Искусство невозможного (в 3-х томах)

— Всех тех, кто будет за мощное либеральное государство с реальной рыночной экономикой. В первую очередь группу, которую будет формировать президент. Буду за Лебедя и всех, кто с ним связан, за Явлинского, хотя мы и расходимся с ним по некоторым позициям.

— А кого вы видите будущим президентом?

— Об этом еще рано говорить, но если бы выборы состоялись этим летом, то победил бы Лебедь. Народ сегодня абсолютно растерян, ничего уже не понимает и никому не верит. Ему все надоели. Сегодня голосование было бы протестным. А Лебедь — лидер протестно– го электората.

— Вы говорили, что самим фактом возвращения в Россию докажете, что в стране еще есть закон и право. Кого вы обвиняете в нарушении закона и будут ли от вас ответные иски?

— Я сам никого не собираюсь обвинять. Меня защищает Генри Резник. Я отрицаю все выдвинутые против меня обвинения, но даже по этим статьям УК арест или предварительное заключение не допускается. Так что говорить тут не о чем.

— Но вы же здесь в Париже совсем недавно заявили, что готовы стать символом борьбы за торжество закона и справедливости. Готовы ли вы рассказать, например, о коррупции в высших эшелонах власти?

— Я не фантом, поэтому не могу быть символом. Что же касается разоблачения коррупции, пусть этим занимаются правоохранительные органы и популисты от политики. Это не моя специальность.

— Скорее это ваш гражданский долг.

— Это не мой гражданский долг. Я исправный налогоплательщик, и на борьбу с коррупцией органам из моих и ваших налогов платятся соответствующие деньги. Зачем же мы будем отвлекаться? У нас нет на это времени.

— Вы и мысли не допускаете, что в Москве вас могут арестовать?

— Я генетический оптимист.

— Значит, ордер на ваш арест, розыск, Интерпол — для вас лишь шумиха, форма психологического давления?

— Конечно. Как я и сказал, в Москве я буду на этой неделе.

13 июля 1999 г. Время MN, Москва

«МЕНЯ МОЖНО ТОЛЬКО УБИТЬ»

Борис Березовский ответил на вопросы обозревателя газеты «Время MN» Наталии Геворкян.

«Публичная позиция мне помогает»

Н. Г.: Хотела бы я на вас посмотреть, когда вы открываете утренние газеты и в очередной раз видите свою фамилию. И все о неприятном. Комкаете и отшвыриваете, материтесь, звоните главному редактору? БЕРЕЗОВСКИЙ: Главному редактору я звонил только один раз. Сейчас объясню. Для меня существенно не что обо мне пишут, а как я ощущаю события сам. Все последние годы, как, впрочем, и большую часть жизни, то, что я делаю, соответствует моему пониманию жизни. Перед собой я чист, и только это является для меня критерием того, поступаю я правильно или нет.

— Но все же один раз «достало»?

— Я позвонил Рафу Шакирову в «Коммерсантъ», когда газета, с моей точки зрения, поступила подло. Корреспондент задал мне вопросы, и я на них ответил. В опубликованном варианте был впрямую искажен смысл сказанного, то есть был совершен подлог — подмена одного смысла другим. Это, как мне кажется, разрушительно для газеты. Поскольку «Коммерсантъ» в отличие от «МК» мне не безразличен

— а я уже тогда вел переговоры о покупке акций «Коммерсанта », — то я позвонил Шакирову и сказал: «Раф, мне кажется, это опускает газету. Я хороший информационный товар, и если вы пользуетесь этим товаром, то пользуйтесь им корректно».

— Ну, если «Коммерсантъ» некорректен, то что же говорить об «МК»?

— С «МК» тоже был один эпизод. Иного свойства. Я сохраняю спокойствие до тех пор, пока не пытаются унизить меня или в моем присутствии других. Это реакция на генетическом уровне. Унижение и оскорбление — это то, что меня реально дестабилизирует. Такое позволил себе Хинштейн. Рациональные соображения перестают действовать, когда обзывают собакой, змеей. Уровень, конечно, подзаборный, но оскорбительный. Да, вот тогда я на это отреагировал. Я имею в виду — на эмоциональном уровне. Я понял, что мне вряд ли удастся об этом забыть.

— Вам импонирует образ дьявола, человека, чья рука усматривается во всем? Поговаривают, что вы же его и создаете.

— Для того чтобы ответить на этот вопрос и принять ответ, надо знать, кто платит за создание этого образа. Если я, то все так, как вы говорите. Но это достаточно легко проверяется — кто за что платит. И тогда становится ясно, что за такой образ платят мои оппоненты или враги. Мне это, правда, ни разу не помешало реализовать ни один из задуманных планов. Я уже говорил: неважно, какой образ создают мои оппоненты. Я считаю, что главное — это то, что публичная позиция помогает реализовать серьезные планы. Она позволяет мне быть услышанным.

«Я считаю Примакова серьезным и опасным противником»

— Такое чувство, что судьба Березовского зависит от того, кто находится у власти.

— Для такого утверждения нужен как минимум эксперимент. Сегодня страной руководит Ельцин, завтра будет другой президент. Если при нем со мной будет что-то происходить, что лежит за пределами моих убеждений или представлений о собственной свободе, тогда можно будет сделать такой вывод. Но не сегодня.

— Но в стране еще есть премьер-министр. При Примакове на вас было заведено уголовное дело, проходили обыски в ваших компаниях, посадили того парня из ФСБ, который заявил, что получил указание вас «убрать». Примакова нет, а обыски продолжаются, теперь в Швейцарии. Кто сегодня представляет для вас опасность?

— Уголовное преследование меня не волнует. Это чистая провокация. А вот что действительно не просто волнует, а омрачает мою жизнь — так это чисто гэбэшное иезуитство по отношению к подполковнику ФСБ Саше Литвиненко. Это один из самых порядоч-

ных людей, которых я встречал в свой жизни. Человек сидит из-за меня. Дело против него состряпали при Примакове, чтобы ударить по мне. Утверждаю по-прежнему: руководство ФСБ отдало приказ уничтожить меня физически. Литвиненко и еще ряд офицеров ФСБ отказались его выполнить и предупредили меня об опасности. С ними пытаются расправиться. Я заявляю, что все, кто замешан в этом преступном деле, будут мной преследоваться, пока у меня достанет сил, и я не отступлюсь, пока эти нелюди не ответят по закону.

— Может быть, следует апеллировать все же непосредственно к прокуратуре, которая ведет дело?

— Я недавно был на приеме у начальника Главной военной прокуратуры господина Демина и высказал ему свою позицию: по отношению к Литвиненко допущена вопиющая несправедливость. Надеюсь, господин Демин понял меня правильно и предпримет все необходимые действия по освобождению Литвиненко из-под стражи.

— Похоже, ваши разногласия с Примаковым не сняты даже после его отставки.

— К сожалению — и это не в первый раз — я раньше других осознавал опасность. Это относится и к Примакову, которого я считаю очень серьезным и опасным противником. Да, он единственный из всех премьеров, не исключая пока и Степашина, имел собственную четкую позицию по основным вопросам. Но его позиция, с моей точки зрения, была ошибочной и разрушительной для России, и против этого я восставал. Чтобы ни у кого не было сомнений относительно Примакова, его намерений и методов действия, продемонстрирую лишь один образчик его подхода к решению вопросов. Вот его подлинный рукописный текст в Генеральную прокуратуру: «Прошу проговорить вопрос с Генеральной прокуратурой. Следует не откладывая открывать уголовное дело». Подпись. Вы понимаете, что это указание Генпрокуратуре от премьер-министра — прямое превышение полномочий, и Примаков должен за это отвечать по закону?

— Я не знаю почерка Евгения Максимовича, но вы же не хотите сказать, что бывший премьер-министр — преступник?

— Это должны определить компетентные органы.

— Но сейчас-то Примаков уже не у власти, а уголовное дело на вас есть и даже вышло за границы страны.

— Потому что запущен механизм и есть люди, которые заинтересованы в том, чтобы этот механизм работал.

— В прокуратуре?

— И в прокуратуре, и в политике, и в бизнесе. То, что происходит в Швейцарии, — это, с моей точки зрения, чистый запредел, в том числе и со стороны швейцарских властей.