Искуситель, или Весь мир к моим ногам

В начале программы шла заставка зала, а потом уже камера переходила к ведущей, то есть ко мне.

Кошман подошел к зрительским рядам почти вплотную.

– Добрый день! Сейчас мы будем вас снимать, поэтому приведите себя в порядок.

При этих словах дамы подтянулись и достали из сумочек маленькие зеркальца. Кто-то подводил губы помадой. Кто-то поправлял волосы.

– Так. Все нормально? – Кошман взмахнул руками, как дирижер перед оркестром. – Теперь смотрите на меня. Когда я махну рукой, смотрите в камеру. Отвлекаться, вести посторонние разговоры, смотреть вниз или по сторонам – запрещается. Понятно? Так… внимание… приготовились…

Он наклонился к Маргулису, который подошел ближе к нему. Долговязый Тима напоминал вопросительный знак. Его худоба бросалась в глаза, и всем женщинам студии хотелось его подкормить. Но Тима был капризным в еде. Предпочитал натуральное мясо и соленья-варенья с собственного огорода.

– Тим! – шепнул ему Кошман. – Видишь вон ту парочку? Парень и девушка в третьем ряду справа. Скользи по ним. Фактурная будет картинка. Понял?

– Да.

В каждой программе нужно было выбирать двух-трех зрителей, на которых держался визуальный ряд. Парень с девушкой, на которых указал Кошман, действительно хорошо смотрелись. Девушка, блондинка с приятным круглым лицом и большими светлыми глазами, выигрышно выглядела в кадре. Ее темно-голубая кофточка с красивым вырезом выделялась среди монотонной одежды других зрительниц. Сидевший рядом с ней парень, темноволоcый, c глубоко посаженными глазами и высоким лбом, тоже был очень фотогеничен.

– Красивая пара! – шепнул оператор режиссеру, смотря на окошко камеры.

– И я о том. – Кошман повернулся к зрителям. – Уважаемые зрители. Сейчас все внимание. Мотор!

Камера скользила по зрительским рядам, Кошман давал команды оператору, тот послушно следовал его указаниям.

Было жарко, было почему-то очень жарко. Я была в легкой блузе лимонного цвета, выгодно подчеркивавшей мои зеленые глаза и золотисто-каштановые волосы.

По моей спине текла тонкая струйка пота. Хотелось принять холодный душ. Освежиться. Захаров сидел напротив, в светло-сером костюме, с красивым загаром – такой в меру рекламный загар, – и сверкал неприлично белыми зубами, как голливудская кинозвезда.

Это был провал.

Я с самого начала взяла неверный, как я теперь понимала, тон. В своем фирменном стиле я подкалывала и жалила его, задавая остро-колкие вопросы. Обычно от моих вопросов люди сникали, cжимались, потом в зависимости от характера и темперамента приходили в себя и начинали парировать, частенько срываясь на грубость и хамство. И тем самым выставляя себя в невыгодном свете. Я же, напротив, меняла ядовитый тон на снисходительный, и чем больше злилась моя жертва, тем более добродушно-лучезарной выглядела я.

Теперь уже никто не помнил, что я сама спровоцировала своего визави; в памяти зрительской аудитории оставался разозленный человек и мягкая ведущая, которая не обращает никакого внимания на проявленную агрессивность и грубость.

Диденко называл это профессионализмом.

Коллеги – высшим пилотажем.

Но здесь все было не так.

По какому-то странному стечению обстоятельств мы поменялись ролями. Захаров взял тон доброго дядечки, который пытается вправить мозги распоясавшейся девчонки, и в ответ на мои выпады ласково-снисходительно улыбался. От чего я все больше и больше приходила в раж.

И самое ужасно – ничего не могла с собой поделать.

Вначале шел заготовленный репортаж о проблемах исторического центра Москвы и крупных городов, которые перемежались пламенными комментариями Масолова. Этот сюжет был записан заранее. Архитектор сыпал фактами и приводил примеры из опыта других стран. Подборка репортажей была интересной и злободневной. Был репортаж из Парижа, где архитектурный облик города, складывавшийся веками, сохраняет художественное единство и сейчас. Репортаж сделал корреспондент Первого канала, остроумный и элегантный Ярослав Менакеров, который в длинном сером плаще бродил по парижским улицам и снимался на фоне Эйфелевой башни, памятников королям и революционерам. Были репортажи из Серпухова, в котором кремль разобрали на строительство метрополитена в тридцатые годы, и из Праги, где почти полностью сохранилась старина.

– Москва теряет свой статус города с историческим и культурным наследием. У нас сохранилось до обидного мало памятников старины. Мы плохо относимся к нашей истории и культуре, – вещал с экрана архитектор.

На этой ноте репортаж закончился.

– Да, кстати, – я улыбнулась в камеру. – Ярким примером того, что мы утрачиваем, не храним то, что имеем, является ситуация с историческим зданием на Мясницкой, где творится полный беспредел благодаря некоторым нашим деятелям. – Я взяла паузу. – Что вы можете сказать по этому поводу? – повернулась я к Захарову.

– Это, конечно, безобразие. Здание на Мясницкой является ценным памятником нашей истории и культуры. А что там творится сейчас? Вы не подскажете?

В зале рассмеялись. Я стиснула зубы.

– Вам знать лучше. Вы намеренно вывели памятник из статуса объекта культурного наследия федерального значения и затеяли там ремонт, который полностью изменит внутренний облик здания. В Англии, например, если кто-то покупает замок, то он обязуется все сохранить в полной неприкосновенности. У них работают законы, направленные на охрану культурного наследия. А у нас?

– Никаких страшных и кардинальных переделок у нас нет, – добродушно сказал Захаров. – Напротив, мы дали старому дому вторую жизнь. И можно сказать, cпасли от дальнейшего разрушения.

– Значит, вы утверждаете, что с памятником архитектуры все в порядке?

– Именно так.

– Сейчас там заседает благотворительный фонд «Согласие и милосердие». Вы помогаете детским домам и интернатам?

– Конечно. Это одно из главных направлений нашей деятельности. Мы закупаем необходимое оборудование, компьютеры, cпортивный инвентарь и многое другое.

Я улыбнулась в камеру и сказала хорошо поставленным голосом:

– Короче говоря, вы работаете волшебником. – Затем выдержала легкую паузу. – По нашей информации, существует кассета, на которой вы записаны в бассейне вместе с воспитанниками интерната в Тульской области. Там вы выглядите… в несколько фривольном виде. Что вы можете сказать по этому поводу?

В ответ на мое заявление Захаров сказал, что запись стопроцентная фальшивка, и прибавил, что он не удивляется этому. Когда пошли слухи о создании им собственной партии, он был готов к компромату, в том числе и самому грязному. Он – в хорошей форме и готов к борьбе. Захаров шутливо поиграл бицепсами, которые рельефно проступили даже под пиджаком.

Я стиснула зубы – в этот момент хотелось ему врезать по яйцам и посмотреть на реакцию.

– А вы действительно создаете партию? – задала я вопрос, регулярно циркулировавший в политновостях.

– Цыплят по осени считают, – мгновенно откликнулся Захаров. – Поэтому о своем окончательном решении я объявлю осенью. Поживем – увидим. – И он широко улыбнулся.

– Судя по всему, создавать скандалы и прецеденты вам не впервой, – ядовито улыбнулась я. – Мы все помним скандал в лондонском отеле, когда вы пригласили двух девиц к себе в номер.