Испанская хроника Григория Грандэ

— Есть! — вдруг воскликнул Таба.

В кабельтове от берега, словно светляк, два раза мигнул слабый зеленый огонек. Виктор тотчас ответил сигналом своего электрического фонаря и засек направление по компасу. Он первым залез в лодку и взялся за весла. Я последовал за ним и зачерпнул в нее воды.

— Кладите оружие и одежду, держитесь за корму, а я вас отбуксирую. Так будет скорее, — предложил Виктор.

Мы ухватились за петли и энергично заработали ногами. Виктор взмахнул веслами, и, преодолев накат, мы поплыли к невидимой подводной лодке, откуда нам подавали голоса. Вскоре появилась ее темная масса. Моряки быстро втащили нас на палубу и, не дав опомниться, опустили в люк.

Не забыть мне теперь эти три ночи под оливами!..

Подводная лодка бесшумно скользнула во мрак и, запустив, дизели, пошла полным ходом, оставляя на поверхности фосфоресцирующий шлейф и пляшущие в струе отражения звезд.

Командир спустился к нам в кают-компанию и за чашкой кофе сообщил, что теперь мы пойдем к порту Пальма-де-Майорка, а оттуда возьмем направление на Кастельон-де-ла-Плайа, чтобы пройти дозором вдоль берега и вернуться в Барселону. Уходя к себе, он сказал, что на подходе к берегу видел сильную вспышку где-то в районе мыса Форментор. Это была все та же мина.

К десяти часам утра мы пришли в залив у Пальма-де-Майорки. Военные корабли мятежников стояли в порту за противолодочными сетями. До наступления темноты опять лежали на грунте, вслушиваясь в редкие шумы винтов проходивших судов и изредка осторожно высовывая перископ.

В темноте отошли мористее, всплыли и на дизелях пошли к материку. Утром у Оропесы командир заметил стоявший у берега легкий крейсер мятежников «Серверу». Заманчивая цель для торпедного удара. По сигналу боевой тревоги, когда все заняли свои места, мы уселись на диване в кают-компании, чтобы никому помешать. Лодка маневрировала и легла на боевой курс. Две торпеды с шипением вышли из носовых аппаратов, но одна сразу же затонула, а вторая всплыла, выдав противнику наше присутствие.

— Третий, четвертый — пли!

Третья торпеда тоже затонула, а четвертая стала описывать циркуляцию, угрожая нашей лодке. Чтобы уйти от нее, лучше всего было всплыть и на дизелях уйти на большом ходу. Однако на виду у вражеского крейсера сделать это было слишком опасно. Пришлось погрузиться на предельную глубину и дать максимальные обороты на валы, почти полностью разрядив аккумуляторы.

Командир неистово ругался и говорил о вредительстве агентов Франко в морском арсенале Картахены, поставляющем торпеды.

Нам повезло: командир вражеского крейсера был основательно напуган попыткой атаковать его и не пытался нас преследовать. Не слыша погони, мы легли у берега на грунт, чтобы сохранить остатки заряда в аккумуляторах. Томительно тянулись часы. В старой лодке к концу дня стало трудно дышать. Но вот наступила желанная темнота, можно было всплыть и проветрить отсеки.

В двенадцатом часу ночи подошли к Барселоне, маневрируя меж минных заграждении. Итальянская авиация вновь появилась над городом. Гора Тибидабо, как и в ночь нашего отплытия, сверкала вспышками зенитных орудий. В темном небе сверкали разрывы снарядов, гудели моторы вражеских самолетов… Опять горела Барселонетта и дома вблизи порта. Ветер доносил до нас дым и запах тротила.

Когда налет закончился, лодка подошла к своей стоянке на пирсе Моррот. Опасаясь второй волны бомбардировщиков, командир торопил всех покинуть С-4. Мы тепло распрощались с командой. Наш бравый матрос Пинент, повез нас на Тибидабо. Так закончится наш поход…

Григорий и Лева Озолин ждали в полуосвещенном нижнем холле. Григорий обнял меня, затем отстранил и несколько секунд молча рассматривал, как бы стараясь что-то прочесть в моем лице. Стоявший рядом Озолин улыбался и, подойдя, крепко, без слов, пожал мне руку. Мы поднялись на второй этаж, в большую прохладную комнату Гриши и уселись на диване перед низким столиком.

— За благополучное возвращение! — сказал Григорий, разливая коньяк в граненые стаканчики. — Даже теперь, когда сражение на Эбро закончилось и армия с боями отходит к Барселоне, важно знать, что десанта не будет и не нужно снимать войска с фронта. А это даст возможность продлить сопротивление — выиграть время. Быть может, правительству наконец удастся преодолеть саботаж генералов-капитулянтов в зоне Центр — Юг и заставить их начать наступление имеющимися у них большими силами. Тогда все еще может измениться к лучшему…

Гриша задумался и глубоко вздохнул. Молчал и Лева Озолин.

Я посмотрел на них, и чувство еще не осознанной тревоги охватило меня.

— Тебе придется сегодня же ночью написать подробный доклад о своем походе… Отдохнешь потом… — проговорил наконец Гриша.

— Сегодня ночью…

— Да, сегодня ночью… Завтра я уезжаю домой?

Меньше всего я ожидал услышать такое.

— Почему?

— Вызывают. Надо ехать.

ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ВМЕСТЕ…

Сборы не заняли много времени. На следующее утро я поехал проводить Гришу до французской границы.

Все время в Испании мы были рядом. Сколько пережили вместе! Ночи в горах Сьерра-де-Гвадаррамы под высокими соснами у костров в окружении таинственного лесного мрака или среди выжженных солнцем гор и пыльных холмов Альбаррасина; споры в Мадриде, в моей комнате, в «Гэйлордос», или неторопливые беседы за скромной трапезой. Тревожные дни и ночи. Я вспоминаю его медленный жест, когда сломанной рукой, несколько скованный в движениях, Гриша проводил по своей буйной шевелюре.

И вот настало время разлуки. Казалось, такого никогда не случится и всю дальнейшую жизнь мы прошагаем рядом с Гришей Грандэ.

У Мальграта, где шоссе сворачивает от моря в горы, он приказал остановить машину. Здесь, у самой дороги, находилась маленькая вилла, брошенная владельцем. В ней размещалась промежуточная база одного из отрядов 14-го партизанского корпуса.

Несколько раз мы прошлись по тенистой аллее. В густых зарослях гнездились птицы. При нашем приближении они с писком вылетали из кустов.

— Не провожай дальше… Простимся здесь, — сказал Гриша.

— Но я…

— Не надо…

Мы крепко обнялись. Несколько секунд Сыроежкин не отпускал моей руки, а затем толкнул ладонью в плечо, вложив в этот жест столько невысказанных чувств.

Рядом шумело море, начинался шторм, и упругий ветер срывал пенные верхушки прибоя. Гриша сел в свой «паккард», и верный Пако помчал его в последний раз по испанской земле. Я стоял на дороге и смотрел им вслед, пока машина не скрылась за дальним поворотом.