Искупление проклятьем. Дилогия

– Больно?

– Не очень.

– Надо обработать… но я не знаю чем, - тихо сказала я, держа в своих ладошках огромную руку и даже боялась притронуться к ожогу.
– Да и на теле у тебя много ран…

– Завтра детка, всё завтра.

Мы легли в кровать, Курт как обычно прижал меня к себе, и я совершенно счастливая закрыла глаза.

***

За долгое время Курт впервые спал спокойно. В Канке, в редкие минуты отдыха, едва закрывались веки, веред глазами яркими вспышками проносились картины пережитого сражения, а сейчас… сейчас он чувствовал нежную ножку, обнимающую его, ручку, даже во сне гладящую по груди, и успокаивающее глубокое ровное дыхание.

Но отдохнув всего три часа, Курт открыл глаза, вспомнив, что в этом мире у него тоже есть обязанности. Аккуратно снял с себя цепкие ручки и пошёл на кухню, прихватив с собой телефон Алисы.

Набрал номер Зака.

– Алиса, что случилось?
– тут же закричали с другого конца. Курт улыбнулся.

– Это я.

– Чёрт, Курт напугал меня. Ты вернулся?

– Да. Давай коротко, как обстоят дела?

– Всё тихо, без происшествий, - ответил Зак.
– Единственная проблема: мирные маги не желают общаться со мной, и у тебя приёмная переполнена. В переносном смысле, конечно. Я сказал Хау чтобы она записывала всех, но никого не держала.

– Хорошо. Сегодня в час дня собрание. И привези мне мобильник и вещи.

– Тебе - это к Алисе?
– уточнил Зак.

– Да.

***

Проснулась я от непривычно громкого голоса, разносившегося по моей не слишком большой квартирке словно эхо, и счастливо потянулась. Курт вернулся и, судя по его грубому тону, знакомился с изменениями, произошедшими за три месяца… но не в шесть утра же? А хотя ладно, у меня на сегодня запланировано куча дел, так что пора вставать.

– Алиса, а кофе нет?
– услышала я, как только открыла глаза.

– Нет!

– И сыра нет? Алиса, как ты живёшь без сыра?
– возмутился Курт, хлопая дверцей холодильника.

– Как могу, так и живу.

То, что уже почти три месяца я придерживаюсь жёсткой экономии и покупаю лишь те продукты, что были жизненно необходимы, рассказывать не хотела, но по тому, как изменился взгляд Курта, мои мысли небыли для него великой тайной.

– Детка, почему ты не обратилась к Саху?

– С какой просьбой мне надо было к нему обратиться?
– огрызнулась я и отвернулась.
– Курт, я не хочу это обсуждать. Мне моей зарплаты хватает, только за квартиру был долг о котором я не знала, вот и не рассчитала немного.

– Долг?
– он схватил свой мобильный и начал ожесточённо тыкать в него пальцами, по всей видимости, намереваясь устроить кому-то разнос.

– Не надо, - дотронулась я до его руки и развернула к себе.
– Обними меня, пожалуйста, я так соскучилась…

– Девочка моя. Твоя гордость порой меня поражает. Нет ничего зазорного в помощи.

– Хватит.

Курт тихо рассмеялся, а я смотрела на него, и не могла поверить в то, что он вернулся. Эти три месяца казались вечностью и не было ни дня, чтобы я не вспоминала его рук, которыми он так нахально трогал меня, глаз, насмехающихся надо мной…

– Ты изменился.

– Да?
– заинтересовался он.
– Разве что волосы отрасли, но я их обстригу уже сегодня.

– Нет, ты как будто стал старше. Появилась морщинка вот тут, - погладила я его переносицу, - и глаза стали ещё светлее.

– Цвет глаз отражает уровень силы. В юности они были светло-голубыми, а у отца чисто белыми. Он был великим.

Я улыбнулась и погладила его по белым волосам, которые хотя и были спутаны, но оставались мягкими и шелковистыми.

– Мне нужно ехать. На вечер у тебя есть планы?

– Дня три-четыре я буду занят. Нужно разгрести дела, я не рассчитывал задерживаться так долго. И Алиса… почему ты живёшь тут? Я же сказал, что ты можешь остаться у меня.

– Там не было тебя.

Он усмехнулся. А я, погладив его по плечу, пошла собираться. Речи о том, чтобы всё бросить даже не шло. И у Курта и у меня была работа, требующая к себе внимания.

– Подвезёшь меня?

Мы вышли из отела на улицу, где стояла чёрная Бугатти.

– А на чём ты сейчас ездишь?

– На трамвае, - пожала я плечами.
– Прости, мне правда жаль Феррари.

– Да бездна с этой тачкой, но почему ты не взяла другую?

– Бензин очень дорогой, - тихо ответила я, - да и обидно будет, если её я тоже разобью.

Курт негодующе покачал головой и открыл передо мной дверь машины.

Вот интересно, что я, по его мнению, должна была делать? Ой, машинка сломалась, пошла взяла другую… деньги закончились, пошла, попросила у друга… ну бред же.

Всю дорогу до офиса мы вели себя как подростки, обнимались и целовались на каждом светофоре, мои руки всё время были на плече Курта, а его на моей коленке, даже смешно. Да и весь рабочий день с моего лица не исчезала улыбка. Я была счастлива.

Как Курт и говорил, все следующие четыре дня он был занят, и только глубоко ночью, когда я уже спала, приходил, и уходил ещё до рассвета. Но волновало меня другое, а именно маленький, едва заметный животик и то, как рассказать об этом Курту.

К врачу решила больше не ходить, не хватало ещё стать объектом для исследования… закроют меня в лаборатории и будут изучать как крысу. Фу! Но что делать? Даже на работе многие стали замечать моё странное поведение, утреннее недомогание и более свободную одежду, и скрывать моё неловкое положение становится всё труднее и труднее.

– Привет, - услышала я над собой голос Саху.

Я удивлённо улыбнулась. Он на меня обиделся из-за той аварии, потому что я позвонила не ему, а какому-то полицейскому, и с тех пор не разговаривал. Только за Кристиной приезжал, забирал её и молча уезжал, всем своим видом показывая, на сколько он оскорблён.

– Привет.

– Курт просил тебя привезти.

– Куда?
– спросила я, чувствуя себя ужасно глупо.

– Он хочет покататься на яхте. Поехали.

Ладно, всё равно уже вечер - пожала я плечами, собрала вещи и пошла за Саху, который вёл себя как швейцар в отеле. Вот какой же он злопамятный! Ну не позвонила я ему, и что с того? Или дело не только в этом?

Молча села в машину. В отличии от Курта, который предпочитал суперкары, Саху любил огромные американские внедорожники, и как он ездил на этом танке, в котором ничего не было видно, для меня оставалось загадкой. Но порассуждать на эту тему я не успела, уже через пятнадцать минут мы въезжали на пристань сплошь заставленную дорогими яхтами. Саху вышел, показал пальцем на одну из них, хлопнул дверцей и уехал.

Вот только на борт этого произведения искусства, по размеру превосходящее своего собрата на Гавайях раз в двадцать, меня не пускали… Внушительная охрана, стоявшая у входа, очень грубо и доходчиво объяснила мне, что я ошиблась, а телефон Курта, как назло не отвечал.