Искры
Шрифт:
Они не расстались с нами.
Глава 2.
РОДИНА
Салмаст представляет из себя одну из самых богатых областей Персидского Азербайджана.
Эта область занимает западный берег озера Урмия. Она окаймлена волнообразными высотами гор и представляет из себя прекрасную долину, орошенную рекой Сала. Эта река для Салмаста — то же, что для Египта Нил. На ее рукавах недалеко друг от друга расположены селения, прекрасный вид которых далеко не соответствует печальному положению их жителей.
В древности Салмаст представлял из себя одну из густо населенных областей Армении. Впрочем,
Начиная с глубокой древности, со времен язычества, каждое столетие оставило в этой области свой след.
Тут можно видеть следы древнего Зарехавана. Огромные груды пепла напоминают здесь об алтарях огнепоклонников — магов с их вечным, неугасимым, священным огнем. Здесь остался лишь жалкий прах всего того, что пожирал этот огонь в течение целых тысячелетий. Красивые мозаичные минареты живо напоминают здесь о владычестве арабов, о народе, который всюду, где он властвовал, распространял искусства и науки и проливал кровь. Здесь можно видеть жалкие развалины того самого замка, где великий Алаун хранил свои сокровища.
На склонах холмов видны руины когда-то величайших крепостей. Они служат памятниками былого величия феодальных князей, которые под железной пятой своего деспотизма давили все живое.
Но среди всех этих памятников древности мое внимание привлекает грустная картина, высеченная на гладком утесе, на горе Перавуш.
На этой картине изображена группа всадников в древнем одеянии и вооружении. Всадники эти пленили кого-то, видимо какого-то царя. Я не мог найти никаких определенных указаний относительно времени этого события и относительно лиц, изображенных на картине, как и о самом содержании картины. Но среди местных армян сохранилось грустное предание о том, что плененный царь никто иной, как последний царь из армянской династии Аршакидов, именно царь Арташес, после которого Армения утратила свою независимость и подпала под иго персов.
Эта картина, высеченная на камне, служит вечным укором для армян. С высоты утеса она как бы упрекает армян, говоря: «Быть вам вечно рабами, ибо вы предали врагам царя своего, вы отдали его в плен…»
И действительно, когда более или менее ознакомишься с бытом народа, нетрудно заметить, что в этом крае армянин живет как раб и пленник. Внешний вид страны обманчив и неопытного исследователя может ввести в заблуждение.
Когда в жаркий летний день издали смотришь на залитую солнцем долину Салмаста, когда открываются перед тобой поля, выделанные трудолюбивой рукой и обещающие обильную жатву пшеницы, ячменя, риса, хлопка и всяких других злаков, когда видишь плодоносные сады с деревьями, отягченными благороднейшими плодами, когда видишь ярко зеленеющие луга и пастбища, где пасутся огромные стада и табуны, словом, когда видишь с какой расточительной щедростью здесь одаряет людей природа, то невольно думаешь: «Как счастливы здесь люди!»
Но ведь вся эта роскошь, все эти щедрые дары природы принадлежат не тем тысячам-работников, которые под палящим солнцем трудятся и возделывают эти поля, обливаясь потом!
В селениях то тут, то там гордо высятся над землянками замки с зубчатыми башнями и стенами, царя над всей окрестностью. Там, в этих замках живут до мозга костей испорченные, порочные властители. Вот кому принадлежит все плодородие земли, вот кто расточает плоды труда рабочего люда!..
Когда я в детстве шалил, бабушка грозила: «Перестань, внучек, а то отдам тебя шакалу, и он съест тебя».
А мать грозила по-другому: «Не шали, Фархат, а то позову ферраша!»
Говоря по правде, тогда и первая и вторая угроза действовали на меня совершенно одинаково. Шакал не был страшнее «ферраша». А когда я немного подрос, то угроза шакалом уже не пугала меня, но ужас перед «феррашем» долго еще угнетал мое сердце.Мне чудится, что я и сейчас еще слышу свист его кнута, что я и сейчас еще слышу горький стон земледельца и вижу его распластанным без чувств и без сил перед жестоким сборщиком податей…
Дом моего дяди, куда мы переселились после постигшего нас несчастия, стоял в «Кона Шааре», т. е. в Старом городе. Эта часть города носила такое название в отличие от Нового города Салмастской области, который назывался также Дилиманом.
Настоящее название Старого города было забыто. Весьма вероятно, что это был наш древний Зарехаван или Зареванд, по имени которого и вся область называлась Заревандом.
Жители города принадлежали к четырем различным национальностям. Тут были армяне, турки, сирийцы и евреи. Представители каждой национальности занимали в городе особый, свой квартал. У армян были две церкви, у сирийцев — одна.
Старый город вполне оправдывал свое название.
Тут было, собственно, несколько городов, построенных последовательно один над развалинами другого. При постройке нового здания не нужно было долго искать строительный материал: просто рыли землю и из под нее доставали любое количество кирпичей и тесаных камней. Нередко при этом обнаруживали огромные подземные жилища. Сколько превратностей судьбы, сколько переворотов претерпел этот город!.. Сколько народов жило в нем и исчезло бесследно! Но армянин, древнейший житель этого города, и поныне еще жив!.. От арабов осталось тут лишь обширное кладбище с прекрасными памятниками…
Дом моего дяди стоял на самом краю Старого города, на берегу большого потока, который во время весеннего половодья разливался и затоплял окрестные развалины, выкапывая оттуда и принося в своих волнах всякие предметы старины. И, когда вода убывала, мы, дети, ходили туда и на высохшем дне потока находили старинные монеты, женские украшения, которые продавали за деньги евреям-золотарям.
У армян дома были небольшие, но всегда с садом, поэтому они имели красивый вид. Говорят, по жилищу можно определить характер жильца. И правда, армянские дома как внутренним устройством, так и внешним видом выявляли не только вкус жильцов, но в еще большей степени их положение и общественный их уклад.
Дома тесно примыкали друг к другу, так что по крышам домов можно было обойти весь армянский квартал. Все дома общались между собой через потайные ходы и через щели, устроенные в общих стенах. Эти щели устраивались, конечно, где-нибудь в незаметном углу. Они иногда бывали очень маленькие — еле можно было просунуть через них руку, в этом случае они служили лишь для устных сношений с соседями. Но иногда они бывали настолько велики, что в минуту опасности можно было перенести имущество из одного дома в другой или самому перебраться к соседям и укрыться у них.
Если случалось какое-либо событие, то весть о нем немедленно передавалась через эти щели с одного конца квартала на другой. И никому при этом не нужно было выходить из дому.
Во всех домах имелись глубокие подвалы-кладовые, где хозяева дома также могли скрыть свое имущество и укрыться в минуту опасности. Ход в эти погреба-подвалы знали обыкновенно только старшие в доме или только сам хозяин.
Как я уже сказал, дом моего дяди стоял на самом краю армянского квартала. Вот в этом самом доме мы и нашли приют после постигшего нас несчастия, т. е. после того как заимодавец моего отца Хаджи-Баба выгнал нас из нашего родного дома.