Исключение из правил

– Ба, как ты думаешь, детдомовские дети хотят в семью?

– Кто как. Настя, наверное, уже не хочет.

– Почему?

– Это лучше у нее спросить.

Я поёрзал.

– Она не говорит. Только злится на свою кураторшу…

И тут до меня дошло. Я даже жевать перестал.

– Погоди! Ты сказала: «Уже не хочет»? Значит, хотела? Она мне сегодня рассказывала, что у них пацаны из семьи сами вернулись. Потому что в детдоме им больше нравится. Ее уже брали в семью, да?

Бабушка вздохнула:

– Не надо бы это тебе рассказывать. Но раз ты сам догадался…

– Выходит, она не сама вернулась! – перебил я. – Если бы сама, она бы сказала: «И я тоже вернулась, потому что опекуны достали!» А она промолчала! Ее вернули, да?

Бабушка поставила локти на чисто вымытую клеенку. Посмотрела на меня внимательно и твердо.

– Антон. Надеюсь, ты понимаешь, что если человек не хочет о чем-то говорить, то не надо его расспрашивать?

– Но я же не ее! Я тебя спрашиваю. Ты ведь знаешь. Это тебе тогда рассказали, когда ты в детдом ходила?

– Да.

Я положил вилку на стол. Вот, значит, в чем дело. Конечно, когда тебе пообещают дом, а потом сдадут обратно, как ненужную вещь, начнешь ненавидеть этих.

– Ба, а как так вышло? Почему так люди делают?

– Всякое бывает, Антоша. Мне ведь тоже не всё рассказали. Вроде как взяла ее семейная пара. Бездетная. А через какое-то время вернула.

Я сжал кулаки:

– Вот уроды!

Бабушка не сказала: «Нельзя так говорить о незнакомых людях». Только вздохнула.

– Потом приходили, навещали как ни в чем не бывало. У Насти нервный срыв случился.

– Они вообще нормальные?

Бабушка покачала головой:

– Люди часто не понимают, что делают, Антоша. А тут еще ребята стали Настю дразнить, что ее вернули. Большой конфликт у них получился. Вот ей и организовали перевод от греха подальше.

– К нам?

– Да. В Москву.

Я вздохнул и снова начал есть. Но успокоиться не мог:

– Ба, ну должен же быть какой-то вселенский закон. Говорят же: «Бог покарает» или что-то такое. Почему людей, которые такое делают, не убивает на месте молния, не поражают болезни?

– Мир несправедлив, Антоша. Справедливыми люди бывают, а не силы природы.

– Но можно же что-то сделать с этим?

– Можно. Поступай сам по совести – глядишь, и мир лучше станет.

Да уж, я бы сейчас поступил по совести! Дали бы мне этих опекунов, я бы табуретку об них сломал, хоть и не люблю драться. Как можно рассуждать про «всякое бывает»? Не должно такое «бывать», неправильно это!

Так, пыхтя, я закончил ужинать. И даже не сразу решил звонить Насте, чтобы не проболтаться. Слегка остыв, взял телефон, вызвал ее.

«Абонент временно недоступен».

Странно.

Настя и раньше бывала не в Сети: то не уследит за батареей, то уронит мобильник, и тот выключится. Но сейчас мне вдруг стало не по себе. Я позависал в Инете минут пятнадцать – просто так, чтобы убить время. Набрал Настю снова – с тем же успехом.

Я походил по комнате туда-сюда. Еще раз перезвонил – снова безрезультатно.

Обычно в таких случаях я звонил утром, и все было нормально. Или сама Настя перезванивала уже после отбоя. Но сегодня во мне плескалось тяжелое, плотное беспокойство. Я заглянул к бабушке в комнату. Она сидела под торшером с пухлой книгой на коленях.

– Ба… Я Насте звоню, а она не берет трубку… Сгоняю в детдом?

Бабушка посмотрела на меня долгим взглядом. Хотела сказать что-то – и не стала. Кивнула.

Я стремительно оделся и выскочил на улицу. Беспокойство переросло в тревогу, как будто должно произойти что-то страшное, такое, что поменяет всю жизнь, – и не только мою. Запрыгнув в троллейбус, мысленно подгонял его: «Скорее! Скорее!»

От остановки до детдома я почти бежал.

Говорят, раньше в этом здании был детский сад. Обогнув старую котельную, я увидел его – трехэтажный, уютный, заросший густой зеленью и огороженный высоким забором. Было еще светло, солнце только начало клониться к закату. В здании не горело ни одно окно.

Я подошел к калитке. За ней в небольшой будке виднелся силуэт человека.

– Здравствуйте! – громко сказал я, подойдя поближе. – Можно мне пройти?

– Куда это? – неласково отозвался охранник и вышел мне навстречу.

Внутри будки он походил на вырезанную из картона фигуру. Шагнул на свет – и нарисовался в объеме и цвете. Высокий лысоватый дядька в серой форме. Он лениво расставил ноги и закрыл собой калитку. Как будто я силой проламываться буду!

Охранник угрюмо смотрел на меня. Сложил на груди руки с закатанными по локоть рукавами. Такие руки как будто специально сделаны, чтобы хватать за шиворот. Форменные брюки заправлены в тяжелые ботинки. Как даст таким ботинком пинка…

Я поежился – и почувствовал, что начал злиться. Тоже мне спецназовец! Секретный объект охраняет от вторжения инопланетян. Что, нельзя пройти к знакомому?

Я вдохнул и решительно сказал:

– В детдом. У меня там друг.

– Нету никого, – неохотно ответил охранник и отвернулся, явно намереваясь вернуться в свою будку.

– Погодите! Почему нет?

– Уехали все, – через плечо буркнул охранник. – Лето. Каникулы.

– Не все! Четыре человека остались!

Охранник обернулся и посмотрел на меня внимательно и цепко. Усмехнулся:

– Русским языком говорю тебе, пацан: уехали все. Сегодня после ужина.

– А… когда вернутся?

– Мне не доложили.

Охранник отошел. Я немного постоял и медленно пошел по дорожке вдоль забора. Пусть меня не пускают внутрь, но вокруг-то не запретная территория.

Обход ничего не дал. Детский дом выглядел нежилым. Я сел на скамейку в соседнем дворе и подождал. Вечерело, в соседних домах загорались окна. В детском доме загорелось только одно окно – на первом этаже. Кажется, не соврал охранник.

Но что же это все значит?

Чувство тревоги не утихало. Наоборот, оно оформилось в конкретные вопросы. Почему Настя не позвонила? Почему ничего не написала «ВКонтакте» или в какой-нибудь мессенджер? Пусть их внезапно увезли куда-то, но могла она мне сказать, куда?

Я достал телефон, проверил. Нет, сообщений не было.

Сидеть у детдома не имело смысла, я поехал домой. По дороге сообразил: у бабушки наверняка есть какие-то телефоны. С кем-то же она разговаривала в детдоме. С воспитателями какими-нибудь. Можно попросить ее позвонить и все узнать.