Испания от античности к Средневековью

После превращения христианства в государственную религию Римской империи церковь очень скоро превращается в крупного собственника. В 470 г. императоры Лев и Антемий издали специальный закон, по которому церковь могла лишь передать во временное пользование какую-то часть своего имущества, которое затем снова ей возвращалось, и никакой другой вид отчуждения церковного имущества не допускался^{823}. Это положение продолжало действовать и в Вестготском королевстве. VIII «вестготская формула» подчеркивает, что имущество, переданное любой церкви, нельзя ни продавать, ни дарить, ни каким-либо другим способом отчуждать. Значение церкви как крупного собственника в это время еще более увеличивается. По разным причинам, политическим, экономическим, набожно-религиозным, многие собственники, не исключая и самих королей, передавали часть своего имущества, а то и все имущество церкви. Четыре «вестготские формулы» (VI 1-Х) предусматривают различные варианты передачи имущества церкви. В социальном плане значительных различий между светским и церковным крупным землевладением не было, и поэтому те отношения, которые существовали в светском секторе крупной собственности, были характерны и для церковного. Когда Леувигильд, явно стремясь нанести удар по своим политическим противникам и внести раскол в католическую церковь, передал собственность одного из своих оппонентов бежавшему из Африки католическому аббату Нанкту, то вместе с нею под власть нового господина и патрона перешли и крестьяне (Vit. patr. Emer. III, 8-12). Характерна реакция крестьян на смену своего господина: они какое-то время вообще о нем ничего не знали и были озабочены лишь тем, сможет ли он их защитить^{824}. И все же некоторая разница между светским и церковным землевладением существовала. На землях церкви, кроме рабов, колонов, отпущенников, прекаристов, работали еще и рядовые клирики^{825}. При этом последние были кровно заинтересованы в увеличении церковного имущества, поскольку получали выгоду от него. В этом отношении интересен один пассаж из «Жития св. Эмилиана» (13): Эмилиан стал тратить часть имущества церкви, пресвитером которой он был, на помощь беднякам, и это вызвало возмущение рядовых клириков, которые пожаловались епископу, а тот так разгневался поступком Эмилиана, что тот был вынужден покинуть церковь и уйти в Кантабрию, став там отшельником^{826}. Фактически от имени церкви имуществом распоряжались епископы либо аббаты, которые, однако, не могли этого делать лишь по своему усмотрению. Выше приводилось известие об отмене завещания епископа Рицимера, нанесшего ущерб церковному имуществу. Но епископы сами в большинстве своем выходили из знати и уже поэтому могли иметь и собственное имущество^{827}, которым они уже распоряжались самостоятельно, как это сделал эмеританский епископ Массона, о чем тоже уже говорилось. Другой эмеританский епископ, Павел, получив наследство излеченного им местного сенатора, превратился в самого богатого собственника Эмериты, чье имущество было много больше, чем имущество местной церкви (Vit. patr. Emer. II, 1-18)^{828}.

Другим важным элементом римского общества являются города, которые в римское время являлись носителями античного уклада. Вестготские короли почти не основывали новых городов. Известно лишь два города, созданных Леувигильдом — Рекопольи Викториак, и основанный Свинтиллой Олонгик. Все остальные города Испании достались Вестготскому королевству от римского времени. И сами города сохранились. Даже если некоторые из них полностью или частично разрушались во время вторжений, то затем они возрождались^{829}. Частично сохранился римский вид городов, в значительной степени они оставались хранителями прежней культуры и центрами социальной жизни^{830}. Очень важным было то, что город рассматривался и в большой мере реально оставался хранителем классической античной традиции^{831}, и вестготские короли, которые, по крайней мере начиная с Леувигильда, стремились представить себя наследниками римских императоров, в этом плане покровительствовали городам. Город сохранялся и как центр управления ближайшей округой, которая рассматривалась как territorium или terra данного города^{832}.

Однако говорить о полной неизменности городов невозможно. В них все же происходят определенные изменения, многие из которых начались еще в позднеримские времена. Во многом это связано с распространением христианства [139] . Многие старые языческие храмы превращаются в церкви. Строятся и новые церкви. Но еще важнее оказывается то, что не только церквами, но и обычными жилыми зданиями застраиваются места старых форумов, театров, цирков, амфитеатров ^{833} . [140] Изменяются и сами жилища. Место больших домов, ранее характерных не только для самого Рима, но и для провинциальных городов, в том числе испанских, занимают сравнительно небольшие, по-видимому, индивидуальные ^{834} . Это свидетельствует об изменении самого стиля жизни горожан. Другим важным изменением является сокращение размеров многих городов. Оставленные территории часто замещаются кладбищами. Так, например, в Роде городская жизнь концентрируется вокруг порта, в то время как прежние жилые кварталы превращаются в некрополи. В Эмпорионе оставляются и бывший греческий Неаполь, и римский город, а поселение сосредоточивается на островке, бывшем Палеополе. В Бетике Гиспалис сохранил свое значение важного экономического, политического и культурного центра, но и в нем некрополи занимают уже часть города у самых стен ^{835} . В некоторых городах некрополи располагаются и внутри городских стен ^{836} . Это говорит о сокращении собственно городской территории, даже если огороженное стенами пространство осталось прежним. Внутри городов, часто рядом с жилыми домами, возникают свалки ^{837} , что еще более сокращает жилое пространство и ухудшает санитарное состояние города. С другой стороны, за пределами стен теперь вырастают пригороды, группирующиеся, как правило, вокруг местных церквей или монастырей ^{838} .

139

Такие изменения происходят во всей Западной Европе: Cantino Wataghin G. La topographic chr'etienne des villes de l’antiquit'e tardive (IV-VI si`ecles) //The Colloquia of the International Congress of Prehistoric and Protohistoric Sciences. Forli, 1996. P. 9-14.

140

Порой между разрушением того или иного общественного здания и застройкой этого места жилым проходит некоторое время, в течение которого это пространство остается пустым.

Еще одно очень важное изменение: город становится местом концентрации знати. Если во времена кризиса III в. и в позднеримскую эпоху магнаты выводили свои богатства из города и собирали их в виллах, являвшихся центрами их обширным владений, где жили они и сами, то в период варварских завоеваний они, как уже говорилось, предпочитали укрываться за городскими стенами. И после завершения завоеваний многие из них оставались там, предпочитая, как тоже говорилось, получать лишь доход из своих имений. Примером такого магната, живущего в городе, мог быть тот сенатор, который завещал свое имущество Павлу, что и превратило последнего в богатейшего человека Эмериты. Возможно, что не только знать, но и многие крестьяне в течение бурного V в. спасались в городах и не все покинули их после установления относительного мира. Об этом свидетельствует появление в некоторых городах жилищ сельского типа ^{839} . Это привело к увеличению городского населения. Учитывая, что размеры городов сократились, можно полагать, что плотность населения увеличилась. В некоторых городах она была довольно значительной. Так было, например, в Толедо. При площади в пять гектаров он имел население в 37 тысяч человек ^{840} , т. е. почти семь с половиной тысяч человек на гектар площади. Такая насыщенность, разумеется, объясняется столичным статусом Толедо [141] . Не известно количество жителей других городов Испании. Учитывая, однако, что размеры некоторых городов были много больше [142] , можно думать, что плотность населения там была меньшей. Но она все же была, видимо, большей, чем в предшествующую эпоху [143] . Наряду с относительно крупными городами существовали и мелкие. Такими были, например, небольшие города, как Болет или Лабитолоза, упомянутые в завещании Винцента, но юридически они были такими же civitates, как более крупная Оска и тем более Цезаравгуста ^{841} .

141

Возможно все же, что такое пространство внутри городских стен было занято только непосредственно расположенным там гарнизоном, частично королевским двором, высшим клиром, включая митрополита, разумеется, с обслуживающим их аппаратом, в то время как основная масса горожан обитала в пригородах. Ср.: Garcia Moreno L. A. La historia de Espa~na visigoda. P. 257. И сам королевский дворец, как кажется, тоже располагался в пригороде: Menendez Bueyes. Civitas Christiana… P. 278.

142

Так, Кордуба имела площадь в 50 гектаров, а Эмерита — 49. Другие города, впрочем, были меньшими по размеру, но некоторые все же превосходили Толедо: Garcia Moreno L. A. La historia de Espa~na visigoda. P. 256.

143

Такой рост населения города мог быть одной из причин застройки мест, ранее занятых общественными сооружениями.

Город ставится под контроль графа общины (comes civitatis), назначаемого королем. Наряду с ним все большее значение приобретает епископ, который, как правило, происходил из знати. В Эмерите в 483 г. епископ Зенон вместе с вестготским герцогом Саллой занимался восстановлением городских стен и моста^{842}. Приблизительно в те же годы в Тарраконе строится обширный епископский комплекс, и, как отмечают археологи, сосуществование этого комплекса и претория является знаком ясного дуализма власти в городе того времени^{843}. В конце VI в. Реккаред издал закон, по которому епископ наряду с народом участвовал в избрании нумерария, ведавшего сбором налогов, и дефензора, защищавшего горожан в суде (Leg. Vis. XII, 1,2). Таким образом, епископ в значительной степени (хотя и не полностью) начинает контролировать и финансовую, и судебную жизнь города^{844}. Постепенно власть епископа в городе еще более увеличивается. Его благотворительная деятельность в значительной степени становится залогом социальной стабильности, и возвышающийся в городе епископский дворец превращается в символ как земной, так и небесной власти^{845}.

Однако в том же законе Реккареда наряду с епископом упоминается и народ (populus). Уже это одно означает, что в городе сохранился гражданский коллектив. Город по-прежнему являлся «общиной» (civitas). «Народ города» и выступал главным плательщиком налогов, как это видно из документа времени Реккареда «О Барцинонском фиске» [144] . А раз сохранился гражданский коллектив, то сохранились и органы его самоуправления, по крайней мере официально. Внешне городской строй оставался таким же, каким был и в период Поздней империи ^{846} . В одной из «вестготских формул» (XXV) в качестве городских властей отмечаются принципалы, кураторы, магистраты, а также курия. Куриалы сохраняются как высший слой горожан. В законе Хиндасвинта (V, 4, 19) называются две группы жителей города — куриалы и privati. И те, и другие могли иметь в своем владении не только дома и рабов, но и земли и виноградники. Они отличаются друг от друга, по-видимому, не столько имуществом, сколько положением в городе и исполнением куриалами общественных функций. Разумеется, абсолютно самостоятельным город не был. Уже одно то, что, кроме городских структур и епископа, существовал уже в VI в. граф общины, резко ограничивало городское самоуправление.

144

Латинский текст и испанский перевод этого документа: Perez Sdncez О. Transformacion… P. 311. В этой части Испании почти нет следов готского присутствия (Munos A., Macias J., Menchor J. Nuevos elementos decorados de arquitectura hispano-visigoda en la provincia de Tarragona// AEArq. 1995. Vol. 68. P. 293), так что можно быть полностью уверенным, что речь идет именно о римском гражданском коллективе.

В городах сохранялись основные нормы римского права. В формулах завещания имеются ссылки на преторское и городское право (ius praeto-rium et urbanum). To, что выходит за пределы норм, установленных этим правом, определяется специальными добавлениями (codicilli), также имеющими юридическую силу (Form. XXI-XXII). При вступлении в брак и решении связанных с этим имущественных вопросов стороны руководствуются законами Юлия и Поппея-Папия (Form. XIV—XV), восходящими ко времени Августа. Упоминание городского права говорит о том, что в городах (по крайней мере, в Кордубе, но нет оснований сомневаться, что и в других городах также) сохранились римские городские хартии. Все эти нормы, как и в римское время, распространялись и на округу, являющуюся частью территории данного города, что подтверждается ссылками на то же право и на те же codicilli в завещании Винцента^{847}. Сохранилось и понятие римского гражданства. В «вестготских формулах», относившихся к освобождению раба, как уже упоминалось, говорится, что тот отныне становится не только свободными (idoneus), но и римским гражданином (civis Romanus). И по завещанию Винцента некоторые рабы (но не все), став свободными, становятся и римскими гражданами^{848}.

Не совсем понятно, какие привилегии бывшему рабу может дать римское гражданство, тем более что оно, судя по формулам, не освобождает отпущенника от патроциния патрона. Возможно, речь идет лишь о традиционном выражении, хотя то, что в завещании Винцента одни бывшие рабы получают гражданство, а другие нет, может говорить о существовании все же какого-то неясного нам различия, тем не менее ощущаемого современниками ^{849} . Но в любом случае существование в VI и первой половине VII в. самой идеи римского гражданства несомненно [145] .

145

Владения Винцента располагались в предгорьях Пиренеев, и сам он не был горожанином. Это ясно свидетельствует о сохранении римских норм не только в самих городах и не только в глубоко романизованной Бетике, но и за пределами городских стен и практически на всей территории Испании. Важно также то, что территория, на которой рас полагались владения Винцента, не была населена готами. Так что и на юге, и на северо-востоке Пиренейского полуострова в римской среде сохранялись римские нормы.

Экономическое значение города ощутимо уменьшилось. Город в большой степени перестал, хотя и не полностью, быть центром ремесла. В упомянутом законе Хиндасвинта (V, 4, 19) среди имущества куриалов и частных граждан упоминаются земли и виноградники. Состояние горожан основывается явно на доходе, получаемом с земли. Именно земледелие становится основой благосостояния горожан, и жизнь города во многом зависит от его сельской округи ^{850} . Об этом же свидетельствует тот факт, что налоги, собираемые с горожан, определялись в натуре. Но горожане могли рассчитываться и деньгами по курсу, определяемому каким-то соглашением. Так, в Барциноне в 592 г. вместо одного модия надо было платить девять силикв ^{851} . Следовательно, монета не была полностью исключена из городского обихода. Многие города, особенно расположенные на побережье и берегах больших рек, еще сохранялись как торговые центры. Испания в это время поддерживала торговые контакты с Северной Африкой и в меньшей степени с Востоком, и товары оттуда приходили через порты средиземноморского побережья. Вдоль побережья шел путь, соединявший Испанию с Южной Галлией и Италией. Северо-западная часть Пиренейского полуострова продолжала контактировать с Франкским королевством ^{852} . Недаром, как говорилось выше, в Роде жизнь города сконцентрировалась вокруг порта. Значительную, может быть, даже решающую, роль в жизни города торговцы играли в Малаке ^{853} . В Картагене территория бывшего амфитеатра застраивается не жилыми домами, а складом, связанным с портом. На некотором расстоянии от Портукале возникает его торговый пригород — Castrum novum ^{854} . Это, как и в римские времена, привлекало в такие города разнообразное население, преимущественно торговцев, либо на время прибывавших в тот или иной город, либо полностью там осевших. В Нарбонне в конце VI в. жили римляне, готы, сирийцы и иудеи ^{855} . Каково было соотношение этих этнических групп, сказать трудно, хотя ясно, что римляне составляли большинство. Значительные иудейские общины существовали в ряде испанских городов, особенно в богатой и давно романизованной Бетике ^{856} . Как в свое время говорилось, иудеи жили в Испании довольно давно. Поскольку им было запрещено занимать какие-либо общественные должности и владеть землей, то они в основном сосредоточивались на торговле и финансовых операциях, в том числе и сбором налогов, ибо эта служба не считалась общественной. Но из числа иностранцев жили в городах королевства не только торговцы или финансисты. Были среди них и люди «свободных профессий», по тем или иным причинам прибывшие в Испанию. Таким, например, был греческий врач Павел, осевший в Эмерите и в скором времени прославившийся там своим искусством, благодаря которому он, ранее не имевший никакого имущества, превратился в одного из самых богатых людей Лузитании и позже стал епископом Эмериты, и он не был единственным иностранцем и конкретно греком в этом городе ^{857} . В начале своей карьеры Павел был peregrinus (Vit. Patr. Emer. IV, 2,74-76), т. е. иностранцем, не являвшимся членом гражданского коллектива Эмериты [146] . Все эти сирийцы, греки, а тем более иудеи в состав «народа» того или иного города явно не входили.

146

Существует сомнение относительно толкования этого термина: означает ли он, как и в римские времена, иностранца или паломника (Arce J. Merida tardorromana. P. 209). Учитывая глубокие римские традиции, существовавшие в Эмерите, и время составления «Жизни эмеританских отцов», а тем более — жизни самого Павла, можно считать первое толкование гораздо более вероятным.

Выше говорилось, что испанские латифундисты носили старые римские титулы illustres, clarissimi. В различных местах Испании упоминаются senatores^{858}. В Римской империи после реформы Антонина Пия они вместе с куриалами (декурионами) входили в сословие honestiores, но в этом сословии составляли его высший слой. Едва ли положение изменилось после варварского завоевания. И также едва ли эти люди, жившие в городах, включались в число privati. Можно думать, что знатные и богатые «сенаторы», даже живя постоянно в городах, не входили в состав городского «народа». Как и иностранцы, они были вне populus, но не ниже его, а выше.

Византийское завоевание части Испании способствовало развитию тех городов, которые оказались в составе империи. Особенно это относилось к Картагене и Малаке. Однако когда вестготские короли восстановили там свою власть, именно эти города подверглись наибольшему разгрому. Как экономические центры они перестали существовать. А вскоре после этого (или даже параллельно с этим) в жизни испанских городов наступает второй этап их истории — время упадка и разрушения городской сети^{859}. Разумеется, степень упадка варьируется в различных местах, и в целом упадок сильнее ощущается в более крупных городах, в то время как мелкие в большей степени сохраняют свое значение. И все же в целом упадок городской жизни несомненен. В это время фактически прекращаются торговые связи с Северной Африкой. Это было вызвано как изменениями в самой Африке, где уменьшается, а то и вовсе прекращается изготовление керамики, являвшейся главным показателем ее внешнеторговой активности, так и резким сокращением роли испанских городов. Сокращается или даже вовсе прекращается строительство. Богачи предпочитают строить церкви и монастыри за пределами городов. А это означает, что и светская знать, и епископы более уже не заинтересованы в городах и переносят центр своей деятельности в сельскую округу^{860}.