Искушение
Шрифт:
– Езжайте в Италию, это их болезнь, - сострила участковая врачиха, женщина милая и приятная во всех отношениях. Если бы она еще и лечила...
– И лучше всего навсегда, - весело подытожила врачиха.
– У вас там все само пройдет. Например, ваше хроническое воспаление легких.
Но за границей Кате бывать не пришлось, если не считать зарубежьем Украину и Прибалтику, куда Катя ездила еще в те времена, когда они были советскими.
Она мучилась и думала, что бывают просто благородные болезни - сердце, мигрень, а есть низменные, грязные, отвратительные - живот. Что и выпало ей на долю в полной мере.
"Волшебное" открытие насчет трех стадий гастрита: плохо, очень плохо и совсем плохо. Желудок, голова, низкое давление... Вегето-сосудистая дистония. Страшная штука, если хорошенько испытать ее на себе.
Потом оказались камни в желчном пузыре. Сколько лет их отыскивали... Вырезали, наконец. Стало полегче. Зато обнаружили панкреатит.
– Лучше бы у вас оказалась язва, - посетовала милая участковая врачиха.
– Для нее препаратов - миллион двести, а панкреатит лечить даже нечем. Ферменты и голодание.
Голодание... Это при Катином весе...
Врачи - обычные люди, ничего ни в чем не понимающие. Нашли когда-то такую отличную помойку - нервная почва - и давай туда все валить до кучи. Да, нервная почва - она на редкость благодатная, на которой может подняться что угодно. И произрастает с превеликим удовольствием.
На летнюю поездку в Крым родители копили целый год, понемногу откладывали из каждой получки, зато потом... целый месяц блаженства... Каждый раз, расставаясь с морем, Катя плакала. И мать торжественно обещала привезти ее сюда следующим летом.
Потом Катя выросла, началась другая жизнь, и о море пришлось забыть. По крайней мере, приказать себе о нем не думать, иначе воспоминания становились болезненно-навязчивыми. И эта новая боль... боль, боль, боль... прибавившаяся к привычной - голова, живот, спина, зубы, ноги... Эта новая - неизвестно где живущая, в сердце?
– нет, непонятно - но такая настойчивая, могучая, властная... И стало трудно различать, что сильнее - та, привычная с детства боль - живот, голова, зубы - или эта новая, неизвестно откуда взявшаяся... И эта неизменная худоба, костлявость какая-то... Не в коня корм. Что же ты такая худая, Катя? И даже после родов не можешь поправиться...
Она с ужасом смотрела на себя в зеркало. Платья сорок четвертого размера были велики, даже сорок второй висел на ней, обвисал, торчали бедра и выпирали ребра... В молодости Катя вполне уверилась, что замуж ей ни за что не выйти. И думала только об одном: надо родить ребенка... Родить на любых условиях и вырастить. Пусть в одиночку, все равно...
Такую худую никто замуж не возьмет, дураков нет. Но их оказалось намного больше, чем она предполагала. И замуж она все-таки вышла. Правда, всего на два года, но Платоша родился вполне законным дитятей. Семейная жизнь... короткая, как июльская жара в Москве. И все-таки Кате повезло. Странно, но за ней даже ухаживали и другие, кроме мужа. И до замужества, и после.
Она дала слово себе не повышать голос на сына - ее родители всегда срывались на крик. Почему то же самое нельзя сказать спокойно? Но вот нельзя, не получается... И Катя съеживалась от постоянных громких резких замечаний. от недовольства,
оскорблений... У тебя не руки, а крюки... Да что ты умеешь? Выйди из кухни, не мешай! Но как же тогда научиться чему-то? Выйдешь замуж - научишься! А пока учись в школе! Это твое дело! Опять ведь вчера тройку принесла!В первом классе Катя полюбила декламировать взрослым::
– У Иры на окне кактус. Ира тронула кактус и уколола руку. У Иры - рана.
Мать удивлялась:
– Ну уж! От колючек кактуса - и прямо-таки "рана"? И почему ты талдычишь без конца одно и то же?
А надо было претензии не дочке предъявлять, а гениальным составителям букваря. Потому что Катя просто дословно, наизусть повторяла букварный текст.
В комнате всегда было душно, родители, особенно бабушка, почему-то панически боялись открытых окон. Сквозняк! Опять ты сквозняк устроила! Тебе что, дышать нечем? Нечем дышать...
Однажды явившаяся на вызов педиатр велела матери распахнуть окна настежь, и ребенка - прямо под сквозняк. Тогда погибнет вся инфекция.
– Вместе с ребенком!
– крикнула мать.
И наотрез отказалась от всяких вольных ветров. Привычно запричитала:
– Прозрачная девочка! Ничего не ест! А тут - сквозняк!
Катя зашла как-то в гости к школьной подруге и искренне изумилась, и порадовалась открытой форточке. Села возле. В комнату с улицы плавно тек осенний холодок, приветливый и ровный.
– Ты ничем не больна! У тебя нет никаких болезней!
– упорно, наперекор действительности, вдруг начала позже твердить мать, словно убеждая в этом и себя, и Катю, и всех остальных.
Мать пережила личную перестройку и теперь считала, что у дочери не может быть и не должно быть в жизни ничего плохого, только все отлично или хорошо. Потому хоть и страдала из-за Катиных троек и болезней, но рассматривала их как случайности. Самовнушение - крайне удобная, выгодная штука. Приучает видеть вещи такими, какими ты хочешь их видеть, какими нужно именно тебе, а не такими, какие они есть на самом деле.
– Катюшу надо лечить, - часто говорила бабушка.
– Лара, тебе надо отвести ее к врачу.
Мать досадливо отмахивалась.
– Ничего у нее нет!
– А голова все время болит?
– Выпьет анальгин - пройдет. Дать тебе таблетку?
– Давай дай!
– бормотала Катя.
Сколько можно их пить?..
– Мама, как ты думаешь, почему у капитанская дочка просит у Екатерины милости, а не правосудия? Разве милость выше всего?
– Наверное, выше. А Пушкин - гений. И незачем его обсуждать. Ты опять недоела котлеты. Совсем ничего не ешь, это безобразие! Есть надо, это топливо для организма.
– А песни Окуджавы тебе нравятся?
– Не знаю, почти не слышала. По телевизору как-то передавали... Очень заунывно. Ты вчера снова принесла из школы бутерброды, даже не тронутые. Тебе поправляться надо, откармливаться, посмотри на себя!
Когда Кате в старших классах сделалось совсем плохо, неустойчиво в этом мире, неуютно, а сам мир превратился в серый и тусклый, как дождь за немытым окном, когда вдруг душа отчаянно заметалась и жалобно заныла - отчего? почему?
– Катя попросила мать отвести ее к врачу. Никогда не забыть, каким стало лицо матери: жестким, металлическим, пуленепробиваемым...