Искушение

– Откуда вам знать?

– Я права, вот увидишь.

– На чужом несчастье счастья не будет.

– Тебе откуда знать? Что ты, деревенщина, в этом понимаешь? Правда, – Нина Степановна ткнула ее искореженными артритом пальцами в бедро, куда смогла достать, – за то время, что ты с нами живешь, изменилась ты, девка. Другая стала, осмелела. Больше не похожа на затравленного зайца. Одежда, прическа, макияж, манеры – ты, как губка. Откуда ты взялась такая? Сколько раз у сына, невестки спрашиваю – молчат.

– Я тоже промолчу. – Женя решительно направилась из комнаты. У двери оглянулась. – И то правда, что страдания нам за грехи наши посланы.

– Ты свои уже замолила? – усмехнулась Баринская. – Одним больше, одним меньше – всего и дел-то.

В своей комнате Женя бросилась на диван, несколько раз изо всех сил стукнула по нему. Чувства, переполнявшие Платову, рвались наружу. Как нелегко держать их в себе. Поделиться не с кем. И раньше подруг мало было, а теперь и вовсе все общение – Баринские да продавцы в магазине. Да разве можно кому-то сказать о том, что предлагает ей несносная старуха. Неважно, что ей еще нет шестидесяти. Выглядит она на все семьдесят, а ведет себя паскудно. Сына своего, говорит, любит, но разве так выражают любовь?

Несмотря на абсурдность предложенного Ниной Степановной, Женя чувствовала, что не может выбросить услышанное из головы. Сначала девушка представляла себя рядом с Геннадием Ивановичем. Как они идут вместе по улице, а прохожие смотрят им вслед, не в силах оторвать взгляд от красивой пары, излучающей счастье. Уже к концу уик-энда Платова, прижимая ладонь к груди, едва справлялась с волнением от очередной фантазии. На этот раз она не была невинной: объятия и жаркие ласки Баринского заставляли девушку краснеть и бороться со сбившимся дыханием. О существовании жены, оказывается, так легко забыть.

Все стало на свои места с возвращением Влады и Геннадия. Женя с облегчением вздохнула: все-таки оставаться один на один с Ниной Степановной она больше не рискнет. И вообще общение с ней нужно свести к минимуму. Зловредная старуха подписала себе приговор: теперь Женя хотела избавиться от необходимости изнурительной заботы о больной и мечтала стать хозяйкой заветного мешочка из бархата.

Такую красоту Женя видела только в кино. В воскресные дни к ним в клуб обязательно привозили какую-нибудь душевную индийскую мелодраму. Главная героиня блистала украшениями, кажущимися Жене чем-то запредельным, нереальным. Теперь у нее была возможность получить нечто подобное. Деньги и драгоценности давно являлись для Платовой мерилом настоящей жизни, показателем уровня возможностей, тем, что помогает чувствовать себя уверенно. Она была готова отказаться от нищенского существования с бабушкой, но от той жизни, которой волей судьбы жила в этой семье, – никогда.

За все эти месяцы Женя не скучала по дому, Дусе, Глаше, вычеркнула из памяти неприятную историю с Витькой Селезневым. Платова стала другой. Она смотрела в зеркало и видела девушку своей мечты. Ту, какой она бы никогда не стала, останься она в селе. Больше не будет вонючего коровника, изнурительной работы на огороде, похотливых взглядов вечно пьяных односельчан. Ради того, чтобы приходить в восторг от собственного отражения и ловить восхищенные взгляды мужчин, Женя была готова на все. На то «все», что называют крайностью, то, что называют преступлением.

– Ты какая-то напряженная, – заметила Влада Сергеевна за вечерним чаем. Щедро нахваливая маковый рулет, который Женя испекла по случаю их возвращения, Баринская не могла понять, что ее так настораживает в облике и поведении девушки.

– Наверное, я переволновалась.

– Нина Степановна?

– Да. Она стала… Я обращаюсь с ней, как с родным человеком, а она так часто недовольна мной. Мне обидно, очень обидно. Когда вас не было, она была ко мне особенно несправедлива.

– Не принимай близко к сердцу. – Влада Сергеевна отставила чашку с чаем, подошла к застывшей у окна Жене. – Она больной человек. Это ее единственное оправдание, но… Если ты больше не можешь выносить ее капризы, если у тебя больше не осталось сил ухаживать за ней, ты должна прямо об этом сказать. Мы не в праве удерживать тебя и дня.

– О чем речь? – в кухню вошел Геннадий Иванович. Он нехотя услышал последнюю фразу жены.

– Женя устала, – Влада повернулась к мужу. – Ей нужно отдохнуть от нас.

Платова так и не повернулась. Она пыталась придать своему лицу выражение бесконечной скорби. Она приказывала себе заплакать, но сделать это по заказу оказалось не так-то легко. Тогда Женя представила, что снова окажется перед необходимостью возвращаться домой. Слезы сами полились из глаз. Не сдерживая их, Женя повернулась.

– Да что случилось? – Баринский подошел, обнял ее. – Успокойся, пожалуйста.

Женя подалась к нему всем телом. Она знала, что сразу он ничего не поймет, ничего не почувствует. Он смотрит на нее, как на взрослую дочь, не допуская в мыслях иного общения. Но должна же она с чего-то начать? К тому же ей были интересны собственные ощущения. Кажется, ей понравилось. И его нежное прикосновение, и твердость мускулов, и терпкий запах одеколона. Внизу живота разлилось приятное томление, жар. От удовольствия Женя закрыла глаза, а когда открыла, встретила растерянный взгляд Влады. Баринский, не замечая происходящего, взял Женю за плечи, посмотрел ей прямо в глаза.

– Ты не должна так огорчаться. Если у вас не складываются отношения, мы будем искать другую сиделку.

– У нас нормальные отношения, – всхлипнула Женя. Нужно было срочно изменить смысл разговора. – Просто, просто… Ваше отсутствие… Оно казалось вечным. Однажды я уже ждала своих родителей, а они не вернулись.

– Боже! – Влада прижала кончики пальцев к вискам, покачала головой. – Все зашло слишком далеко. Бедная девочка. Гена, что ты молчишь?!

– Я боюсь сказать что-то лишнее, обнадеживающее, хотя очень хочу сделать это.

– Хочешь, но боишься? – Влада нервно засмеялась. – Это в твоем стиле.

– Иди отдыхай, Женя. Отоспись, завтра утром не вскакивай. Мы справимся сами. – Баринский дождался, пока Платова вышла из кухни, и обратился к жене. – Что с твоим лицом?

– С моим лицом? Оно смазано кремом. Ты имеешь в виду блеск?

– Я имею в виду выражение.

– Давай выпьем чай, – меняя тему, Влада отрезала Геннадию кусок бисквитного рулета. – Попробуй. Женя отлично готовит.

– Я знаю.

– Лучше меня готовит.

– Ты бываешь справедливой, – жуя рулет, заметил Баринский.

– Например, когда говорю, что мы заигрались в близкие отношения с чужим для нас человеком.

– Пойдем спать, – улыбнулся Баринский.

– Гена, это очень серьезно.

– Конечно, – Геннадий подошел и поцеловал жену в уголок рта. – Пойдем, наш уик-энд должен получить логическое завершение.

Чуть позднее Баринский покрывал благодарными поцелуями лицо Влады. Ему всегда было так хорошо с этой женщиной. Хотя в его жизни были мимолетные интрижки, ни одной из них он не придавал особого значения. Они не имели для него важности, потому что любил он только одну женщину – свою жену. К ней он и возвращался из объятий любовниц, существовавших для него только в миг наивысшего наслаждения.