кресты! — еще громче заорал его сообщник.

— Сымай кресты! — подхватил третий бандит.

Они ринулись на шеренгу, как волки на ягнят. «Беркут» понимал, что главное лицо в нашей группе — священник, который, во-первых, отвечает за всех нас, а во-вторых, является для нас примером. «Беркут» приблизился к нему, лязгнул затвором автомата и прицелился прямо в лицо; глаза его горели лютой злобой.

— Сымай — пристрелю! — зарычал он.

Лицо батюшки напряглось, как будто ему предстояло прыгнуть с большой высоты. Он обеими руками взялся за светлый с матовым оттенком крест, который висел у него на груди.

— Я пастырь и не могу без креста, — преодолевая отвращение к бандиту, сказал он.

— Можешь! — пролаял кавказец. — Сымай!

— Зачем он тебе?

— Я хочу его рас-топ-тать! — напирая на каждое слово и стараясь как можно сильнее ранить священника, прорычал бандит.

— Он предназначен не для этого!

— Нет, как раз для этого! Сымай! — вновь заорал он.

— Не сниму! — дрожащим голосом сказал батюшка.

— Тогда прощайся с жизнью! — прокричал бандит; он вскинул автомат и выстрелил в священника; очередь прошла в одном сантиметре над его головой, сбив скуфейку.

Батюшка от неожиданности и от страха присел, но креста из рук не выпустил; лицо его сильно побледнело.

— Счытаю до трех! — рявкнул бандит. — И стреляю прямо в лоб! Раз! — Он чуть помедлил. — Два! — После краткой паузы он поднял дуло автомата, целясь в лоб нашему батюшке.

Тот не выдержал и дрожащими руками снял с себя крест.

— Бросай на зэмлю! — приказал бандит.

Батюшка бросил.

— Топчи!

Батюшка наступил на крест ботинком.

— Вот так! Хароши прымер!

Лицо кавказца исказила зловещая улыбка.

— Все, все сымайте свои кресты! — пуще прежнего заорал он. — Иначе всех перестреляем!

Он дал длинную очередь поверх наших голов.

Два его сообщника между тем терзали других паломников, угрозой и грубой силой принуждая их снимать с себя нательные кресты. Сняли все женщины, сняли все мужчины, сняли все подростки. И все по приказу бандитов растоптали их. Это произошло в течение каких-нибудь двух-трех минут.