Искусство речи на суде
Шрифт:
Еще хуже был вопрос: как вы узнали его? Неправильность этого вопроса заключается в том, что всякий ответ на него должен был оказаться неблагоприятным для защиты; этот вопрос давал потерпевшему желанный случай представить основания его уверенности в тождестве подсудимого с виновником и придать этой уверенности вид не личного суждения, а факта. Ни один свидетель не укажет на соображение, подрывающее достоверность его собственного показания.
Седьмой вопрос был также неправильный по всяческим основаниям. Это уже был не перекрестный допрос, а торжественное подтверждение всех губительных для подсудимого показаний потерпевшего; в сущности,
Попытайтесь действовать с расчетом.
Первый вопрос останется без изменения.
Вместо второго вопроса спросите свидетеля, где виделся он с подсудимым. Это может избавить нас от необходимости задавать третий вопрос. Свидетель скажет, что встреча произошла на ярмарке, вернее всего, в трактире, где толкается куча народу, барышники и всякий подозрительный сброд.
Вслед за тем вы можете предложить вполне безопасный вопрос: "В котором часу?" Свидетель не может угадать вашей мысли и говорит: "Около двенадцати". Допустим, что это так и было.
Следующий, то есть четвертый, вопрос ваш разведет их через несколько минут после встречи, вместо того чтобы оставить их вместе на несколько часов (чего быть не могло): продавец лошади сел за обеденный стол в трактире в половине первого, а подсудимый расстался с ним до обеда.
Пятый вопрос установит, что с той минуты, когда он вручил чек потерпевшему, они не видались ни разу до того дня, когда последний признал его в полицейском участке.
Два-три вопроса об одежде покупателя, о цвете его глаз, о том, был ли у него платок на шее, был ли поднят или опущен воротник, поставят свидетеля в тупик, и, если только он не одарен терпением Иова, он начнет терять хладнокровие и кончит воплем отчаяния: "Мыслимо ли помнить все это через несколько лет?"
Еще один-два вопроса о бороде незнакомца, о том, были ли у него выбриты щеки или нет, и изобличитель подсудимого убедится, что гулять на ярмарке гораздо приятнее, чем стоять за свидетельской решеткой.
И присяжные могут только сказать: нет, не виновен.
Мы можем вывести из этого отрывка английского юриста общее положительное правило:
7. Каждый вопрос должен иметь определенную цель.
Следующее правило является дополнением предыдущего:
8. Следует остановиться вовремя.
Парикмахер Шульц облил жену серной кислотой; она ослепла на оба глаза. В числе свидетелей защиты был маленький человечек, заявивший, что он вызван по собственному желанию показать то, что он по совести считает себя обязанным удостоверить в пользу подсудимого. За этим последовал рассказ о дурном поведении жены и жестоком разочаровании подсудимого, мечтавшего о семейном счастье. Прокурор предложил один вопрос:
– Все это известно вам со слов Шульца?
– Да.
– Я не имею более вопросов.
Гражданский истец спросил:
– Он вам не рассказывал, что бил ее?
– Нет.
– Не рассказывал, что выгонял ее по ночам на улицу?
– Нет.
Вопросы гражданского истца были уже ошибкой потому, что ответы на них были логическим выводом из ответа на вопросы прокурора. Но они были и рискованной ошибкой, ибо свидетель мог сказать: да, рассказывал; и я сам сделал бы то же самое, если бы моя жена изменяла мне и издевалась надо мной.
Свидетель видел двух убийц, выходивших из квартиры убитой женщины; он признает первого из подсудимых; защитник второго подсудимого спрашивает:
– Вы помните другого человека,
который был с рыжими усами?– Помню.
Защитник указал на второго подсудимого и спросил:
– Это был не этот?
– Не этот.
Довольно. Это все, что требуется для защиты. Но защитник спрашивает:
– Вы ясно и решительно утверждаете: не этот?
Преступная неосторожность? Свидетель может ответить или да, или нет. Ответив "да", он нимало не усилит своего показания; защитник и без последнего вопроса имел полное право сказать, что свидетель говорил ясно и решительно. Если свидетель ответит: нет, решительно утверждать не могу,– показание, спасавшее подсудимого от каторги, сведено к простому предположению: стальная броня превращена в тряпку.
Рецидивист, самовольно вернувшийся в столицу после высылки, обвиняется в краже. Свидетель-дворник показывает:
– Заглянули под мост; там лежит вот этот человек, вроде как спросонок; он прикинулся пьяным.
Коротко, картинно, определенно.
Товарищ прокурора спрашивает:
– Вы говорите, он притворился пьяным. Значит, он был трезв?
– Не могу знать, вроде как пьяный.
– А потерпевший был выпивши?
– Так точно; тоже был выпивши.
Вот образец быстрого, решительного, самого искусного опровержения факта, установленного ясным свидетельским показанием: трезвый человек оказался пьяным. Защитник мог бы позавидовать своему противнику.
Свидетель может быть фанатиком правды; может быть циничным лжецом; возможно, что он просто плохонький человек: соврет – недорого возьмет. Вы не знаете его; не вводите его в соблазн.
9. Не задавайте вопросов, толкающих на ложь.
Подсудимый обвиняется в грабеже. Он утверждает, что признался в участке, потому что был сильно избит. Улики слабы; заявление может иметь значение. Спросите сторожа, дворника, городового, задержавших подсудимого:
– Правда, что его сильно били?
Ответ можно подсказать заранее:
– Никак нет.
Спросите:
– Кто-нибудь поблагодарил его?
Свидетель не расслышит вопроса.
– Поучили его немножко?
Если задержанного действительно били, свидетель в большинстве случаев ответит без лукавства:
– Маленько поучили.
– Самую малость?
– Да, так, немного.
– А может быть, кто-нибудь и покрепче толкнул его?
Если побои были сильные, свидетель в большинстве случаев опять скажет правду. После утвердительного ответа уже нечего спрашивать его, что он называет: толкнуть. Присяжные, "как судьи совести, как люди жизни", сами разберутся в этом. У нас в суде вопрос обыкновенно задается зловещим, угрожающим тоном и в самой неудачной, почти противозаконной форме (722 ст.):
– А скажите, свидетель, вы не били его, когда вели в участок?
Если свидетель скажет: толкнул, его пять раз из десяти спрашивают:
– Скажите, свидетель, что вы называете: толкнуть?
Помните, что вам нужно не только получить благоприятный ответ, но и получить его в наиболее благоприятной форме.
Когда свидетелю предъявляются вещественные доказательства, прокурор неизменно спрашивает его: это та самая фуражка? тот самый нож? Естественный ответ разумного свидетеля отрицательный: не знаю. Спросите: похож ли этот нож, эта фуражка на отобранные у подсудимого? – получите утвердительный ответ: очень похожи, точь-в-точь такие; в большинстве случаев на осторожный вопрос свидетель отвечает решительно: те самые и есть.