Искушение Дэвида Армитажа

— И вскоре ты встретила Филиппа? — продолжил я за нее.

— Нет, не так уж и скоро: примерно через год. Но за ту неделю, что мы работали над сценарием, я рассказала ему про Майкла. Филипп был первым мужчиной, с кем я переспала после его смерти. Поэтому то, что Филипп не давал о себе знать, было вдесятеро тяжелее пережить. Я запрещала себе даже думать о нем… особенно когда увидела, что он сотворил со сценарием. Но потом он появился на моем пороге, умоляя о прощении.

— И ты его сразу простила?

— Нет, я заставила его побегать за мной. Что он и сделал, причем с большим прилежанием. Вскоре я поняла, что влюбляюсь в него. Он воспринимал меня такой, какая я есть, и это не могло не подкупать. И он во мне нуждался. Представляешь, он говорил, что я — самое лучшее, что случилось с ним. Это было удивительно — при таких-то деньгах он мог получить все что вздумается, а оказывается, ему не хватало меня…

— И он завоевал тебя?

— Да, в итоге завоевал… как рано или поздно завоевывает все… благодаря своей настойчивости. — Она еще выпила вина. — Но вся беда в том, Дэвид, что, как только он что-то завоевывает, он быстро теряет интерес.

— Глупец.

— Ха!

— Нет, правда, — услышал я свой голос. — Как кто-то может потерять интерес к тебе?

Марта задержалась на мне взглядом, затем протянула руку и погладила меня по волосам. И произнесла:

О сердце, пусть любви пожар Исчезнет в дымке лет. Забудь тепло, что он нам дал, А я забуду свет [20] .

— Догадаешься, чьи стихи, получишь поцелуй!

20

Перевод Ф. Гуревич.

— Эмили Дикинсон, — ответил я.

— Браво, — восхитилась она, обняла меня за шею и легонько поцеловала в губы.

Тогда я сказал:

— Моя очередь. Условия те же:

Любой, способный размышлять На мнений ярмарке цветной, Вам скажет: красноречья мать — Бездушный говор заводной [21] .

— Ну, это посложнее, — задумалась она, снова обвивая руками мою шею. — Эмили Дикинсон.

21

Перевод А. Бохонова.

— Я потрясен!

Мы снова поцеловались. На этот раз поцелуи длился дольше.

— Теперь я, — сказал она, не убирая рук с моей шеи. — Готов?

— Абсолютно.

— Слушай внимательно, — заметила она. — Хитрый ход.

Печаль — это мышь, Что скребется в груди — ныряя В свою чуткую тишь, — И в поисках быстро шныряя [22] .

— Трудная задачка, — сказался.

22

Перевод Л. Ситника.

— Давай рискни.

— Но вдруг я ошибусь? Что тогда?

Она притянула меня к себе:

— Я надеюсь, что ты дашь правильный ответ.

— Это случайно не… Эмили Дикинсон?

— Бинго, — просияла она и повалила меня на песок.

Наши поцелуи были страстными. После нескольких сумасшедших мгновений, однако, голос разума протрубил мне в ухо не хуже воздушной тревоги. Внимая ему, я попытался высвободиться, но Марта прижала меня к песку и прошептала:

— Не вздумай. Только…

— Не могу, — сказал я.

— Можешь.

— Нет.

— Всего на одну ночь.

— Так не получится, и тебе это известно. Такие вещи обязательно аукнутся. Особенно…

— Да?

— Особенно если… ты ведь знаешь, что одной ночью мы не ограничимся.

— Вот как? Ты тоже это чувствуешь?

— Что — это?

— Это…

Я мягко отстранил ее и сел:

— Я чувствую, что… пьян в стельку.

— Ты не понял, верно? — спросила она. — Посмотри вокруг: ты, я, это море, этот остров, эта ночь. Не какая-нибудь ночь, Дэвид. Эта ночь. Эта особенная, неповторимая ночь…

— Я знаю, но…

Моя рука легла ей на плечо. Она взяла ее и крепко сжала.

— Будь ты проклят со своим благоразумием, — сказала она.

— Я бы хотел…

Марта наклонилась и поцеловала меня в губы.

— Пожалуйста, заткнись, — сказала она. Затем поднялась на ноги: — Пойду прогуляюсь.

— Могу я пойти с тобой?

— Думаю, мне лучше прогуляться одной, если ты не имеешь ничего против.

— Уверена?

Она кивнула.

— С тобой ничего не случится?

— Это же мой остров, — сказала она. — Все будет в порядке.

— Спасибо за вечер.

Она печально улыбнулась:

— Нет, это тебе спасибо.

Марта повернулась и пошла по пляжу. Я подумал — а может, догнать ее, обнять, наговорить всякой ерунды насчет любви и неподходящего времени, а заодно и о том, как я не хочу еще больше осложнять свою жизнь и как мне ужасно хочется поцеловать ее?..

Но вместо этого я поступил рационально и вернулся в дом. Сев на кровать, я закрыл лицо руками. Какой же странной выдалась эта неделя… Это было все, что пришло мне в голову, потому что мои умственные способности после длительных алкогольных возлияний пребывали в токсическом шоке. Будь я в состоянии правильно оценить все свалившееся на меня, включая мелькнувшую было мысль о том, что, возможно — только возможно! — я немного влюбился в Марту, я бы решил, что тронулся.

Но у меня не было возможности упиваться чувством вины. Как и вчера, я отключился, лежа поперек кровати полностью одетым. Только на сей раз я не просыпался до шести тридцати.

Разбудил меня легкий стук в дверь. Я пробормотал что-то смутно напоминающее английский, дверь отворилась, и в комнату вошел Гэри с подносом, на котором стояли кофейник и большой стакан воды. Я обнаружил, что ночью кто-то накрыл меня пледом. Интересно, кто же этот добрый самаритянин?

— Доброе утро, мистер Армитаж, — сказал Гэри. — Как вы себя чувствуете?

— Неважно.

— Тогда вам нужны вот эти две штучки, — сказал он, бросая две таблетки «берокки» в стакан с водой.