Испанец

– Давайте не будем говорить о ней, - предложил он девушке. – Расскажите лучше о вас.

– Обо мне, - фыркнула Грасиела. – А я думала, вы расскажете о себе. Мне многое хотелось бы узнать.

Эду смутился; девушка говорила с ним с каким-то особенным вызовом, с напором, словно старалась противопоставить себя ему. Словно отчаянно и смело бросалась в бой против него, зная, что проиграет. Ага, ясно. Эду тоже с интересом повнимательнее присмотрелся к девушке. Скользнул взглядом по фигуре, по длинным ногам, по яркому купальнику, выгодно подчеркивающему все, что полагается подчеркнуть. Красивая, дерзкая, молодая. И явно его боится, смотрит настороженными темными глазищами, в которых перемешались страх и вызов.

– Отцы сговорились, да? – вполголоса произнес он, глядя в лицо девушки. – Я прав?

Девушка сконфуженно смолчала, но Эду и без ее слов понял, что он не ошибся. Но отец хорош!.. Словно племенную породистую кобылу ему подсунул, объездить, покорить. Решил, что этого достаточно будет, чтобы отвлечь Эду от мыслей о другой девушке, неподходящей ему! Ярость вскипела в крови молодого человека тотчас же, расслабленное состояние испарилось, и Эду почувствовал, что хочет рвануть туда, вслед за отцом, чтобы высказать ему свое негодование и ярость…

Виктор нетрезво фыркнул, замотав кудрявой черноволосой головой.

– Да бросьте вы! – небрежно протянул он, поднимаясь со своего шезлонга и подтягивая шорты. – Как будто что-то страшное случится… Ну, покатаетесь по Европе, привыкните друг к другу… Эх, лучше я позову эту хорошенькую переводчицу, а то с вами скучно. Как ее зовут, ты говоришь?

– Не стоит, Виктор, - довольно резко произнес Эду, ощутив, что у него чужими руками отнимают самое дорогое. Отец не зря позвал и Виктора, он ведь первый ловелас на всю округу, девушкам он нравится.
– Она такая же гостья нашего дома, как твоя сестра.

– Да что такого? – удивился Виктор, картинно разводя руками. – Симпатичная девушка, я хочу с ней познакомиться. Зажать ее в углу потемнее; мне кажется, она должна быть страстной. Видел, как она смотрела на меня? Словно хочет стереть в порошок! Люблю таких.

– Виктор!!!

Эдуардо не заметил, как сделал эти несколько шагов вслед за Виктором, последовавшим с веранды вслед за хозяином дома. Вскоре послышался голос Марины – как показалось Эду, недоумевающий и отчасти испуганный. Несколько раз она повторила растерянно: «Что? Что?» - не понимая, чего хочет от нее незнакомый подвыпивший молодой человек, а потом вдруг метнулся ее крик, резкий, как пощечина Эду. Как вопль о помощи, хотя, конечно, никакой опасности Марине не угрожало, но все же…

– Оставьте меня! Я не пойду с вами!

Эду ринулся вслед за гостем; он непременно догнал бы Виктора и вернул его обратно, не позволив притронуться к Марине, если б на его пути черной тенью не встала Иоланта. Раскрасневшаяся от гнева, с пылающим взором, она преградила ему путь, вцепившись тонкими сухими пальцами в дверные косяки, и Эдуардо отшатнулся – столько решимости было в ее взоре.

– Сеньор Эду, - прогремела она яростным голосом, - вы забываетесь! Вернитесь к вашей гостье!

От ярости Эдуардо даже затрясло, он с силой сжал кулаки, чтобы не дай Бог не ударить, не оттолкнуть с пути женщину в строгом черном брючном костюме.

– Отойти с моего пути, Иоланта, - злобно процедил он, покачивая головой и буравя ее злым взглядом. – Это такая же гостья, и я не позволю ее трогать…

– Сеньор Эду! – прогремела Иоланта, краснея от досады. – Вашей гостье никто не причинит зла! Это приличный дом! Я сама велю сеньору Виктору оставить ее в покое! А вам стоило бы подумать о своем отце, и о приличиях, и…

– Что я должен думать об отце?! – взорвался Эдуардо.

– Вы разбиваете ему сердце, - прошептала Иоланта словно одержимая. – Вашим упрямством вы причиняете ему боль…

– Приди в себя, Иоланта! – взревел Эду. – Кого ты защищаешь? И от какого грозного врага?! Мой отец – мужчина, а Марина – всего лишь крохотная девчонка! Ты его защищаешь от девчонки?! Лучше заставить плакать девчонку, чтобы сильный мужчина, не дай Бог, не испытал досады и не пролил этих слез?! Отойди с моего пути, Иоланта, не заставляй меня применять силу! Этот человек и пальцем не притронется к Марине!

– Вспомните, против кого вы идете! – прошипела Иоланта, когда Эду решительно взял ее за плечо. – Это ваш отец!

– А Марина – моя женщина, - рявкнул Эду. – Уйди, Иоланта! Я ведь не слепой и не идиот. Ты всем рассказываешь сказку о том, как я защищаю мать, а сама тем временем защищаешь моего отца все это время, и метишь на ее место! Уйди, или это будет известно всем! И ему в первую очередь.

Иоланта ахнула и осела, когда Эду все же отпихнул ее рывком и кинулся мимо нее.

Виктора с Мариной он отловил почти у самой лестницы. Марина хотела убежать; ей не хотелось принимать ухаживаний Виктора, его щедро рассыпаемые комплименты пугали ее, и его настойчивость, с которой он тянул ее за руку обратно, к бассейну.

– Идем, - бормотал он, масляными глазками глядя в перепуганное лицо Марины. – Что ты так напугалась, глупышка?!

Эду налетел на него, как безумный. Молча он оттащил Виктора от сопротивляющейся Марины, выхватил из его руки бокал с виски, половину которого Виктор уже умудрился пролить, возясь с Мариной.

– Тебе же сказали, - прорычал Эду яростно, - не трогай ее! Не трогай!

Он в ярости плеснул в изумленного Виктора остатками виски, и пока тот, ничего не понимающий и ошеломленный, потирал глаза, ухватил его за шиворот и потащил к бассейну.

– Ты с ума сошел!? – верещал несчастный, стараясь вывернуться из рук Эду. – Совсем умом повредился?! Отпусти меня!

Но тот был неумолим и не выпустил своей жертвы из рук, покуда не подтащил его к бортику и не столкнул в воду, подняв тучу брызг.

– Остудись! – выкрикнул Эду, сам не понимая, отчего завелся. В его ушах звучало только одно: «Это моя женщина. Моя женщина…»

***

Происшествие с Виктором удалось замять; в основном потому, что сам Виктор был порядком нетрезв, а Иоланта смолчала, то ли порядком напуганная Эду, то ли по каким-то своим соображениям. Но, так или иначе, а никто не потревожил Марину, и она, кое-как успокоившись, прилегла отдохнуть, хотя сон не шел к ней.

Взрыв Эду не давал ей покоя. Это было не похоже на возмущение хозяина, в доме которого обижают гостя, хотя отчасти это было так. Это была ревность; почти одержимость, которую Марина успела рассмотреть, когда Эду ухватил перепуганного Виктора за шиворот.

«О, да что ж такое творится!» – думала Марина, и воображаемая Анька посмеивалась в ее голове.

«Ну, ты заварила кашу, подруга! Мужики за тебя бьются, как лоси за стог сена в голодный год! Это, знаешь, не каждой дано!»

Не каждой, невесело согласилась Марина с нею мысленно. Но лучше б этого не было. Ведь, по сути, из-за нее в совершенно постороннем доме происходит вот это все…