Искуситель (часть 3)

– То-то же!.. Да что ты, Иван Потапыч, скупишься? Полпива да полпива! Эка невидаль! Ты, любезный, уважь бутылочкой донского!

– Да донское-то кусается, Архип Федотыч! Я уж и так полтинник прогулял!

– Так что ж? Добей до целкового, да и концы в воду!

– Ну, так и быть, была не была!.. Гей! Бутылку цим лянского!

– Что брат, Александр!
– сказал Закамский, выходя вместе со мною из харчевни.
– Что ты скажешь об этих гу ляках? Ведь они гораздо просвещеннее мужиков, и грамоту знают, и бороды бреют, и пьют виноградное вино...

– Да разве это просвещенье?

– А ты думаешь, что парижская чернь знает математику и читает Гомера?
– сказал Закамский, садясь на лошадь. Что, готов?
– продолжал он, подбирая поводья.
– Ну, Александр, смотри не отставай; слушай команды: с места марш!

V

ВЕСЬМА ОБЫКНОВЕННЫЙ СЛУЧАЙ,

ИЛИ СЛЕДСТВИЯ ПЛАТОНИЧЕСКОЙ ЛЮБВИ

Мы проехали верст семь менее в полчаса. Мне редко случалось ездить верхом, а без большой привычки далеко рысью не уедешь. На восьмой версте я начал осаживать мою лошадь и отстал от Закамского, который был отличный ездок и не знал устали.

– Эге! Александр, ты стал оттягивать!
– закричал За камский.
– Плохой же, брат, ты кавалерист!

– Погоди, - сказал я, - дай дух перевести!

– Что, любезный, задохся на восьмой версте!

– Да помилуй, Закамский, если ты это называешь про гулкою...

– Ну, ну! Хорошо! Поедем маленькой рысцою.

– Эх, братец, все рысью да рысью! Посмотри, как погода разгулялась, какой приятный воздух, какие прелестные места! Да позволь мне ими полюбоваться: поедем шагом.

– Пожалуй! Только мы опоздаем к обеду.

– Успеем: ведь всего осталось версты четыре. Мы взъехали на небольшой пригорок.

– Посмотри, Александр, - сказал Закамский, - кто это несется к нам навстречу - - видишь? Осмериком в карете?.. Фу, батюшки! Уж не бьют ли лошади?

– Нет, нет!.. Вон спускают потихоньку на мостик... Ну!.. Как опять погнали!

– Постой-ка, постой!
– прервал Закамский.
– Да это, кажется, экипаж Днепровского?

– Неужели? - Да, да! Мне помнится, у него есть точно такая карета

– А вот увидим.

Мы поравнялись с экипажем: в нем сидел закутанный в широкий плащ мужчина, который, увидев нас, прижался в угол кареты и надернул на глаза свою шляпу. Он сделал это так скоро, что мы не успели рассмотреть его в лицо, между тем карета промчалась мимо.

– Ну, как хочешь, Александр, а это точно Алексей Семенович, - сказал Закамский.

– Не может быть.

– Как не может быть? Голубая карета, гнедые лошади, да и лицо кучера мне что-то знакомо.

– Воля твоя, а это не Днепровский. Зачем ему от нас прятаться?

– Да, странно! Впрочем, мы сейчас узнаем. Вон видишь вдали красную кровлю?.. Это его подмосковный дом. Поедем поскорее.

Через несколько минут мы своротили с большой дороги, проехали с полверсты опушкою березовой рощи, потом, оставив в правой руке огромный пруд, повернули длинным липовым проспектом к барскому дому, окруженному со всех сторон рощами и садами. На обширном дворе не видно было ни души, и даже ворота были заперты.

– Что это значит?
– сказал я.
– Неужели никого нет дома?

– А вот погоди, спросим, - прервал Закамский, посмат ривая кругом.

– В самом деле, ни одной души! Постой? Вот как-то идет... Это, кажется, садовник Фома... Эй, любезный, поди-ка сюда! Садовник Фома, седой старик в синем суконном камзоле, подошел к нам с низким поклоном.

– Что, братец, - спросил Закамский, - Алексей Семено вич дома?

– Сейчас изволил уехать в Москву.

– А Надежда Васильевна у себя?
– спросил я.

– Никак нет, сударь.

– А она также уехала?

– Вот уж часа три будет, как изволила уехать.

– Однако ж не в Москву?

– Не могу знать, - отвечал Фома, переминаясь и поче сывая в голове.

– Натурально не в Москву, - подхватил Закамский.
– и отправились бы вместе. В чем поехала ваша барыня?

– Она изволила уехать верхом. , - Ну, вот, слышишь, Александр! Надежда Васильевна доехала прогуляться. А что, не знаешь, братец, скоро она воротится?

– Не могу знать.

– Так не знаешь ли, по крайней мере, куда она поехала?

– Вот изволите видеть: Алешка-ткач был сегодня на ба заре - он говорит, что встретил барыню на столбовой дороге, близехонько от Москвы.

– Что ж это такое?
– сказал Закамский, взглянув на меня с удивлением.
– Ведь тебя приглашали?.. Послушай-ка, братец, - продолжал он, обращаясь к садовнику, - что, у вас сегодня на барской кухне обед готовят?

– И огня не разводили, сударь.

– Ну, это кажется решительно!.. Делать нечего, Алек сандр, поедем назад.

– Что это значит?
– сказал я, когда мы выехали опять на большую дорогу.

– Это значит, что ты ошибся днем.

– О, нет! Меня точно звали сегодня.

– Странно!.. Ты приглашен, а никого нет дома, муж уехал в карете, жена ускакала верхом... Что это все значит?

– Уж не случилось ли какого-нибудь несчастья?

– А что ты думаешь?.. И я начинаю опасаться.

– Кажется, Алексей Семенович не ревнив?
– сказал Закамский, помолчав несколько времени. - Не знаю, - отвечал я, стараясь казаться равнодушным, - да и почему мне это знать? - Полно, так ли, Александр?
– продолжал Закамский, глядя на меня пристально.
– Если верить городским слухам, то Днепровский имеет полное право ревновать свою жену... - Что ты говоришь!
– вскричал я.
– Ты думаешь, что :. они поссорились?

– Да, мой друг, и, может быть, за тебя.

– За меня!

– Эх, Александр! Жаль, если это останется у тебя на

Душе! Какой вздор!..

Не спорю, мой друг, но вся Москва говорит...

Это просто одно злословие, городские сплетни!..

– Я и сам то же думаю, однако ж согласись, мой друг: если эти слухи дошли до мужа... Впрочем, вся эта болтовня должна скоро кончиться: ведь ты через несколько дней едешь в деревню?

– Не знаю.

– Как не знаешь? Да если не ошибаюсь, в нынешнем месяце будет ровно три года, как ты расстался с твоей не вестой, а сколько раз я слышал от тебя, что ты ждешь не дождешься минуты, когда тебе можно будет покинуть навсегда Москву?