Искушение Дэвида Армитажа

— Эти гребаные деньги на твоем счету, Дэвид.

— В это я верю. Но вранье про венесуэльские акции? Неужели ты не мог придумать что-нибудь получше?

Пауза. Затем:

— Разве важно, как деньги попали на твой счет?

— Я только хочу, чтобы ты признался…

— В чем?

— Что он велел тебе меня подставить.

— Кто такой он?

— Ты точно знаешь, кого я имею в виду.

— Я не веду разговоры о других клиентах.

— Он не клиент. Он — Господь Бог…

— Иногда и бог бывает добрым. Так что кончай богохульствовать… особенно если речь идет о боге, который платит тебе двенадцать миллионов долларов за четыре старых сценария. Признайся, они валялись у тебя в шкафу среди грязных носков. А пока суть да дело, поблагодари меня за то, что мне удалось сделать тебя богаче на двести пятьдесят тысяч долларов. Учти, когда все рухнуло, ты остался без гроша.

Я вздохнул:

— Ну что я могу сказать? Ты гений, Бобби.

— Я приму это за комплемент. И что ты прикажешь мне делать с этим баблом?

— Ты спрашиваешь, хочу ли я, чтобы ты их инвестировал от моего имени?

— Вот именно.

— А почему ты решил, что я хочу оставить тебя моим брокером?

— Потому что ты знаешь, что я всегда зарабатывал для тебя неплохие деньги.

Я немного подумал.

— Знаешь, после выплат Элисон и расчетов с налоговой у меня останутся миллионов шесть, с которыми можно поиграть.

— Я тоже умею считать.

— Допустим, я бы хотел взять эти шесть миллионов плюс те пятьсот тысяч, которые ты для меня заработал, и вложить все это в трастовый фонд…

— Мы определенно занимаемся такими фондами. Конечно, это не самый эротичный тип инвестирования…

— Но деньги из такого фонда нельзя перевести, допустим, в индонезийские акции?

Теперь настала его очередь глубоко вздохнуть. Но он все же сказал:

— Если ты имеешь в виду надежные акции с железобетонной стабильностью, то это делается легко.

— Именно это мне подойдет. Ультранадежные. Железобетонные. И они будут принадлежать Кейтлин Армитаж.

— Мило, — сказал Бобби. — Одобряю.

— Ну, благодарю покорно. И кстати, поблагодари за меня Флека.

— Я этого не слышал.

— Только не говори мне, что ты глохнешь.

— Разве ты заметил? Да, мы все разваливаемся на части. Наверное, это и называется жизнь. Именно поэтому, друг мой, лучше всегда смотреть на ситуацию с юмором, особенно когда все идет наперекосяк.

— О, да ты еще и философ. Как же я по тебе скучал, Бобби.

— Взаимно, Дэвид… Пообедаем на следующей неделе?

— Думаю, избежать этого не удастся.

Однако звонков Салли я старательно избегал. Хотя она не была такой настырной, как Бобби, но ее имя регулярно появлялось в списке входящих. Через три недели после моего возвращения на работу я получил письмо, написанное на фирменной бумаге «Фокс»:

«Дорогой Дэвид!

Я всего лишь хочу сказать, как я рада твоему возвращению в бизнес после этой грязной кампании, затеянной Тео Макколлом. Ты же один из самых талантливых сценаристов, и то, что произошло с тобой, может вызвать только возмущение. От имени всех на нашей студии поздравляю тебя с победой над противником. Иногда и хорошие парни выигрывают.

Также я хотела сообщить тебе, что «Фокс Телевижн» кране заинтересована в развитии идеи комического сериала «Давай обсудим», о котором мы с тобой говорили в прежние времена. Если позволит твое расписание, было бы приятно встретиться за ланчем и все обсудить.

Надеюсь на быстрый ответ.

С наилучшими пожеланиями, Салли.

P. S. В телевизионной программе «Сегодня» ты был просто великолепен!»

Я не знал, хотела ли Салли таким образом извиниться. Или это был тонко завуалированный намек на возможность продолжения отношений (еще бы, ведь я был снова кредитоспособен!). А может, она изображает из себя ретивого телевизионного работника, разыскивающего так называемые таланты. Но мне не интересно было выяснять это. Я не хотел быть ни грубым, ни торжествующим, да и особого повода для торжества не было. Поэтому я сел и на официальной бумаге нашей студии написал следующую деловую записку:

«Дорогая Салли!

Благодарю за письмо. К сожалению, я вплотную занят работой над новыми сериями «Продать тебя», так что не сумею выкроить время для ланча. И уже взятые мною обязательства по написанию сценариев настолько обременительны, что я не заинтересован ни в какой работе совместно с тобой в обозримом будущем.

Искренне твой…»

И я расписался своим полным именем.

В конце этой же недели я получил прекрасные новости от Уолтера Дикерсона, который после нескольких месяцев тяжелых переговоров наконец добился того, о чем я просил.

— Ну вот, — сказал он, позвонив мне в офис. — Вам снова разрешено видеться с дочерью.

— Люси согласилась?!

— Да, она наконец решила, что Кейтлин должна видеться со своим отцом. Мне жаль, что на это ушло чертовски много времени. И вы не только можете видеть дочь регулярно, ваша бывшая жена не настаивала, чтобы это происходило под ее присмотром… что часто случается в схожих ситуациях, где отцу временно было отказано в доступе к ребенку.

— Ее адвокат объяснил, с чего это она вдруг передумала?

— Давайте скажем так: я уверен, что сама Кейтлин сыграла в этом большую роль.

Но была еще одна причина, о которой я узнал, когда полетел на север на свидание с дочерью — в первый раз за последние восемь месяцев!

Я взял напрокат машину и доехал из аэропорта до дома Люси. Через мгновение после моего звонка дверь распахнулась, и Кейтлин повисла у меня на шее. Я очень долго прижимал ее к себе. Затем она подтолкнула меня локтем и спросила:

— Подарок привез?

Я рассмеялся замечательной дерзости этого вопроса и невероятной душевной гибкости своей дочери. Мы не виделись восемь мучительных месяцев, и вот мы снова вместе. Что касается Кейт, ничего не изменилось.

— Подарок в машине. Получишь позже.

— В гостинице?

— Да, в гостинице.

— В той же, где мы жили в последний раз, — близко к небу?

— Нет, в другой гостинице, Кейтлин.

— Ты своему другу больше не нравишься?

Я с изумлением смотрел на нее. Она помнила все. Каждую деталь всех выходных, которые мы проводили вместе.

— Это очень длинная история, Кейтлин.

— Ты мне ее расскажешь?

Но прежде чем я сообразил, как ответить на этот вопрос, раздался голос Люси: