Искажение
Шрифт:
– Не знаю, – огрызнулся Феодораксис. – Там видно будет, что я собираюсь…
Что там собирался ещё сказать Клавель, Марила так и не узнала. Потому что заговорил директор:
– Друзья! Единомышленники! Ученики! Мы долго стремились к этому моменту…
Голос Кабуки успокаивал, голос дарил уверенность в себе и окружающих, уносил тревоги. И полька, изрядно измученная собственными нервами, с радостью ухватилась за дарованные ощущения. Она спокойно наблюдала, как извечный серый купол над головой вдруг рассеивается, словно дым, и на здания школы проливает свой яркий свет полуденное солнце. Странные и не самые приятные ощущения, то и дело волнами накатывающие на девушку так и не смогли пробить барьер её отрешённого спокойствия. Наверное, потому, что замолчавший Куроку всё так же стоял на своем месте и с доброй улыбкой
Едва заметная нота дискомфорта прозвучала в общем фоне – какие-то громкие хлопки, сильно приглушенные расстоянием. Фабио и Лазарь зашевелились, что-то с тревогой зашептали друг другу – а потом и вовсе принялись тыкать пальцами в стремительно уходящих с площади учителей и присоединившихся к ним незнакомых ей взрослых. Небо стало опять заволакивать серой хмарью, закрывая светящее через облачный колодец солнце, когда беззвучная мелодия, длившаяся и длившаяся, вдруг оборвалась. Или это она, Войде, вдруг очнулась? Кажется, не она одна: многие школьники, да что скрывать – и некоторые родители приходили в себя и с удивлением крутили головами. Что это бы…
Кабуки, до того спокойно стоящий на месте вдруг резко отпрыгнул в сторону, к краю помоста. А из сгустившегося (когда?!) над домами Тауна тумана резко выросла изогнутая дымная линия, изящной параболой воткнувшаяся в центр импровизированной трибуны. Гулкий удар чего-то твёрдого о доски – и мгновенно снесённая порывом ветра в сторону дымка открыла… ледяную статую? Живую ледяную статую?!
Фигура двинула плечом, и ей под ноги соскользнул, глухо звякнув металлом, закованный в подобие золотого рыцарского доспеха человек. Голова без глаз (или всё-таки ледяной шлем?) повернулась – и голос, полный обертонов, идущий словно со всех сторон, тянущей болью отдающийся в висках, спросил:
– Вы… вы хоть понимаете, что наделали?
Часть 2. Никто, кроме нас!*
[*Девиз ВДВ РФ. Все та же слегка переделанная фраза Аристотеля.]
19.
“Только ты можешь спасти мир”. Избитая, затёртая сотнями голливудских боевиков до дыр, до полной потери значения и смысла фраза. Слышишь её – и единственная эмоция: “Что, опять?” Мир не изменить одиночке. За каждым королём стоит свита, за президентом – его партия, за полководцем – армия. А за армией – надрывающийся от усилий тыл, обеспечивающий войска. Точно так же за правящей партией должны стоять простые люди, а за дворянами монарха – вассалы со своими вассалами. Один человек может оказаться на острие конфликта, повернуть колесо истории только в том случае, если за его спиной и по его команде в спицы этого колеса вцепятся десятки и сотни тысяч рук. Да, командир важен, необходим. Но без тех, кому он отдаёт приказ – он никто. Не совсем пустое место, но около того. Величина, стремящаяся к нулю.
Не в человеческих силах – спасти мир. Только не в одиночку. И не вчетвером. Даже если у тебя откуда-то взялась противоестественная Сила, способная повергнуть пару отрядов спецназа (польстим себе и запишем в таковые и сводный отряд Кабуки и мехгруппу Перевозчиков) с приданной бронетехникой и иными средствами усиления – у тебя тупо не хватит рук. И в переносном смысле слова – и в прямом. Обидно осознавать это только сейчас, когда уже сделал столько всего. Когда мы уже сделали столько всего. Обидно и горько. Но лучше поздно, чем никогда. Жить иллюзиями после того, как мы во всё это влезли – непозволительная роскошь. Может быть… может быть эта простая истина даже стоила того, чтобы за неё заплатить…
В ментальном диапазоне тишина: думал я достаточно “громко” и открыто, чтобы пересказывать никому ничего не пришлось. Устал… И на душе сейчас так же пусто,
как посреди заснеженной степи. Снег, тишина и густой туман – и внутри меня, и снаружи. Почти что гармония… Вот как, оказывается, бывает, когда сделал всё, что мог. Выложился до конца. Мир меняется. Мир прямо сейчас ломается через колено, через воронку циклопического супер-шторма. Летит в тартарары… Хотя, наверное, всё-таки нет. Но сдвиги – воистину тектонические. И мы сейчас – в самом оке бури. Остановись, мгновение. Остановись. Пожалуйста! Просто потому, что дальше придётся опять как-то жить. Жить с тем, что уже произош…– Я вот не поняла, нет, – деловитый мысленный “голос” Нгобе разбил вязкую атмосферу отрешённости словно брошенный кирпич витрину бутика. – Если нас слишком мало, чтобы что-то сделать, то почему у директора Куроку получилось?
М-мать… Я поморщился, глядя на лежащего рядом Командора Перевозчиков. Сыро, холодно, темно хоть глаз коли. И мир стремительно катится в мирового размера задницу – с невиданным экономическим и военным кризисом, волной стихийных бедствий и катастроф и ещё неизвестно с чем, а я тут сижу. И, кстати, хороший вопрос, Иге. Вот без дураков – хороший. И главное – своевременный, ага.
– Ломать – не делать, – я почти без удивления понял, что знаю ответ. – “Учитель” выяснил слабое место в… миропорядке – и ударил по нему. Деструктивные процессы обычно идут сами собой, в отличие от созидательных. Для того, чтобы что-то создать, построить – нужно приложить усилия и энергию, а разрушение эту энергию высвобождает.
Я встал и с неожиданным наслаждением потянулся. Сколько там прошло с того момента, как автобус вывалился в холд? Пятнадцать… шестнадцать минут? А кажется, что не меньше, чем вечность. Я ведь попал сюда студентом, всё ещё довольно смутно представляющим пределы своих способностей, а сейчас, только что, закончил сканирование памяти военного лидера всемирной тайной организации. Как-то совсем по-дурацки звучит, но я реально за эти пятнадцать минут стал другим человеком. Повзрослел? Ну, не знаю. Поумнел? Ох, очень надеюсь. Потому что время для распускания соплей кончилось… Собственно, у меня его и не было. Мир я изменить не могу. Но могу то, ради чего мне в любом случае сюда нужно было влезть. Вытащить своих девушек.
– Кое-что Кабуки всё-таки построил, – неожиданно отозвалась Нанао. – “Сердце”. Ио.
– Это… – пришедшая в голову аналогия заставила меня хмыкнуть вслух, – всё равно что взорвать атомную бомбу, чтобы запустить космический корабль. Был такой концепт “взрыволёта”.
Я ретранслировал воспоминание, одновременно пытаясь придумать, как свалить с прямо сейчас заворачивающегося в пелену пространственного искажения острова, “висящего” в небе посреди супер-шторма. Точнее, как не убиться в процессе – заёмной мощи должно было хватить на четверых с запасом, чтобы в прямом смысле этого слова выкинуть нас далеко-далеко за горизонт и даже дальше. Хоть на орбиту. Но туда нам не нужно. Главное – добраться до берега Евразии… Боже мой, какими категориями я стал мыслить!
– Мы можем разрушить “Сердце”, – вдруг заявила Ми. – Если разрушать настолько легче, то нам это точно по силам, вчетвером.
– Наверное, можем, – озадачился я, отвлекаясь от составления плана спасения. – Только зачем? Ио сам по себе миру ничем не будет угрожать после того, как холд замкнётся. Если и разрушать что-то – так урага…
Я осекся и мы “переглянулись”. Чёрт. Чёрт. Чёрт!
– Это не лучшая идея… – медленно проговорил я, вновь полностью открыв свой разум остальным. – Даже если удастся разрушить холд, не факт, что катаклизм будет разрушен новым притоком энергии. Скорее – наоборот.
До меня, вернее, до нас всех так до конца и не дошло, сколько силы, нет, даже СИЛЫ, давали мне зеркала ордена экзорцистов. Я действительно мог развернуть плоскости артефактов и в прямом смысле раскрутить назад само Пространство, разрушая и разрывая искусственное искажение. Правда, тут был один нюанс:
– Мы рискуем остаться в эпицентре ещё более усиливающегося урагана, оставшись без магии. Совсем. Никто из нас не представляет, ЧТО получится в результате уничтожения супер-холда.
– Он представляет, – показала вниз Нана. Я машинально опустил голову и наткнулся магически усиленным взглядом (обычный в кромешной тьме был бесполезен) на закованного в модерновый золотой доспех Командора. – А остальные ему помогут, если нужно. Под угрозой смерти.