Искушение Ворона (Черный Ворон - 7)

– Главное, если будут прикалываться на предмет секса, - надо разобраться для начала кто есть кто, а то можно пролететь. Там любой может себя за крутого выдать, а найдем влиялу, можно и подмазать. Я укомплектована на случай заразы. Даже спецовок прикупила. Закачаешься! Если у тебя фартить будет, я тебе выдам на раз-другой. А лучше вообще без всего ходить. Если что, можно по-быстрому: и ему приятно и тебе без хлопот. Потом эффект неожиданности тоже сильно их долбит.
– Красноволосая девчонка уверенно инструктировала коротко остриженную худенькую блондинку, похожую на девочку из секции спортивной гимнастики.
– И запомни! Держаться надо вместе. Мы с тобой на контрасте клево смотримся! Типажи разные, понимаешь? А главное - дуэт. Прикид можно будет и напрокат брать.

– Я боюсь, на меня никто не клюнет. У тебя груди хоть есть, а мне хоть силикон закачивай!
– грустно отозвалась стриженая.

– Да плюнь ты. Вон у мужиков вообще грудей нет, но они же трахаются, и это для них не помеха.

– Так то педики.

– Да в Голливуде все би. А может даже еще круче. Раз уж решилась, готовься к секслэнду. Будь проще, не погружайся, а то свихнешься или на геру подсядешь, и полиэтиленовый пакет на молнии будет твоим последним прикидом.

– Я со стариками не очень могу. Тошнит. Попадется какое-нибудь лет за сорок ископаемое. У них дряхлое тело, как у моего деда. А уж про член и говорить нечего.

– Ну и что? Если что, можно и прикусить, главное потом джином прополоскать и порядок. Ты думаешь, на тебя сразу Ромео бросится? Это еще отработать надо. Зато потом, если сфартит, ты уже сама выбирать будешь как по каталогу. Еще очередь встанет. Запомни. Главное - имидж создать. Надо только выбрать какой. Можно под школьницу-праведницу, можно под Лолитку.

– Я ее не знаю, твою Лолитку.

– Дура, кино такое было, ну про школьницу гипер-секси, которая старика соблазнила.

– А-а, въехала. Страшновато мне что-то. Может лучше музоном пробьемся, там проще: спел, подрыгался и в постельку.

– Во-во в постельку к потному менеджеру, тихому садисту-одиночке.

– Не, я садистов терпеть не могу. Даже не понимаю этого кайфа.

– А я бы попробовала... Особенно мне нравятся их примочки всякие: плетки, наручники, цепки разные. Ради Голливуда я и пострадать готова. Зато потом!
– красноголовая закатила глазки и зачмокала губами.

"Ах, ничего они дурочки не смыслят!
– думала Таня, краем уха прислушиваясь к непристойной болтовне соседок, - вообразили, что смогут через секс пробиться на первые роли? Не знают, не ведают дурочки, что кино - бешеная круговерть, где режиссеры и продюсеры прежде всего заняты деланием денег. А искать на съемочной площадке сексуальных развлечений удел околокиношной тусовки, а не тех, кто реально имеет власть и кто реально принимает решения..."

Татьяне так и хотелось сказать этим несмышленым девчонкам, что они в плену стереотипного заблуждения.... Такие, как они - юные татуированные хипповочки, - обычно заканчивают свою голливудскую карьеру в посудомоечной каморке задрипанного ресторанчика или за стойкой в хот-дог-стэнде...

Но Таня промолчала - ничего не сказала наивным соискательницам голливудского счастья. "Еще скажут, дескать, ты, старая тетка, из зависти к нашей молодости со своими сентенциями пристаешь!
– подумала Таня, с легкой улыбкой глядя в иллюминатор на облака, - но разве я им завидую? Я в самом расцвете лет, я в самом соку, я на пике удачи!"

Но как-то странно подействовала болтовня девчонок на Таню. Откровенное отношение к сексу, без привычного ложного стыда вызвало у нее ненужное возбуждение. Павел не так уж и давно был с ней, а показалось, что она не была с мужчиной целую вечность. И острое желание пронзило ее тело.

"Пашка, Пашка, что ты натворил.. Как я теперь буду одна? С кем? Может и мне придется ублажать потного менеджера..."

С этими мыслями она и не заметила, как заснула.

И Тане приснился сон. Она идет по красной дорожке под ручку с самим Колином Фитцсиммонсом... На ней черное с красным платье с от крытой спиной, на шее и на запястьях бриллианты... И папарацци щелкают затворами своих "никонов"... Она идет по нескончаемой красной дорожке по коридору воплощенной славы... Публика истошно вопит, простирая руки, желая потрогать, прикоснуться к своим кумирам... А впереди идет парочка - Арнольд Шварценеггер с дамой... Таня не могла различить с какой... Но вдруг Арнольд натолкнулся на откуда-то, словно черт из коробочки, выскочившего Клода Ван Дамма... И тут они принялись толкаться. И принялись по-русски говорить друг дружке: ну ты, мол, чего? А ты чего? А я ничего! Ну и отвали, если ничего... А эта дама, что была со Шварценеггером... Она вдруг обернулась к Татьяне лицом и тоже как толкнет ее!.. Ты чего? И Таня испугалась. В подруге Арнольда она узнала ту женщину... Ту, с которой давным-давно не виделась...

Самолет встряхнуло... Шасси коснулись бетона...

"Дамы и господа! Мы прибыли в Лос-Анджелес... Температура воздуха восемьдесят градусов по Фаренгейту".

Восемьдесят, по-нашему, больше двадцати... Здесь, на юге штата зимы, наверное, вообще не бывает, так, ранняя осень, переходящая в позднюю весну...

В конце самодвижущейся дорожки, по которой из терминала пассажиры Пан-Америкэн попадают в главный вестибюль, среди плотной группы встречающих, Таня стала высматривать своего... А вот и он. Парнишка лет восемнадцати, с мелированными косичками, гирляндой сережек в розовых ушах и крашеной в рыжее жиденькой бородкой. В руках парень держал табличку "Мунлайт Пикчерз - миссис Розен".

– Хай, миссис Розен это я, - сказала Таня, протягивая парню руку.

Он как-то вяло пожал ее, и вопреки Таниному ожиданию, не взял у нее чемодана, буркнул что-то неразборчивое и бодрым, достойным собачьих бегов пэйсмэйкерским шагом засеменил к паркингу... Таня со своей сумкой и чемоданом на колесиках еле поспевала, думая про себя: пареньку поручили ее встретить, и он выполняет строго "от сих - до сих", по воспитанию своему полагая, что все политесы - от лукавого. И Таня не сердилась на этого паренька, хотя от быстрого шага ее с чемоданом заносило на поворотах. Она с улыбкой подумала, что если расплести его косички, повынимать сережки из ушей и отмыть от краски бороду, получится тип этакого сердитого студента конца XIX века, в чистом виде народоволец, которому впору Родю Раскольникова играть.

Стью, как звали сердитого студента, доиграл свою роль до конца, когда буквально добежав до своего "плимута" и раскрыв багажник, и не подумал помочь ей закинуть в него тяжелый чемодан.

По дороге в гостиницу сердитый студент все же разговорился.

Оказалось, что Стью год как в Лос-Анджелесе, приехал завоевывать Голливуд с Восточного побережья. Поступал в актерскую школу, не поступил, но пристроился на киностудии администратором. Снимался в массовках, работал декоратором. Теперь снова будет поступать на курсы, всю зиму брал уроки актерского мастерства. Разговорившись, Стью немного оттаял и по прибытии в "Маджестик-Отель" даже помог Тане выгрузить из багажника чемодан.

В общем-то Стью оказался милым парнем, и за то, что он терпеливо ждал ее на паркинге, покуда Таня совершала гостиничные формальности, она решила угостить сердитого студента завтраком.

Стью взял себе омлет, кофе и кусок яблочного пирога.

"Стопроцентный американец", - подумала она, глядя, как одной вилкой, обходясь без ножа, Стью терзает омлет, прихлебывая кофе из фаянсовой кружки. Сама же ограничилась тостами и чашкой зеленого чая без сахара. Надо следить за фигурой: назвалась груздем - полезай в кузов!

Актриса должна страдать. Так что ли великая Анна Павлова про балерин говорила, про сладкую каторгу?

И тосты и чай показались отвратительно-пресными. Это вам не Париж, это Америка! Здесь вкусно покормить никто не умеет!

Таня смотрела, как он ест, и вдруг поймала себя на мысли, что ей очень нравилось смотреть, как ест Павел. Ее ослик - Пашка... И что теперь ей так не хватает любимого мужчины, хотя бы сидеть утром на кухне и смотреть, как он пьет апельсиновый сок... Наверное, в тюрьме сок не дают, да и вообще не понятно, чем их там кормят. Надо Лизку попросить передачу собрать. Хотя нет, нет, и думать о нем сейчас нельзя, а то опять все рухнет. Надо собраться и не раскисать - и никаких воспоминаний!..