Искусство слышать стук сердца
Шрифт:
Седьмой день Тин Вин также встретил на наблюдательном пункте, озябший и окоченевший. Увидев его, Су Кьи подумала, что мальчик умер. Его тело было холодным и совсем белым, словно иней, покрывший траву в этот особенно холодный декабрьский день. Лицо Тина Вина сморщилось, а сам он напоминал пустую раковину или безжизненный кокон. Только подойдя ближе, Су Кьи увидела, что мальчик дышит. Тщедушная грудь слегка вздымалась, словно жабры рыбы, принесенной с базара.
Тин Вин не слышал и не видел подошедшую женщину. Окружающий мир подернулся молочно-белым туманом, в который погружался и он медленно и неумолимо. Сердце продолжало биться. В теле оставалось еще достаточно энергии. Но надежда потускнела, отчего пропало желание жить. Он лишь почувствовал, как две сильные руки подняли его и унесли.
Если
Она давно приглядывалась к этому ребенку. Первое, что привлекло ее внимание: мальчик казался гораздо светлее родителей. Кожа маленького Тина была светло-коричневой, цвета опавшей сосновой хвои или эвкалиптовых листьев. На глазах у Су Кьи малыш превратился в высокого, долговязого мальчишку. Но соседку удивляло не это, а необычайная застенчивость Тина. Он не был ни больным, ни слабым, однако Су Кьи никогда не видела его играющим с другими детьми.
Однажды она шла в город и в лесу встретила Тина Вина. Мальчик сидел под сосной и сосредоточенно наблюдал за маленькой зеленой гусеницей, ползущей у него по руке.
— Тин Вин, что ты тут делаешь? — спросила Су Кьи.
— Играю, — не поднимая головы, ответил он.
— А почему один?
— Я не один.
— Где же твои друзья?
— Вокруг. Разве ты их не видишь?
Су Кьи оглянулась по сторонам, но никого не заметила.
— Ты пошутил? — спросила она.
— Нет. Жуки, гусеницы и бабочки — это мои друзья. А еще деревья. Это — лучшие друзья.
— Деревья? — удивилась Су Кьи.
— Да. Они никогда не убегают. Всегда на месте и рассказывают разные истории. А у тебя есть друзья?
— Конечно, — соврала Су Кьи и для убедительности добавила: — Моя сестра.
— Я не про таких спрашиваю. А про настоящих.
— Если настоящими ты называешь деревья и жуков, то таких у меня нет.
Тин Вин поднял голову, и его взгляд испугал Су Кьи. Может, раньше она не слишком всматривалась в его лицо? Или это лесной свет так изменил черты лица Тина? Су Кьи показалось, что она смотрит на лик каменной статуи, прекрасной, но совершенно безжизненной. Потом их глаза встретились. У Тина Вина был серьезный, совсем недетский взгляд. И тогда Су Кьи снова испугалась. Она почувствовала: этот ребенок не по годам много знает о жизни. Каменное лицо тронула грустная, нежная улыбка. Су Кьи не видела таких и у взрослых, не говоря уже о детях. Улыбка Тина Вина потрясла ее и несколько дней подряд не отпускала. Она являлась Су Кьи во сне и оставалась с ней после пробуждения.
— А правда, что гусеницы превращаются в бабочек? — вдруг спросил мальчик.
— Да.
— Тогда в кого превращаемся мы?
Она задумалась, затем честно сказала:
— Не знаю.
Тин Вин умолк. Су Кьи, немного постояв, собралась идти дальше, когда он ошеломил ее новым вопросом:
— А ты видела, как животные плачут?
— Нет.
— А как плачут деревья и цветы?
— Тоже нет, — сказала Су Кьи.
— Я видел.
Они плачут без слез.— А откуда ты узнал, что они плачут?
— У них был печальный вид. Если присмотришься, сама увидишь. — Он встал и показал Су Кьи гусеницу на своей руке. — Как по-твоему, она плачет?
Су Кьи присмотрелась.
— Нет, — наконец решила она.
— Правильно. Но ты это угадала.
— Откуда ты знаешь? — изумилась Су Кьи.
Мальчик снова улыбнулся и промолчал, как будто ответ был слишком очевиден.
Все дни и недели Су Кьи заботливо ухаживала за Тином Вином, и он начал поправляться. Прошел месяц. От Мья Мья не было вестей. Поначалу Су Кьи думала, что та отправилась в Рангун искать помощи у богатого родственника мужа. Теперь же не знала, что и думать. Сестра Су Кьи уже несколько раз намекала на тесноту в доме. Кончилось тем, что Су Кьи вместе с Тином перебралась в его хижину. Пока Мья Мья не вернется, она будет поддерживать порядок в богатом доме. Тин Вин не возражал. Он все больше уходил в свой внутренний мир, и даже Су Кьи, с ее задором и жизнелюбием, не могла туда проникнуть. Настроение мальчика постоянно менялось, иногда ежечасно. Бывало, он целыми днями безмолвствовал, играя в саду, или уходил в ближайший лес. Даже за ужином сидел понурившись. Су Кьи пыталась его разговорить, спрашивала, в какие игры он сегодня играл. Тогда он поднимал голову и молча смотрел на нее, будто не понимал языка.
Ночью все менялось. Тин крепко прижимался к полному, мягкому телу Су Кьи, сворачиваясь калачиком. Иногда он обнимал ее за шею так крепко, что она невольно просыпалась.
Порой Тин Вин становился общительным. Тогда он звал Су Кьи с собой в сад или в лес и рассказывал обо всем, что поведали друзья-деревья, или же приносил ей удивительных жуков, улиток и на редкость красивых бабочек. Крылатые красавицы не боялись его и послушно сидели на ладони, взмывая вверх, едва он поднимал руку.
Перед сном мальчик просил Су Кьи рассказать какую-нибудь историю, которую слушал очень внимательно, а в конце говорил:
— Спой мне другую.
— Но я ведь не пою, а говорю, — улыбаясь, возражала Су Кьи.
— Нет, поешь, — настаивал Тин Вин. — Это звучит как песня. Спой еще одну.
И Су Кьи «пела» ему историю за историей, пока он не засыпал.
Почему он называл ее бесхитростные истории песнями? Су Кьи часто думала об этом. Должно быть, в таком виде они проникали в особый, закрытый для других мир Тина Вина. Мир, к которому нужно относиться с осторожностью и уважением. Что происходило в нем? Жизненные невзгоды и людское непонимание научили Су Кьи уважительно относиться к чужим тайнам и ничего не выпытывать. Но у отстраненности была и опасная сторона. Су Кьи видела тех, кто стал узником собственных страданий, построив из них неприступную крепость. Некоторые проводили в таких цитаделях всю жизнь. Она надеялась, что Тин Вин усвоит урок, который когда-то заучила и она. Время — лучший лекарь, но не каждую душевную рану оно способно исцелить. Время может лишь уменьшить боль, сделав ее переносимой.
12
Су Кьи не помнила, когда впервые заметила странности в поведении своего подопечного. Может, в то утро, когда она вышла из дому и окликнула Тина Вина. Он стоял у забора. Услышав ее голос, почему-то стал озираться по сторонам. Или это случилось несколькими днями позже, за обедом? Они сидели на корточках на плоском бревне около кухни и ели рис. Су Кьи увидела красивую птицу, опустившуюся на лужайку:
— Смотри, какая птичка.
— Где? — спросил мальчик.
— Рядом с камнем.
— Ах там, — сказал он, глядя совсем не туда.
Су Кьи не раз удивлялась странной привычке Тина Вина везде ходить по одним и тем же направлениям. Это касалось не только соседних полей и лугов. Он так передвигался по двору и даже по дому. Стоило отклониться от привычного курса, как он начинал спотыкаться о камни, цепляться за ветки. Когда Су Кьи протягивала ему чашку или миску, мальчик вначале шарил рукой в воздухе. Длилось это доли секунды, но ей они казались вечностью. Глядя на что-либо в нескольких ярдах от него, Тин Вин слегка щурился, будто ему мешала густая пелена утреннего тумана, часто повисавшего над долиной.