Искушение ворона
Шрифт:
– Что? – переспросил Эдди.
– А был такой анекдот, – уныло ответил Павел, – во Вторую мировую один еврей, чтобы не идти на фронт, предложил Государственному комитету обороны оставить его в тылу и дать ему денег, паек и лабораторию, а за это он в течение двух лет обещал наладить производство сливочного масла из обычного дерьма…
– Ну? – переспросил Эдди.
– А то и ну, что через два года с еврея потребовали отчета о затраченных средствах. Он и говорит комитетчикам, что, де, половина проблемы уже решена – намазывать на хлеб продукт уже можно, но жрать пока нет…
Эдди
– Значит, и у нас полдела сделано, на природный импактит капли уже похожи, а то, что не желают работать как гироскоп, отнесем к проблемам второго плана…
По средам, вечером, после конной прогулки, Павел вновь связывался с домом.
Лизавета сидела на фоне той же книжной полки со знакомыми корешками Пушкина и Достоевского, но на этот раз блузка на ней была голубая с кружавчиками.
– Как мальчики, как Таня? – спросил Павел.
– Я передавала Татьяне твое пожелание говорить с ней, – ответила Лизавета – но она еще не готова… Ты ведь должен ее понять, после того что произошло между вами, она не может так сразу, она ведь не машина какая-нибудь…
Идиллия оборвалась резко, в один день.
Утром под привычной «Кроникл» он обнаружил на пороге своего домика увесистое издание… «Лос-Анджелес Таймс», которую до сего дня ему ни разу не приносили…
С живым интересом просматривая многостраничный «матрац», пробежав глазами передовицы о результатах первичных выборов в штате Калифорния и о речи Клинтона перед выпускниками академии Вест-Пойнт, Павел раскрыл полосной разворот светской хроники…
И там увидел… Среди дюжины фотографий всяких разных голливудских знаменитостей в сногсшибательных нарядах он увидел свою жену Татьяну, сидящую на коленях у какого-то цыгана, у какого-то Гришки Распутина, нагло ухмыляющегося и откровенно лапающего его… его жену.
Павел приблизил газету к глазам, поискал рукою очки и принялся внимательно читать убористый текст заметки…
Колин Фитцсиммонс предложил главную женскую роль в своем новом фильме сорокалетней чешской актрисе Тане Розен. В то время как муж актрисы отбывает срок в тюрьме за изнасилование малолетней, сама Таня весело развлекается в Лос-Анджелесе, заведя роман с известным исполнителем цыганских песен Григорием Опиумом-Орловским.
Павел еще раз перечитал текст. Ошибки быть не могло. Это была его жена Татьяна. Все верно.
Но почему?
И тут он вспомнил, как Таня спрашивала тогда, еще перед судом, правда ли то, в чем его обвиняют. Вспомнил и что ответил ей тогда.
А что он мог сделать? Только верить, что она не поверит.
Вот какая история у них теперь вышла!
И Павел, открыв свой мини-бар, достал бутылку бурбона, где с прошлой вечеринки оставалось где-то с треть… И допил крупными глотками из горлышка… До дна.
Вторая мерзость случилась во время очередного разговора по видео с Лизаветой.
Та снова сидела на том же фоне, только цвет блузки поменялся с голубого на красный. Цвет блузки поменялся… А прическа – не поменялась. Та же прядь, точь-в-точь такая же, отбившись от массы других волос, свисала над левым ухом свояченицы.
– Лиза, а почему ты ничего
мне не говорила о том, что Таня переехала в Лос-Анджелес и снимается в кино? – спросил Павел, как только они поздоровались.– Я не хотела беспокоить тебя, – ответила Лизавета после мучительно долгой паузы.
Паузы чересчур длинной. Ненатурально длинной. Ненатуральной оттого, что лицо свояченицы ничегошеньки не выражало. Как будто он, Павел, не в обмане ее упрекнул, не в утаивании чего-то важного, а так, в какой-то ерунде…
И тут Павел решился. Мысль пришла в голову мгновенно.
– Ты, Лизавета, ты опять нам с Таней медвежью услугу оказываешь, как тогда, в Хмелицах, помнишь? – спросил Павел внимательно вглядываясь в Лизаветино лицо, – тогда мы с Танечкой тоже поссорились, а ты придумала, как нас мирить, да только еще пуще поссорила, помнишь?
– Помню, – ответила Лизавета после почти минутной паузы…
Павел ничем не выдал себя. Он спокойно договорил. Спокойно попрощался с Лизой.
Внешне спокойно. Но что творилось у него в душе!
Лизавета не могла помнить того, чего не было в их жизни. Он никогда не был в Хмелицах с Таней. Он вообще никогда не был в Хмелицах! А это значит, что это была не Лизавета. Он разговаривал с электронной игрушкой.
Новая электронная компьютерная игра для одиноких мужчин – поговори со своей семьей!
Ай да молодцы программисты из Ред-Рок!
Питер Дубойс – Георг Делох
Беркенсдейл-Стрит
Лондон, Великобритания
Апрель 1996
Георг Делох был вещуном… И как положено классическим вещунам, Делох тяготел к притчам. От слепых пифий его отличало лишь то, что он был зряч. Один только Бог ведал, откуда Делоху являлось истинное видение сути вещей. Но сам профессор уверенно полагал, что его способность к прорицанию основана не на химерах тонких материй и метафизике психических энергий, а на накопленной в его светлой голове базе знаний, оперируя которой тонкий профессорский ум на подсознательном уровне безошибочно угадывал ответы любых задач…
Они сидели в пустом чайном салоне на Беркенсдейл, и Делох чистой воды самородками гнал Питеру килобайты ценнейшей информации. И то обстоятельство, что профессор подчас вещал притчами, ничуть Питера не смущало. Имеющий уши да слышит!
– Ряженая дамочка – русская, я сразу понял по глазам, еще до того, как она меня чисто по-советски козлом обругала, – усмехаясь уголками губ, рассказывал профессор, – и когда она мне выпалила, чего мол уставился, старый козел, я не обиделся, а удовлетворенно отметил про себя, какой я все же молодец!
Питер пропустил похвальбу Делоха мимо ушей и кивнул, как бы подгоняя профессора: давай-давай, дальше рассказывай.
– А почему вы решили, что она ряженая?
– А я ее потому раскусил, что она в роль свою до конца не вжилась, – ухмыльнулся Делох.
– Как это – не вжилась? Поясните подробнее.
– А так, что глядела она на молодых мужиков с привычным вызовом, мол, какая я красотка – полюбуйся! Но забыла, что по роли-то она не молодая и не красотка совсем!
– И вы это почувствовали?