Искатель. 2014. Выпуск №9

Он соединил «Ламбовский» и «Астрахань». Результат оказался поразительным: в городе была картинная галерея, ее владельцем значился не кто иной, как Ламбовский Михаил. Он промышлял торговлей картинами современных художников, а также собирал антиквариат. Среди его авторов были в основном волжане, но работал он и со столичными живописцами, в частности с Алексеем Алпатовым, который Ивану весьма нравился; правда, он давно потерял его из виду…

— Кое-что проясняется, — сказал Иван, а Делла, не выпуская вилки из руки, что-то быстро натыкала на клавиатуре мизинцем.

— Вот это соединение давай глянем, — проговорила она с полным ртом.

Ожидая, пока тяжелая провинциальная сеть ответит на запрос «тамбовский дерек», Иван успел удивиться, как это ему самому раньше не пришло в голову пробить по интернету Дерека. Через несколько секунд он понял: сделай он это раньше, многие вопросы бы отпали, правда, как всегда, заменив себя новыми.

Соединение имен выдало статью в Википедии:

«Антоний Дерек (псевдоним Антона Петровича Ламбовского, 1852–1912) — русский живописец. Родился в Сызрани, в семье обрусевшего болгарина…»

Так вот оно что. Ламбовский — не просто галерист, который собирает картины, а потомок Дерека.

Иван и Делла замерли с открытыми ртами, полными не-дожеванной всячины. Девушка передвинулась вместе со стулом, и они стали читать дальше, голова к голове.

Антоний Дерек был самоучкой, если не считать, что в юности брал уроки рисунка и живописи у иконописца в Ни-коло-Угрешском монастыре. Ни о каких взаимоотношениях с тогдашним художественным миром в статье не говорилось. Дерек был странным одиночкой, странствующим живописцем. Он путешествовал вдоль Волги, писал иконы, портреты жителей, пейзажи, тем и зарабатывал себе на хлеб. Погиб при тушении пожара на пристани в г. Царицын (ныне Волгоград).

— Снова пожар! — воскликнул Иван.

— Ничего удивительного, — сказала Делла. — Дерек — угреш, только и всего.

— Делла, а что мы знаем о своем народе? — спросил Иван. — Откуда, например, мы знаем, что народ был некогда многочисленным, а теперь он исчезает?

— Ничего такого мы не знаем, — сказала Делла.

— Я об этом и говорю. Этого же нет в мифологии, да?

— Нет.

— Так мы решили только потому, что угрешей вообще мало. Так может быть, их всегда было мало? Может быть, угреши и не народ вовсе?

— Как не народ? А что?

—: Просто какая-то… Секта, что ли? Люди разных национальностей, объединенные лишь одним — религией.

— Мы — народ, — твердо сказала Делла. — Народ, избранный Амамутей. Народ, несущий миру огонь.

— В смысле, время от времени запирать друг друга в каких-то замкнутых пространствах, типа каюты «Джинса», и сжигать?

— Пламя всемирной любви, — огрызнулась Делла и замолчала, насупившись на свою тарелку.

Иван больше не приставал к ней с разговорами. Вернулись в машину и тронулись в путь.

21

Барабан дремал на заднем сиденье, свернувшись в массивный клубок. Призрачные деревни пролетали вдоль пустого шоссе, поводя туманными лучами огней. Рассвело. Машина выскочила на берег Волги. Иван и Делла узнали это место, которое проходили позавчера. Теперь надо было держаться берега, двигаясь проселками, ибо катер конкурента по расчетам был уже где-то рядом.

Он стоял у причала на окраине Самары. Иван подрулил почти вплотную. Это был действительно Ламбовский. Он сидел на баке и с грустью смотрел на свою удочку. Тихий господин Сырников.

— Я вас где-то видел… — пробормотал неудачливый рыболов. — Клева, похоже, сегодня не будет.

— Я тот, кто спроектировал к построил этот катер, затем продал его вам, — сказал Иван.

— Ох, припоминаю. — Он посмотрел на Деллу, которая сидела в машине, свесив ноги из открытой двери.

Барабан приподнялся на заднем сиденье и положил голову ей на плечо.

— Не вы ли встретились мне ниже по течению позавчера?

— Разумеется, мы.

— И вы забрали все картины по течению вверх, — с грустью констатировал Ламбовский.

— А вы забрали наши камушки! — вставила Делла.

— Камушки? — удивился Ламбовский. — То есть всякую бижутерию, которую мне в придачу давали соплеменники…

И на что она вам?

— Я люблю наряжаться, — сказал Делла.

— А я собираю картины. Может, договоримся?

— В каком плане? — спросил Иван.

— Я бы купил верхнюю часть коллекции. А бижутерию отдал бы вам бесплатно.

— Коллекция не продается, — сказал Иван.

— Тогда и бижутерия останется при мне.

— Да на что она вам? — спросила Делла.

— Так… Люблю наряжать свою девушку.

— И где же ваша девушка? — спросила Делла.

— Взяла такси до вокзала. Это не совсем моя девушка. Услуга называется «эскорт», если вы понимаете.

— А собака? — спросила Делла.

— Собака в каюте, — сказал Ламбовский, и тут же, будто в подтверждение, внизу тихо гавкнул Барабан номер два.

— Так, значит, не продается коллекция? — спросил Ламбовский. — А если поторговаться?

Делла глянула на Ивана, он хорошо понял смысл ее взгляда.

— Коллекция меняется на камушки, — сказал он неожиданно для себя самого.

Ламбовский пришел в замешательство:

— Вы шутите?

— Отнюдь, — сказал Иван. — Вы, как мне известно, уже коллекционер, а я только собирался им стать, то есть — чуть было не стал.

Делла смотрела на Ивана во все глаза и, казалось, вовсе не верила своим глазам, когда позже, уже в гостинице, вывалила на стол груду камушков, гораздо большую, чем та, что удалось собрать ей самой. Картин Дерека тоже было больше: возможно, в южных землях живописец задержался надолго…

Иван решил совершить развес, как на выставке. Всего картин было пятьдесят: два десятка с «Джинса» и три — с его дубля. Новые работы были все о том же — они изображали огонь в разных его проявлениях.

Все трое ходили вдоль перил пристани, на которой стояли картины, молча рассматривая их. Ходили и оба Барабана, уже подружившись, повиливая хвостами, будто их монохромному зрению была глубоко понятна палитра художника. Впрочем, как известно, собаки хорошо различают именно красные тона…

— Думаю, что Дерек изобразил конец света, — вдруг сказал Ламбовский. — Думаю, именно этой темой он и был озабочен.