Искусство быть родителем

Как ты думаешь - будут ли они нам за это благодарны?

Беспомощность

Его привела в купе вагона пожилая женщина.

–  Освободите наше место, - строго сказала она мне, сидящей у окна, - ему надо сесть.

Я посмотрела на женщину. На него. И даже растерялась, так неожиданны были ее слова. И не сдвинулась с места. Посмотрела на женщину с удивлением - что она имела в виду?!

–  Женщина, - сказала она мне еще строже, - освободите наше место! Эта нижняя полка - наша.

–  Простите, а я где должна сидеть, по-вашему мнению, на своей верхней полке?
– придя в себя, спросила я ее. Но она, не услышав в моих словах никакой иронии, все так же строго сказала:

–  Освободите место! Пусть он сядет у окна!

«Он» - мужчина лет сорока, с небольшим чемоданчиком, - стоял молча, ожидая, пока ему освободят место. Был он какой-то поникший, зажатый. Никакой - говорят о таких людях.

Я отодвинулась от окна, чтобы он сел.

–  Так, вот тебе пятьдесят рублей на постель, - сказала женщина.
– Вот пакет с едой. На станции не выходи, а то отстанешь от поезда. По вагону не ходи. Куртку сними…

–  Да что уж вы с ним так, как с маленьким, - не выдержала старушка, сидящая у окна напротив, которая тоже с интересом наблюдала эту сцену.

Строгая пожилая женщина, не обратив никакого внимания на ее слова, продолжала:

–  Я позвоню маме, что я тебя посадила. Приедешь домой, пусть мама позвонит мне, что ты доехал.

Мы со старушкой только переглянулись и глаза опустили, так нелепа была вся эта ситуация, когда взрослого уже мужчину приводит, как маленького, пожилая женщина, которой, наверное, делать больше нечего, как только ехать в переполненном метро на вокзал, чтобы проводить такого вот «мальчика».

«Больной, что ли?» - подумала я. Подумала, пожалуй, даже с надеждой и сама себе поразилась: ничего себе - надеюсь, что человек этот болен. Но так, по крайней мере, мне была бы понятна вся ситуация. Ведь если он здоров, то почему он такой беспомощный, что сам в вагон сесть не может, что его надо с рук на руки передавать.

Он не был больным. Обычный, ничем не примечательный, действительно - «никакой» мужчина так и сидел весь вечер у окна, выполняя инструкцию - по вагону не ходить. Сдержанно, неохотно, как-то очень уж смущаясь, отвечал на вопросы словоохотливой старушки. Так же робко, просто не умея, наверное, общаться, что-то отвечал соседу, пытавшемуся поговорить с ним о политике.

Я, сидя с ним рядом, просто наблюдала, слушала и - жалко мне его было. Таким робким, таким запуганным, что ли, он был.

–  Вы мне скажите, когда вы захотите стелить постель, - сказала я ему, - и он даже как-то дернулся от моих слов, как будто в них была угроза.
– Чтобы я вам не мешала, - мягко сказала я ему, - если вы захотите спать…

Он только головой кивнул.

А я подумала: он, конечно, не больной, он нормальный. Но он в то же время - ненормальный. Разве можно назвать нормальным мужчину лет сорока, боящегося мира, несамостоятельного, забитого какого-то?!

Я встречала в жизни таких людей и слышала на тренингах много историй о таких вот больших детях, которые выросли, но так и не стали взрослыми.

И поражала меня во всех этих случаях одинаковость их жизненных сценариев. Можно было только менять имена - события, факты были одни и те же.

Хороший, милый, но - незаметный, робкий человек. Прекрасный исполнитель, на котором все, что называется, «воду возят». Живет под контролем уже пожилых родителей: «Ты поел? Когда домой придешь? Почему задерживаешься?» Одинокий, так и не нашедший себе партнера в силу своей робости. Или живущий в тисках такого же, как родители, авторитарного партнера, который так же контролирует каждый его шаг. А если вдруг родители или партнер, которые вели его по жизни, исчезнут - человек испытает беспомощность и непонимание: как жить дальше?

Дальше - депрессия, постоянная депрессия. Часто - алкоголизм как попытка спрятаться, уйти от этой страшной и непонятной жизни. Иногда - самоубийство, как основной возможный способ уйти из жизни.

Каждый раз слушая об очередном вот таком сценарии, я думала грустно: а ведь начинаются такие сценарии всегда с одного и того же: «Деточка, давай я тебе гольфики надену…», - а ребенку уже пять лет. «Деточка, давай я тебе косички заплету…», - а ребенку уже восемь лет. Или: «Слушайся маму. Делай, как говорит мама. Мама знает, что тебе надо!»

И, наблюдая это в жизни, я иногда хотела крикнуть: «Уберите руки от ребенка! Дайте ему жить! Дайте ему самому проживать его жизнь!»

–  Меня некому устроить на работу, - сказал мне один сорокалетний мужчина, объясняя, почему уже более года сидит без работы.

–  Как это некому? А кто тебя должен устраивать?
– с недоумением спросила я.

–  Ну, кто-то должен… - отвечал он мне.
– А у меня - ни связей, ни родственников…

–  Устраивайся сам!
– сказала я ему то, что сказал бы ему любой человек.

–  Как же я сам устроюсь?
– Он даже обиделся.
– Как это я вот так приду с улицы - и устроюсь?

–  Именно так. Как делает большинство людей. Приходят «с улицы» и устраивают себя сами.

–  Ну, я так не могу. Меня на прежние работы устраивали…

Он так привык, что его «устраивали», что сейчас никак не может встроиться в эту жизнь… Его так долго водили за руку, что без чужой ведущей руки он уже не может обойтись.

–  Ты мне дала несладкий чай, - сказала мне одна двенадцатилетняя девочка, оказавшаяся у меня в гостях. Девочку воспитывал папа - опекающий, контролирующий, просто живущий ее жизнью.

–  Ну сама положи себе сахар, - сказала я ей.

И она ответила неожиданное:

–  А я не знаю, сколько надо сахара класть.

–  А как же ты пьешь чай?
– удивилась я.

–  А мне папа всегда его дает сладким. И я не знаю, сколько ложек надо положить…

Я даже не смогла сразу ответить ей, сколько ложек сахара ей надо положить в чашку, - так была поражена.

–  Заплети мне косы, - попросила она утром.

И я, занятая делами, ответила:

–  Мне сейчас некогда, заплети сама!

Ответ ее меня опять поразил:

–  Я не умею заплетать косы. Мне папа всегда косы заплетает.

–  Но, детка, - удивленно сказала я, - ты уже такая большая девочка, и ты не умеешь заплетать косы! Учись! Прямо сейчас бери и учись!

И видя ее растерянность, я сказала:

–  Может быть, тебе стоит остричь волосы, тогда ты будешь просто их расчесывать?

–  Нет, мой папа говорит, что у девочки должны быть длинные волосы, что это красиво, когда девочка ходит с косами…

Папа только почему-то не говорил девочке, что косы эти она должна заплетать сама, что он не всегда будет рядом с ней, чтобы заплетать ей косы. Хотя, думаю, именно на это и надеялся - всегда быть с ней рядом. Всегда быть ей нужным.