Искушения наших дней. В защиту церковного единства

Люди, работавшие с наркоманами, заметили одну особенность: наркоман, переставший употреблять наркотики, психологически возвращался в тот возраст, в котором он начал их употребление. Годы, проведенные под воздействием наркотиков, как бы отсутствуют в подлинном духовном багаже человека — они попросту украдены бесами. Это говорит о том, что наркотики есть средство ухода от личной ответственности, с принятием которой и происходит взросление и духовное становление человека.

То же самое происходит и с прельщенными: годы, проведенные в прельщении, можно вычеркнуть из духовной жизни — сознание прельщенного остается на детском уровне. Поэтому прельщенные во всех своих действиях напоминают избалованного ребенка, возомнившего, что он в семье главный — раз все по его распоряжению бегут менять его штанишки и кормить его с ложки. Прельщение происходит от духовной незрелости — на самом деле это пребывание в духовном младенчестве. Поэтому более точного определения этому явлению, чем младостарчество, не придумаешь. Через это раскрывается и подлинный смысл властолюбия. На самом деле оно — есть несамостоятельность, зависимость властвующего от его окружения. Но эта зависимость никогда не осознается младостарцем. Наоборот, ему кажется, что все зависимы от него, что он помогает всем.

Искушение властью и «чудесами»

Беззаконная власть имеет свою логику — она всегда стремится к абсолютному обладанию, но ничто так не развращает человека, как абсолютная власть. Она дает волю всем явным и скрытым страстям, ибо лучшее питание для страсти — это власть. Особо в такой свободе страстей, которую только и дает человеку власть, развиваются гордость и захватнические инстинкты. Такая страсть прежде всего разрушает самого младостарца изнутри, ибо внутри его произошла измена Христу, потому что младостарец принимает те три дьявольских соблазна, которые отверг в пустыне Христос. Он соблазняется материальной стороной жизни, он соблазняется и чудесами — все время ищет чудес для подтверждения своей избранности и для доказательства того, что Бог о нем заботится и ангелы служат ему. И, самое главное, он соблазняется властью, границы которой он постоянно пытается расширить.

Подлинным источником и движителем властолюбия является страх, но не страх Божий, а страх отчуждения и одиночества. Стремление к власти — это попытка преодолеть отчуждение, но противозаконным путем — путем самоутверждения. Поэтому властолюбие — это признак глубоко сокрытого комплекса неполноценности. Оно — есть компенсация за постоянное внутреннее давление, страха перед отчужденным миром и человеком.

Распознается властолюбие очень просто по тому, что властолюбивому человеку не важно выполнение порученного им дела, а важно, чтобы оно было выполнено только так, как он предлагает. Властолюбивый человек — принципиальный противник творчества, потому что творчество не может быть подвергнуто тотальному контролю.

«Канонизация» ложных традиций

Властолюбие выращивает в пасомых самый уродливый и отвратительный сервилизм — раболепие и человекоугодничество под маской смирения, что, собственно, является лишь обратной стороной властолюбия^[38]. Деспотизм и рабство произрастают из одного корня: и то, и другое — это бегство от ответственности и от бремени свободы. Поэтому такие лжестарцы очень склонны к репродуцированию себе подобных. Тем, кто идет следом, гораздо легче пойти на нравственный компромисс. Дорога, проторенная и укатанная ложью, уже не вызывает таких затруднений, которые были у первопроходцев. Так возникают ложные традиции и предание, которые на приходском уровне канонизируются и получают статус якобы общецерковных. И таким образом эта «доморощенная» традиция вовлекает в ложь все новых и новых людей.

Наиболее стойкой лжетрадицией является упорное непризнание некоторыми священниками невенчанного брака (вопреки церковным установлениям, признающим брак, совершаемый по гражданскому закону). Для оправдания этого новшества изобретено даже неслыханное в богословии понятие «блудный брак». Если принять эту ложь, то придется признать, что все христиане до X века жили в «блудном браке», поскольку венчание как церковное благословение на уже совершившийся брак между верующими людьми было введено только в IX веке…

У иных младостарцев в обычае стало отправлять духовных чад в глухие деревни (в больших городах, дескать, не спасешься), девушек и молодых людей благословлять исключительно на монашество (в миру, якобы, тоже не спасешься).

Появилась своеобразная «мода», особенно среди христианок: стремление обязательно иметь «старцев» в духовных руководителях. Это чревато созданием культа личности вокруг священника, разжиганием гордости («наш приход особенный, только у нас благодать»), искажением всей духовной жизни.

Вряд ли нормальной можно признать ситуацию, когда некоторые священники сквозь пальцы смотрят на новейшие рецидивы языческого сознания у своих прихожан (например, такие «обычаи», как изобретенный некоей «схимонахиней» чин «крещения» нерожденных младенцев, который является попросту антицерковным, употребление некоей «чисточетверговой воды» и т.д.).

А взять «традицию» послушания только своему батюшке, чье «мнение» возводится в культ. От одной прихожанки довелось услышать такую фразу: «Л мы с батюшкой Патриарха не слушаем, мы слушаем только старцев». Надо ли говорить, что при таком двойном стандарте послушания, когда общецерковные постановления представляются как нечто необязательное, от послушания ничего не остается? Такой человек сеет раскольнические настроения, а часто и отпадает от Церкви.

От имени всей Церкви

Свои собственные мнения младостарцы выдают за мнение Церкви, и многие им верят — убеждает пророческий пафос и приказной тон. Тон, а не логика, потому что эти мнения носят часто абсурдный характер. Так, например, один из таких «старцев» своему чаду, пришедшему у него просить благословения устроиться работать электриком, ответил:

— Ты что, как же я могу тебя благословить, электричество — это бесовская сила!

Другой такой «ревнитель–старец» (имеющий, кстати говоря, высшее светское, а также духовное образование) с ужасом в глазах выговаривал одному священнику, на колени которому забралась кошка:

— Что ты делаешь?! Зачем ты гладишь кошку? Разве ты не знаешь, что кошки «оттягивают» благодать? Ведь ты же священник!

Пришедший к, «сверхревностному» пастырю собрат в духе церковного учения скромно ответил:

— Я знаю лишь одно средство, «оттягивающее» благодать. Это — грех. А кошка^[39]– создание Божие.

«Ревностный», пастырь, разоблаченный в своей лжи простым аргументом, не нашелся, что ответить своему собрату.

В другой раз тот же священник запретил молодой женщине (духовному чаду) давать прописанные врачом ее больному сыну лекарства, содержащие железо. Свой запрет он объяснил тем, что «железо — это металл сатаны». И ребенок, страдавший тяжелой формой малокровия, чуть было не умер. К счастью, мать, переборов страх стать «предателем», пошла за советом к другому священнику, в достаточной мере обладавшему трезвостью и рассудительностью^[40]. Тот ничего не стал говорить о ее духовнике — он задал ей всего лишь два вопроса, которые полностью отрезвили смущенную женщину, не знавшую, как ей поступить:

— Из чего сделаны вилка и ложка, которыми пользуется ваш духовный отец за обедом? И каким копнем он совершает проскомидию?..

Мать вернула к жизни своего умирающего ребенка^[41].

«Страусиная позиция паствы»

В начале статьи мы говорили, что одна из серьезных причин живучести младостарчества — готовность паствы к бездумному и безответственному послушанию. Причина же такого неразумного «послушания» — в механическом (то есть формальном, фарисейском, в чем–то даже магическом) отношении к своей духовной жизни, стремление отказаться от Богом данной свободы и сознательного личного творческого делания, переложить все это на другого человека.