Испанец. Дерзкий корсар

– Это что, насмешка? – с вызовом выдохнул он, и тут же железное кольцо его рук сомкнулось на талии Сашеньки, не позволяя ей отойти.

– Вы требовали поцелуй, сударь, но не уточнили какой. Я поцеловала вас, договор выполнен.

– Решили поиграть со мной, Алеандра? – угрожающе заявил он, склоняясь к ее лицу и насильно прижимая ее к своей груди.

Он точно намеревался поцеловать ее в губы, несмотря на ее нежелание.

– Отпустите меня, – потребовала она тихо, но твердо, отклоняясь от него.

– Отпущу, когда возьму то, за чем пришел, – отрезал он жестко, поглощая ее жадным взором.

Сашенька даже не сомневалась в его натуре. Замашки наглого хищника, который привык брать все и сразу.

– Вы что-то говорили о ваших манерах.

– Хитрая бестия! – процедил де Мельгар, понимая, что действительно не уточнил, какой поцелуй нужен. – Ладно, иди. Сам виноват.

Убрав руки со стана девушки, он отвернулся, явно не желая показывать ей свое недовольство. Саша видела, как на его сжатой челюсти ходят желваки. Он был взбешен.

– И прошу, более не подходите ко мне, граф. Это ни к чему, – сказала она, желая отныне и навсегда пресечь дальнейшее общение с этим навязчивым иностранцем, который ей совсем не нравился. – Моему жениху неприятно, когда мне оказывают излишнее внимание.

– Навязываться я не собираюсь, – хрипло выдал он, окинув ее мрачным взором.

– Вот и прекрасно, сударь, – улыбнулась сладко Саша. – Надеюсь, более мы не увидимся.

Стремительно развернувшись, девушка, приподнимая юбки, через мгновение ретировалась из библиотеки, желая позабыть, как страшный сон, и этого испанца, и свои глупости, которые творила последние два дня.

– Холодная кукла, – глухо прорычал ей вслед Эрнандо. – Ты мне тоже не нужна.

Глава VI. Свадебный вечер

– Отныне вы муж и жена, – громко объявил священник, и его скрипучий голос пронесся эхом в тишине церкви. – Живите в благочестии и добре. Благословение Господне на вас.

«Вот и все, – прошептала про себя Сашенька. – Теперь я мадам Протасова, жена старого вельможи и навсегда несчастная девица, лишенная возможности когда-либо выйти замуж по любви».

Чувствуя, как ее руку твердо сжимает сухая жилистая ладонь Ивана Романовича, она невольно перевела на него взгляд. Вид новоиспеченного мужа, гладко выбритого, с небольшими усиками и сединой на висках не вызывал отторжения у Сашеньки. Она приняла свершившийся факт венчания как данность, как и требовалось от послушной дочери.

Протасов повернулся к ней и, подняв фату, легко, даже целомудренно поцеловал в холодные дрожащие губы и быстро отстранился.

– Пойдемте, дорогая, – велел Иван Романович.

Так и держа Александру за руку, Протасов последовал по широкой красной дорожке по просторному храму, полному приглашенных и простых прихожан.

Свадебный бал, как и полагалось, открыл Иван Романович со своей прелестной супругой и умело исполнил все движения затейливого полонеза под одобрительными взглядами многочисленных гостей.

Чуть позже Протасов удалился в свой кабинет, ожидая сына. Он то и дело цедил сквозь зубы проклятья, перебирая на столе бумаги. Было не положено надолго оставлять гостей, да и не хотелось расставаться с Сашенькой, а этот неблагодарный мальчишка никак не появлялся. Иван Романович был зол, оттого что в день своей свадьбы должен был решать этот щекотливый неприятный вопрос.

– Вы звали меня, батюшка? – спросил Михаил, заходя в кабинет отца.

– Звал. Сядь, – велел хмуро Протасов-старший. Когда молодой человек уселся вальяжно в кресло напротив Ивана Романовича, тот продолжал: – Говорил я тебе, чтобы Лариски Выхиной рядом с тобой не видели? Предупреждал? Так нет, ты, дурень, продолжаешь мое имя позорить на всю Одессу!

– Батюшка, о чем вы? Все сделал, как приказали. Бросил Ларочку, как вы и велели, – начал Михаил, но отец тут же грохнул кулаком по столу.

– Врешь, поганец! Тьфу ты, Ларочку! Вера Никитична вчерась видела тебя с этой непотребной девкой в трактире на Григорьевском спуске! Сегодня с утра, еще до церкви, кума Вера рассказала про то! Я едва успокоился, все ж свадьба у меня.

– Так слепая она, Вера Никитична, перепутала меня с кем-то.

– Слепа, говоришь? – процедил Иван Романович и вытащил какой-то документ, исписанный мелким почерком, протянув его сыну. – Раз ты зрячий, так читай, баламут.

– Что это? – нахмурился Михаил, взяв протянутый лист и пробегая глазами по первым строкам и далее.

Внизу страницы стояла витиеватая подпись Ивана Романовича, а также заверительная роспись поверенного Протасовых.

– Завещание. Как и обещал тебе, – коротко ответил Протасов-старший. – Все мое состояние после моей смерти будет отписано жене и ее детям.

– Все? – спертым голосом выдохнул Михаил, сев прямо в кресле и снова пробегая выпученными глазами по строкам.

Вытянув из рук сына документ, Иван Романович вновь убрал его в синюю бархатную папку и положил на нее руки.

– Да. Этот дом с усадьбой, имения в Борисове и Почаевке с крестьянами, все две тыщи душ, лесопилка и деньги, что в банке.

– Но батюшка, – выпалил гневно Михаил, вскакивая на ноги. – Это же безродная девка! Незаконнорожденная! Ее мать блудница, под Оленевым лежала да в грехе ее родила. А вы все ей?

– Да, – кивнул твердо Протасов. – Зато она тиха да покладиста. Мне с ней хорошо, душа прямо поет. Как целую ее, так будто снова молод. И красавица она знатная, буду ее всем, как сокровище, показывать. Детки от нее красивые будут.

– Как вы можете так со мной? – прохрипел молодой человек, сжимая кулаки. – Что же, эта девка вам дороже меня?

– Не дороже. Ты сам виноват. Сказал, порви с Лариской, так нет, ты уперся как баран.

– Вы для того меня позвали, чтобы все это сказать и меня унизить? Чтобы все знали, что я нищий при богатом отце? В душу мне плюете? – процедил в бешенстве Михаил, испепеляя глазами отца.

– Вот тебе мое слово. Пока положу это завещание в тайник, и никто, кроме меня, о нем не узнает. Поверенному пока велел молчать. Как только женишься на девице Радовой, как я велел тебе, а Лариска сгинет из города, бумагу эту сожгу. Никто не узнает о завещании. Все наследство тебе по закону достанется. Александре Сергеевне только седьмая часть, как и положено вдове. Если нет, пеняй на себя. Своим трудом и мозгами живи.