Искры гнева (сборник)
Шрифт:
Зажура пошёл к коробу, подставил руку под густой мучной поток, потёр муку пальцами и стал прислушиваться, как шумит вода с лотков, как скрипят, натягиваясь, спасти. Спокойно и сонливо в мельнице. Утомлённый Степан склонился на мешки, дремлет. Зажура один около короба. Припорошенный мучной пылью, стоит, задумался. В воображении мельника вновь всплыло большое, просторное помещение, в котором стоят в ряд четыре каменные установки, шумит помолочная машина. Вверху, между сплетением ремней, сотрясаются сита… Эта мечта вот-вот должна была осуществиться. Три недели тому назад общество решило строить новую мельницу здесь же, около двух прудов. Но грянула война…
Зажуре показалось,
"Трясина бродит. Тропинки, наверное, начисто размыло, — подумал мельник. — Как же мы переберёмся на ту сторону…"
Он вошёл в мельницу, взял ключ, чтобы осадить камень. На дворе снова послышался топот. "Сходятся хлопцы", — подумал обрадованно Зажура. В дверь застучали громко, с нетерпением. Данило даже не успел сделать шаг, как дверь от натиска сорвалась с петель и в мельницу ворвалось несколько польских улан.
— Оружие! — крикнул первый, высокий, целясь револьвером в грудь Зажуре.
— Если говорите об оружии мельника, — ответил спокойно Данило, — то вот оно. — Он поднял перед собою ключ и не спеша начал осаживать камень.
— Какая наглость! — взвизгнул поляк. — Стой почтительно и отвечай на вопросы, холоп! — взмахнул саблей и выбил из рук у Зажуры ключ, потом подошёл ближе. — Большевики, партизаны здесь есть?
— Не знаю, — ответил глухо Данило, вытирая пыль со лба и бороды.
— Он пойдёт с нами. Пусть указывает дорогу. Здесь тропинка… — процедил сквозь зубы улан, стоявший в стороне от группы и при свете фонаря рассматривавший карту.
— Пан офицер приказывает перевести нас через болото! — сказал высокий.
Зажура молчал. Стоял как окаменелый, склонив низко голову. Он понимал, в чём дело, догадывался, что замышляют поляки в эту тёмную ночь. Они хотят перебраться на ту сторону болот и неожиданно напасть на красных. Он мог бы сказать, убедить их, что это бесполезная затея. Тропинки размыло водой, и идти ночью через болото по трясине очень опасно. Молчание длилось недолго. Зажура поднял голову, оглядел столпившихся улан.
— Можно и перевести, что ж… — сказал, растягивая слова, чтоб унять неожиданную дрожь в голосе. — Можно и проводить… — повторил ещё раз.
Зажура не спешил в дорогу, возился около короба, надеясь, что вот-вот подойдут партизаны. А они почему-то задерживались.
— Идём, — торопили уланы.
— Идём, — сказал наконец Зажура.
— Отец! — умоляюще вскрикнул Степан и, бросившись к нему, схватил за руку.
Зажура молчал, даже не шевельнулся.
Поляки приказывали скорее отправляться, подталкивали к выходу. Зажура прижал к себе Степана, услышал, как бьётся его сердце, почувствовал тепло ещё не окрепшей руки сына в своей большой шершавой ладони.
— Степан, — сказал твёрдо, даже сурово Зажура, хотя ему хотелось сейчас произнести имя сына нежно-нежно и ни о чём не говорить, а стоять и стоять вот так рядом. — Слушай, Степан, — повторил он уже тихо, — через полчаса опорожнится короб. Останови колёса и быстрее к верхнему пруду. Сорвёшь там все перемычки. Так нужно, понимаешь… Тогда… — и замолчал. Ещё раз стиснул в объятиях сына и отошёл.
— Отец! Ты же говорил про наш род, — зашептал страстно, с упрёком Степан, — а сам ведёшь их… Ты!.. — Степан повысил голос, приблизился к отцу, хотел сказать ему об измене, но в дверях стояли поляки.
— Делай так, как я велел!.. — приказал нарочито грозно Зажура и, подталкиваемый
уланами, вышел из мельницы.Словно издалека, как эхо, Зажура слышал приглушённые команды, глухой топот отряда. Ведя лошадей в поводу, уланы двигались по плотине. Впереди шёл он, Данило, за ним офицер, держа наготове саблю.
На середине плотины Зажура оглянулся. Между вербами в тумане маячила мельница. Сквозь слуховое оконце едва пробивался тонкий снопик света. "Степан, сынок мой, сынок…" — зашептал Зажура, всматриваясь в туманную мглу. Махнул на прощанье рукой и пошёл твёрдой уверенной поступью.
Отряд продвигался медленно, цепочкой. "Сотен пять, наверное, наберётся", — прикинул мысленно Зажура, когда войско растянулось вдоль всей плотины. В конце запруды Данило сбавил шаг. Отсюда дорога расходилась двумя тропинками в одном и том же направлении, только одна из них, слева, была намного длиннее, извилистая и шла по трясине. Зажура свернул на эту тропку. Под ногами заплескалась вода, то и дело прогибался грунт.
Офицер остановился. Его кружили уланы и, прикрыв свет фонаря, начали рассматривать карту, сверять по ней направление.
— Неужели такая дорога будет всё время? — спросил офицер.
— Держитесь тропинки, не отходите в сторону, — ответил спокойно Зажура.
Тропинка извивалась и, чем дальше, тем больше становилась вязкой. Впереди замаячили кусты ракитника. Пройдена уже половина пути. Дальше тропинка исчезала, залитая водой. Зажура всё чаще останавливается, прислушивается. "А что, если Степан не послушается?.. Что тогда?.." — сверлит его беспокойная мысль.
До кустов осталось несколько шагов. Зажура умышленно споткнулся, выжидая время. Затем ступил раз, другой и остановился. До слуха долетел шум — внезапный плеск воды. "Выполнено… Степан", — хотелось закричать Зажуре, но он молчал и только вслушивался, как трещат доски перемычек, как смывает плотину. Вода с рёвом, широким потоком настигла польское войско. Испуганные лошади начали рваться из рук. Уланы вместе с лошадьми вязли в болоте, тонули.
— Цо то? — спрашивали они встревоженно.
— Вода… Вода… — панически передавалось по цепи отряда.
Раздались выстрелы, кто-то подавал команды, угрожал, проклинал. Десятки голосов, перебивая друг друга, слились в сплошной гомон.
— Так где же дорога? — закричал разъярённый офицер.
— Прямо, прямо, господа… — ответил спокойно Зажура. — А там и красные… — из-под насупленных бровей Данилы блеснул победный взгляд.
Офицер с саблей наголо бросился к нему, но оступился, погрузился в болото и исчез. Избегая удара, Зажура рванулся в сторону, пошатнулся и почувствовал, что его тоже засасывает трясина. Он попытался вырваться, но не смог. Тело его словно одеревенело. Вода подступала всё выше и выше. Плеснула на грудь, тяжёлая и жгучая. Словно сквозь сон до него доносились беспорядочные выстрели, крики. "Не спасётесь, нет! Нет! — шевельнулась острая мысль. — Вот и конец…" Вдали, о направлении мельницы, Зажура заметил светлую точку. Она приблизилась, вспыхнула и тут же исчезла.
1936
Месть
Он твёрдо знал только одно: нужно мстить. Решительно мстить жестокому, подлому врагу. Глядя на свои испещрённые углём руки, Иона Савич сожалел, что уже не придётся ему орудовать винтовкой, да и ноги не в силах понести вслед за товарищами, которые партизанят где-то в донецких степях.
"Вояка из тебя как из пакли кнут, — подтрунивал над собой старый Иона. — Наверное, и камнем не попадёшь в фашиста. Вояка!.."