Искры гаснущих жил

Вода была не холодной — ледяной.

А главное, пока держалась.

— Леди, если вы подвинетесь чуть ближе, нам обоим станет немного теплее.

Вежливый какой. Охренеть просто.

— Знаете, я от всего сердца ненавижу холод, — продолжил тип разлюбезным тоном. — У меня сосуды слабые.

Надо же, он ко всему еще и нежное создание. Сосуды слабые…

Но в словах его имелся резон, да и то, что Таннис задумала, не выйдет, если не подобраться вплотную. Перебирая прутья, она подплыла настолько близко, что задела его локтем. И тип развернулся, сгреб Таннис в охапку и прижал к себе.

Он и вправду дрожал да так, что зубы клацали.

— Так что? — Таннис и сама тряслась, не то от холода, не то от страха. Не догадается ли? — Договорились?

— Конечно, — как-то легко согласился тип.

Врал.

Вот почему все вокруг Таннис за дуру держат? Она вздохнула. Лучше бы ему было правду сказать… а еще лучше — согласиться на ее предложение. В конце концов, он ей жизнью обязан.

Только ж для полицейской ищейки такие долги — западло…

— Леди, я обещаю, что позабочусь о вас.

Таннис и сама о себе прекрасно позаботится, без посторонней помощи.

Только пусть вода уйдет.

— Кейрен, — сказал тип, зарываясь носом в мокрые волосы Таннис. Она хотела оттолкнуть, но передумала — дыхание его было теплым, а тепла ей определенно не хватало.

Кейрен, значит.

Красиво.

И наверняка ждет, что и Таннис представится. Хотя… почему бы и нет?

— Таннис.

А вода отползала. Медленно.

— Взрывом, наверное, повредило шлюзы, — сказал Кейрен, перехватывая ее под грудью. Второй рукой он держался за решетку. — Но ведь бомба предназначалась не для этого, верно?

Что он хочет? Чистосердечного признания?

Не дождется.

— Я заметил тебя. На склад заглянул. Интересно стало, что там. Иногда в таких местах находишь крайне неожиданные вещи. А тут ты…

Ага. Нашлась.

Неожиданно. Крайне.

Проклятье! Как можно было его не заметить? Такого длинного наглого и в белом костюме.

— Мне стало интересно, почему посыльный посылку утопил. Я вообще любопытный, — Кейрен дрожал, и чем дальше, тем сильней. — И еще невезучий.

Тогда их таких двое. Таннис и за собой особого везения не заметила.

Уровень воды медленно опускался. Еще немного, и ноги коснуться пола… и тогда Таннис утратит единственное свое преимущество.

— Невезучий, значит? — спросила она, пошевелив пальцами. Кастет был старым и немного неудобным, но какой уж есть. Главное вовсе череп не проломить.

— Есть такое…

Это точно, невезучий…

Зато голова крепкая. Бить пришлось дважды. И Таннис подхватила обмякшее тело, не позволяя ему съехать в воду.

— Прости, но…

В бездну реверансы. Дальше-то что делать?

Уйти? И бросить его здесь? А он найдет обратную дорогу? Вряд ли… еще на подземников наткнется, а эти церемонится не станут. Им что беглец, что ищейка — все еда. Нехорошо получится. Да и оставь его, то где уверенность, что он вновь не двинется по следу Таннис? У него же как-то получалось… и значит…

До чего все сложно!

Вода схлынула, убравшись в лабиринт нижних галерей. Сняв с прутьев влажный ком свитера, Таннис кое-как отжала его, с тоской подумала, что деньги в ботинках наверняка промокли… и вода-то была речная, со стоками смешанная… отстирывать придется, а потом сушить.

Хреново.

Ничего, в убежище она разберется и с деньгами, и с Кейреном… благо, есть куда запереть. И повязав свитер вокруг пояса, Таннис вздохнула.

— А уж я какая невезучая, — буркнула она, приподымая Кейрена. Тяжелый… хотя не тяжелее мешка с шерстью. Перекинув Кейрена через плечо, она решительным шагом направилась к тайнику.

Злость подгоняла. И даже крысы, попадавшиеся на пути, взбудораженные взрывом и наводнением, чуяли настроение Таннис и спешили убраться с дороги. Она слышала шелест лап, писк, суету под ногами.

Плохо, что свечу взять не вышло, и хорошо, что дорогу Таннис наизусть помнит.

…а в тайнике есть и лампа, и масло, и много полезных вещей. Не зря, выходит, Таннис столько лет за убежищем присматривала, словно чуяла, что пригодится.

Пригодилось.

Войтех был бы доволен. Правда, от ноши посоветовал бы избавиться.

Ножом по горлу и в канаву… черта с два бы его нашли под землею…

Нет уж…

Пять ступенек. И шаг влево. Переступить через трещину. Вновь ступеньки… лестница узкая, как развернуться в пролетах, особенно если с ношей. И наконец гулкое пространство подземного зала.

— Прибыли, — с облегчением сказала она, сбрасывая Кейрена. Тот, к счастью, все еще был без сознания. Нащупав углубление в стене — пальцы коснулись мягкого крысиного бока, но Таннис рявкнула:

— Прочь!

И крыса убралась, признавая за Таннис право на эту территорию.

В углублении — некогда Войтех сам вытаскивал кирпичи, расширяя нишу — лежала лампа, заправленная маслом, запасная одежда, металлическая коробка со спичками и честно заработанными деньгами. А еще краюха черствого хлеба и фляга с дешевым ромом, который пришелся как нельзя кстати.

Благо, спички не успели отсыреть, и лампа зажглась сразу. Для притерпевшихся к темноте глаз желтый ее огонек был слишком резким, и Таннис зажмурилась, досчитала до десяти и вновь открыла глаза.

Так лучше.

В убежище со времени последнего ее визита ничего не изменилось. И вода сюда не добралась, что вовсе замечательно.

— Будем жить, — сказала Таннис крысе, которая, забравшись на узкий каменный парапет, следила за происходящим. — Ну или хотя бы попробуем.

У Таннис не было привычки разговаривать с собой, но уж больно неуютным было это место, некогда являвшееся частью Клеркенуэльского арестного дома, но давно уже заброшенное, позабытое, как забыто было все, что скрыто в подземельях города.

Оно дремало в полусне-полужизни, едва ли вспоминая о тех, кому случалось бывать здесь.

Бурый кирпич стен. Темные прожилки строительного раствора. Пятна плесени. Крюки, на которых некогда крепились факелы, и черные следы копоти, намертво въевшейся в камень. Цепи, свисавшие со сводчатого потолка. Клещи, штыри, иглы, покрытые толстым слоем ржавчины. Полуистлевшая плеть, свернувшаяся змеей.

Клетки.

И древний массивный стул, намертво прикрученный к полу. Древесина побурела, да и сам камень под стулом изменил цвет. Крысы не тронули ни дерево, ни цепи, которые свисали с подлокотников и ножек. Таннис старалась не думать о том, кого и когда на этот стул усаживали.