Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха

Рерих слушал молча, наклонив голову, наблюдая, как большая полосатая оса медленно ползла по грозди крупного винограда, выбирая ягоду, чтобы прокусить ее кожицу своими крохотными, но мощными челюстями. Что-то оса ему напоминала… Роем кружились воспоминания, отвлекали, и Николай Константинович взмахом руки спугнул осу — она с сердитым жужжанием улетела пулей.

Выслушав Глеба Ивановича, Рерих долго молчал, и начальник спецотдела не торопил его.

Наконец Николай Константинович сказал:

— Мне надо подумать… некоторое время.

— Сколько?

— Ну… Скажем, до завтрашнего утра.

— В таком случае я останусь у вас ночевать. Если не возражаете, конечно.

— О чем речь, Глеб Иванович! Окажите честь. Есть прохладная тихая спальня на втором этаже с видом на горы.

Николай Константинович и Елена Ивановна в своей комнате тихо проговорили до полуночи, и решение было принято.

На следующее утро, после завтрака, когда Бокий и Рерих опять оказались на веранде, где вчера вели переговоры, живописец, философ, историк и коммерсант сказал:

— Мы…— на мгновение он запнулся. — Я согласен, Глеб Иванович.

— Не сомневался, что вы согласитесь. И поступим так. Отправляйтесь в Париж и оформляйте визы во французские колонии Джибутти, Пондишери и Индокитай. Все это рядом с Индией, в одном из портов, где будет стоянка «Македонии»… Ведь вы на этом пароходе наметили отправляться в путешествие?

— Да.

— В порту, на стоянке где-нибудь в Африке переоформите визы в Индию. Помогут наши люди, проблем не будет. Не стоит здесь, в Европе, дразнить англичан, — Бокий хитро улыбнулся. — Они к вам неравнодушны. А в Париже с вами будет Владимир Анатольевич. Товарищ Шибаев работник дельный, все с визами исполнит в лучшем виде. Подробные инструкции и все остальное — вы понимаете, о чем я говорю — получите от него.

Восьмого ноября 1923 года визы во французские колонии, указанные Бокией, были получены.

Семнадцатого ноября, как уже знают читатели, пароход «Македония», на который были куплены билеты, отправился в дальнее плавание.

«Миссия Николая Рериха в Тибете» началась.

Мы оставили нашего героя и его немногочисленных спутников в индийском княжестве Сикким на границе с Тибетом в бунгало Талай Пхо Бранг недалеко от столицы княжества, Дарджилинга.

Позже Николай Константинович Рерих в своей книге «Сердце Азии» писал об одном из событий тех дней, надо особо подчеркнуть — обыденно, даже отстранение:

«Мы четверо после полудня ехали на моторе по горной дороге. Вдруг наш шофер замедлил ход. Мы увидели на узком месте портшез, несомый четырьмя людьми в серых одеждах. В паланкине сидел лама с длинными черными волосами с необычной для лам черной бородкой. На голове была корона, и красное с желтым одеяние было необыкновенно чисто.

Портшез поравнялся с нами, и лама, улыбаясь, несколько раз кивнул нам головою. Мы проехали и долго вспоминали прекрасного ламу. Затем мы пытались встретить его. Но каково же было наше изумление, когда местные ламы сообщили нам, что во всем краю такого ламы не существует. Что в портшезе носят лишь Далай-ламу, Таши-ламу и высоких покойников. Что корона надевается лишь в храме. При этом мы шептали: «Верно, мы видели ламу из Шамбалы».

В этой же книге через две страницы живописец мимоходом, как о чем-то второстепенном, сообщает:

«Наш приезд в Сикким как раз совпал с бегством Таши-ламы из Ташилумпо в Китай».

Между тем встреча на горной дороге была событием, ради которого Николай Константинович Рерих со своими спутниками мчался из Бомбея через всю Индию в Дарджилинг. Это была встреча с Таши-ламой, который после убийства его родственников «людьми Далай-ламы» спасался паническим бегством от грозящей и ему смерти.

«Случайная» встреча была составной частью плана операции «Тибет-XIV», разработанной в Москве, на Лубянке, а для главного действующего лица исторической драмы, которой предстояло быть сыгранной в центре Гималаев, — сигналом к началу осуществления основной цели задуманного…

Донесение

(после расшифровки)

Срочно, строжайше секретно. Из Лхасы — от «Пророка»:

Они встречались 28.XII.

Предпринимаем все меры, чтобы вокруг Главного концентрировались люди Т-Л.

В монастыре Морулинг подготовлены монахи-паломники в Талай Пхо Бранг. Требуются дополнительные средства — монахи алчны.

Из финансового резерва, который предоставили в наше распоряжение, выделено для «пророка» (на монастырь Морулинг) 5 тысяч русских золотых рублей.

Лонго

30.XII.23.

Урга

Лонго был резидентом Лубянки в Монголии, который руководил всей советской агентурной сетью в Китае и Тибете. Резиденция его находилась в Урге, под крышей правительства Монгольской народной республики, и кабинет человека, работавшего на внешнюю разведку России и имевшего кличку Лонго, располагался рядом с кабинетом вождя монгольского народа Сухэ-Батора — он был одним из его заместителей.

Внимательно прочитав донесение, Глеб Иванович Бокий поднялся с неудобного канцелярского кресла («Уж больно низкое и жесткое») и в задумчивости прошелся по кабинету.

«Алчны не тибетские монахи. Алчны все наши агенты. Все гребут под себя. Впрочем, наверняка и эти монахи алчны…»

Настроение портилось.

Начальник спецотдела при ОГПУ подошел к окну, отогнул край шторы — над Москвой застыло холодное темное небо в редких звездах.

Было второе января 1924 года. Вернее, ночь с первого на второе января: часы показывали четверть третьего.

«Все должно получиться… Все должно получиться…»— твердил про себя главный разработчик операции «Тибет-XIV».

Зима 1924 года задерживает экспедицию Николая Константиновича Рериха в Сиккиме, в его временной резиденции, в которую превратился Талай Пхо Бранг. Но неутомимый подвижник — живописец, историк, философ — не сидит на месте, он полон энергии, он деятелен и неутомим: поездки в дальние и ближние монастыри, изучение древних книг в их библиотеках, встречи с ламами и монахами, раскопки в оставленных людьми в незапамятные времена городах и горных поселениях, сбор разнообразных коллекций, приобретение — по самым высоким ценам — произведений искусства: живописи, скульптуры, рукописей, предметов народного быта (о неимоверно щедром «американце» по округе уже распространяется молва). И — новые картины, эскизы к задуманным полотнам, в которых преобладает гималайская тема: горные пейзажи, виды монастырей, ламы, пророки, Шамбала, легенды о ней, Будда — художник в походных условиях не расстается с мольбертом и кистью. Он рисует в любых обстоятельствах: в лютый холод и под ветром, валящим с ног, в первых лучах встающего из-за горных снеговых вершин солнца и в нереальном свете огромной луны, покисшей в небе над мистическим краем высочайших вершин мира.

И безусловно, Рерих не только великий труженик и пытливый исследователь, он мужественный, бесстрашный человек, вечный путешественник, идущий к поставленной цели всегда, постоянно, наперекор всему, во что бы то ни стало. Другое дело — какова эта цель… Но он имеет полное право сказать о себе:

Чем-то зовущим, неукротимо влекущим наполняется дух человеческий, когда он, преодолевая все трудности, восходит к этим вершинам. И сами трудности, порой очень опасные, становятся лишь нужнейшими и желаннейшими ступенями, делаются только преодолением земных условностей. Все опасные бамбуковые переходы через гремящие горные потоки, все скользкие ступени вековых ледников над гибельными пропастями, все неизбежные спуски перед следующими подъемами, и вихрь, и голод, и холод, и жар преодолеваются там, где полна чаша нахождений.