Искусство слышать стук сердца

Стало прохладнее. Значит, они вошли под тень большого дерева.

— Мы пришли. Опусти меня на землю, — попросила Ми Ми.

Тин Вин нагнулся. Ми Ми осторожно сползла с его спины и уселась на низкую табуретку возле столика. Вторую подвинула к Тину. Он тоже сел.

Дерево, под которым они расположились, оказалось старым баньяном. Ми Ми заказала два стакана тростникового сока. Тин слышал, как поскрипывает пресс, как хрустит сплющиваемый тростник и глухо падает в стакан тоненькая струйка сока. Почти так же звучали панцири тараканов, которых он случайно давил ногами в кухне. Интересно, Ми Ми заметила его страх, когда они пробирались между повозками? Тин Вин вдруг понял, что это его не волнует. Главное — они выбрались из лабиринта, не налетев на стену и не свалившись в пропасть. Ми Ми сокрушала препятствия и строила мосты. Она была настоящей волшебницей.

Ми Ми медленно глотнула напиток. Для нее не существовало лакомства вкуснее. Должно быть, Тин Вин впервые пил тростниковый сок. Удивительно, сколько радости может отражаться на лице незрячего человека. Она улыбнулась, и Тин ответил тем же. Как странно. Неужели он почувствовал ее улыбку? Или услышал?

— Тин Вин, а что ты слышишь сейчас? — спросила она.

— Очень много разных звуков.

— А мое сердце?

— И его.

— Ты можешь меня научить?

— Чему?

— Слышать биение сердец.

— Сомневаюсь.

— Пожалуйста, попробуй.

— Я даже не знаю, с чего начать.

— Но ты же сам умеешь слышать сердце. Значит, и меня можешь научить.

Тин Вин задумался.

— Закрой глаза, — сказал он.

Ми Ми подчинилась.

— Что ты слышишь?

— Голоса. Шаги. Мимо повозка едет, у нее колокольчик позвякивает.

— И это все?

— Нет, конечно. Птицы поют. Кто-то кашляет. Ребенок плачет. А как бьется мое сердце — не слышу.

— Тебе надо сосредоточиться.

Ми Ми обратилась в слух. Через несколько минут звуки стали размытыми. Она различила шум крови, несущейся по ее телу, но по-прежнему не слышала ударов своего сердца, не говоря уже о сердце Тина или других людей.

— Здесь очень шумно, и это тебе мешает, — нарушил молчание Тин Вин. — Нужно найти тихое место. Давай поищем такое, где будут только птицы, ветер и звук нашего дыхания.

Тин Вин встал на колени. Ми Ми взобралась на спину, крепко обвила ногами его талию. Они ушли с главной улицы, найдя переулок потише. Затылком Тин ощущал легкое дыхание Ми Ми. Доверившись глазам спутницы, он не следил за дорогой и едва не наступил на спящую собаку, разлегшуюся в тени дома.

— Прости, пожалуйста, я не увидела пса, — виновато сказала Ми Ми.

— И я тоже, — ответил Тин, и оба засмеялись.

Они пошли дальше. Ми Ми сказала, что знает короткий путь. Они свернули вправо и вскоре оказались на вершине невысокого холма, поросшего кустами гибискуса. Тин Вин узнал их сладковатый, пряный запах. Ощупав ногой пространство, понял: дальше начинается спуск. Холм не был крутым, но споткнуться и упасть можно и с такого.

— Может, тебе легче спускаться спиной вперед? — спросила Ми Ми.

Ее братья в мгновение ока поднимались на такой холм и так же быстро сбегали с него, и она привыкла, сидя у них за спиной, беспечно глазеть по сторонам.

Тин Вин молча повернулся и осторожно начал спускаться. Ми Ми цеплялась за ветви гибискуса, создавая дополнительную опору. Так они и шли — медленно, шажок за шажком. Вскоре ноги Тина почувствовали ровную поверхность, усеянную мелкими гладкими камешками.

— Где мы? — спросил он.

— На железной дороге. Эти камешки насыпаны вдоль рельсов. А идти ты можешь прямо по шпалам. Мои братья постоянно по ним ходят.

Тин Вин замер. С таким же успехом Ми Ми могла бы сказать, что ее братья постоянно катаются в Рангун, Мандалай или даже Лондон. До этого дня железная дорога была для него недосягаемой. О ней он знал лишь по рассказам монастырских мальчишек. Те часто хвастались, как сбегали из монастыря, чтобы дождаться, когда вдали покажется черный паровоз. Они любили подкладывать на рельсы сосновые шишки, а то и металлические пробки от бутылок и смотреть, как паровозные колеса подминают все под себя. Мальчишки спорили, кто из них ближе подберется к проходящему поезду. Это считалось испытанием смелости. Тин Вин даже хотел попросить взять и его с собой, но потом передумал. Железная дорога не была частью его мира. Она принадлежала зрячим.

И вот теперь он шел вдоль рельсов. Вскоре Тин уловил ритм движения и зашагал быстрее. Его ноги уверенно находили шпалы. Идти по полотну железной дороги было намного легче. Здесь он не опасался удариться о дерево, зацепиться за куст или споткнуться. Шпалы представлялись ему ступенями лестницы, выводящей из холодной, сырой пещеры. С каждым шагом вокруг становилось светлее и теплее. Тин пошел быстрее, а вскоре побежал, перепрыгивая через шпалы. Ми Ми не возражала. Она закрыла глаза и крепко держала Тина за шею, покачиваясь на его спине, словно скакала верхом. Тин Вин бежал быстро, едва ли не на предельной скорости. Он больше не думал о расстоянии между шпалами. Он слушал биение своего сердца. Громкое, словно удары большого барабана, оно билось, заставляя Тина бежать дальше, не думая ни о каких опасностях. Его сердце звучало на всю долину, и звуки неслись к горам, чтобы перевалить через них и умчаться дальше. Оно стучало громче любого паровоза. Так думал Тин Вин.

Когда наконец он остановился, то почувствовал, будто проснулся после удивительного сна.

— Прости меня, — едва дыша, прошептал Тин.

— За что? — удивилась Ми Ми.

— Разве ты не боялась?

— Чего мне было бояться?

Они лежали на траве. Ми Ми глядела в небо. День как-то незаметно кончился. Солнце готовилось опуститься за горы. Ми Ми обожала предзакатную пору (хотя раннее утро любила больше). Мир переставал плавать в знойном мареве и обретал ясность очертаний. Она любила слушать звуки вечера и вдыхать горьковатый дым очагов, где готовился ужин.

— Ты когда-нибудь слышала, как звучит сердце? — спросил Тин Вин.

Ми Ми задумалась.

— Однажды, когда была совсем маленькой. Я прижалась к маминой груди и услышала, что внутри у нее что-то стучит. Тогда я думала, что там сидит какой-то зверек и ему очень нужно выбраться наружу. Больше ничего не помню.

12

После такого дня заснуть невозможно. Тин Вин до утра не сомкнул глаз. Сон не пришел к нему ни на вторую, ни на третью ночь. Он лежал рядом со спящей Су Кьи и думал о Ми Ми. Трое суток бессонницы ничуть не утомили Тина. Наоборот, он чувствовал себя бодрее, чем когда-либо. Чувства, мысли и память стали яснее, чем прежде. Они с Ми Ми провели вместе почти целый день. Для Тина он стал драгоценным камнем. Талисманом, способным защитить от бед. Тин помнил каждое слово, каждую интонацию и каждый удар ее сердца.

В тот день, неся на себе Ми Ми, ощущая ее тело и слыша голос, Тин Вин впервые испытал странное облегчение. Почувствовал прикосновение радости. Чувство это было совершенно ему незнакомым. В его словаре не существовало таких слов. Конечно, он слышал о таких понятиях, как «счастье», «беззаботность», «веселье», но до сих пор они оставались просто словами, отвлеченными, словно цифры в арифметических примерах. Только сейчас Тин Вин понял, каких усилий стоил ему каждый прожитый день. Молочно-белый туман вместо ярких красок. Как он устал пробираться на ощупь в мире, повернувшемся к нему спиной. Одиночество, в каком он жил до сих пор, сделалось невыносимым. Но ведь Тин не был совсем одинок. А Су Кьи? А У Май? Тин Вин уважал обоих и доверял им. Он был бесконечно благодарен за все, что они делали для него, за их терпение и заботу. И тем не менее чувствовал расстояние, отделявшее его и от Су Кьи, и от У Мая. Конечно, оба были гораздо ближе к нему, чем все остальные, но все равно существовала некая преграда. Наверное, такие же препоны есть и между зрячими, хотя Тину от этой мысли легче не становилось.