Испанская новелла Золотого века

Глава LXVI

Об ужасном происшествии, приведшем в трепет донью Хуану, и о неожиданной встрече двух влюбленных

Едва донья Хуана окончательно укрепилась в своем отчаянном намерении, как из соседних: комнат донеслись жалобные стоны и наводящие ужас звуки, так что, даже не успев взглянуть смерти в лицо, донья Хуана посчитала себя погибшей, и такой страх и смятение овладели ею, что, хотя она и пыталась воззвать к небесам о помощи, язык и даже сам рассудок отказались повиноваться ей. Ужасные стоны между тем приближались, и в промежутках неведомый голос звучал почти членораздельно; так что, вся обратясь в зрение и слух, донья Хуана разобрала наконец такие печальные слова:

— О несчастная, скорбящая душа! Почему медлишь ты покинуть это тело сквозь отверстые врата стольких ран и, приуготовясь к кровавому исходу, не решаешься ускорить мой плачевный конец? Довольно, избавь меня от жестоких смертельных мук, ибо память об их злосчастной причине, что более всего терзает меня в этих печальных стенах, не может умерить мою боль, пока ты живешь и дышишь во мне. О злосчастные дни моей жизни, о тщета бренных наслаждений! О преходящие радости земные, все, все оставили вы меня, рассеявшись подобно дыму, и в самый тяжелый час, в самой великой нужде покинули меня подобно неверным друзьям!

И все ужасней становились стенанья этого, как решила донья Хуана, блуждающего духа, так что наша сеньора, окончательно смирившись с тем, что не миновать ей смерти, и вся охваченная смертельным томлением, поднялась с места, но едва успела сделать несколько робких шагов, как увидала в падавшем сквозь толстые решетки лунном свете связанного по рукам и ногам окровавленного человека, старавшегося подползти к дверям. Тут сознание оставило нашу даму, и она без чувств упала на пол; когда же, очнувшись от тяжелого забытья, увидела, что связанный незнакомец сжимает ее в своих объятиях, попыталась было вырваться, но, взглянув в залитое кровью лицо, тут же с душевной болью узнала в нем своего благородного и злополучного возлюбленного, с каковым Фортуна обошлась не менее жестоко, так что еще до пленения доньи Хуаны он оказался в руках своих жестоких, смертельных врагов.

Ибо, как уже упоминалось, дон Лопе расстался с доньей Хуаной и отправился за лошадьми, но стоило ему вступить на одну из узких тропинок, что во множестве пересекают окрестные сады, как он столкнулся с большим отрядом всадников, которые, мгновенно узнав дона Лопе (как потому, что, предупрежденные письмом, были начеку, так и потому, что уже успели повстречаться с друзьями дона Лопе и сопровождавшим их слугой), в ярости напали на нашего кабальеро и, хоть он и защищался с отчаянным мужеством, нанесли ему столько жестоких ран, что он тут же лишился чувств, а когда пришел в себя, увидел, что находится во власти дона Педро Паломеке, который, велев связать дона Лопе по рукам и ногам, пересек город и, выехав из него со стороны моста Сан-Мартин, доставил пленника в свою усадьбу, от которой у него, как и у брата, имелись ключи; и, оставив его здесь в надежном заточении, причем даже сторож, спавший в другом месте, не заметил их приезда, вновь вернулся в город, как велел ему его брат, дон Фернандо, который, как уже упоминалось, получив в Торрехоне письмо от Лауренсии, немедля известил находившегося в Каса-Рубьосе брата о происходящем в Толедо и предложил ему съехаться прежде, чем начать действовать; но торопясь встретиться с братом, дон Педро несколько опередил его, и, как мы видим, к счастью, поскольку герой нашей трагедии тут же оказался в его руках.

Так и случилось, что в силу неслыханного и дивного совпадения, повинуясь высшей воле, братья, не ведая, что делает каждый из них, собственной рукой замкнули в одном доме, соединили под одной крышей тех, разъединить и разлучить которых словно сговорились все небесные светила и все земные стихии.

Глава LXVII

О том, какую кровавую месть замыслили братья, что из этого вышло и о прочем

Наконец, горестно обнявшись и поведав друг другу свои злоключения, наши влюбленные стали раздумывать, как выбраться им теперь из ловушки, в которую завлекла их безжалостная судьба; мы же пока вернемся к дону Фернандо, которого оставили преследующим неизвестных всадников; проскакав без малого две лиги, он задержался в некоей деревушке, где обман тотчас открылся, так как когда дон Фернандо спросил, не проезжал ли здесь кто-нибудь, ему ответили, что да и что это был его брат дон Педро, проехавший тут несколько часов назад в сторону Толедо; а поскольку уже почти рассвело, обуянному гневом дону Фернандо не оставалось ничего иного, как, проклиная бесплодную погоню, вернуться в город по следам своего брата. Когда же он увидел наконец мать и прочих родственников в величайшем замешательстве и унынии, причиной коего было позорное бегство сестры, то впал в такое исступление, что чуть было не лишил себя жизни.

Видя, однако, что отчаянием горю не поможешь, он вновь обратился на поиски виновника своего позора и бесчестья; в этих трудах присоединился к нему дон Педро, весьма приободрившийся после того, как услышал от брата, что сталось с доньей Хуаной, и все же куда большей была радость дона Фернандо, когда он узнал, какая участь постигла их врага; а посему, не желая долее откладывать свою месть, велел дону Педро отвезти его туда, где он оставил дона Лопе; велико же было их изумление, когда, беседуя по дороге, они выяснили, какой допустили промах, по неведению своему оставив влюбленных вместе, но предвкушение скорого возмездия смягчило их досаду. Представьте же себе теперь, что почувствовали они в самом скором времени, какую муку претерпели, если ни неведение, ни упоение предстоящей местью уже не могло ее смягчить? Ибо, когда братья отперли двери зачарованной усадьбы, то увидели, что влюбленные их пленники растаяли словно дым, и даже следа их пребывания в доме (кроме кровавых пятен) не осталось.

Впрочем, способ, который они избрали для побега, ни для кого не составлял секрета, ибо, хотя чрезмерная страсть и способна затмить самое ясное разумение, братья, как ни желали они скрыть происшедшее, а особенно позорную его причину, не могли не признать, что упустили своих драгоценных заложников по собственному недосмотру. Теперь же открылась не только тайна любовного сговора между их сестрой и доном Лопе, но и другая, та, которую они всегда окружали стеной молчания, — тайна, о которой, если читатель помнит, мы говорили в начале этой истории, рассказывая о том, как братья Паломеке непонятным образом трижды ускользали из засады, почему их усадьба по праву называлась «Зачарованной», под каковым именем и появлялась уже в нашем повествовании.

Тайное это и дивное приспособление было так хитроумно задумано и так тонко сработано, что никто, не будучи посвящен в его устройство, не смог бы в нем разобраться — и было оно делом рук некоего немца-умельца, которого отец братьев, дон Родриго, щедро наградил за работу тумаками и оплеухами. На деле это был глубокий подкоп, идущий от одной из самых неприметных комнат дома и выходящий на поверхность далеко от усадьбы, среди густых кустов и каменных завалов глубокого оврага; вход же в этот подкоп был устроен и скрыт в помянутой комнате самым остроумным и необычным образом, а именно: в кирпичном полу имелась подвижная часть шириной в две трети вары [95] , покоившаяся на толстой доске равного размера, сверху выложенной тем же кирпичом. Доска эта со стороны подкопа держалась двумя стержнями, поворотный механизм которых в виде двух бронзовых рукоятей был выведен в комнату; вращая их, можно было с легкостью поднять доску так, что она сравнялась бы с полом, и напротив, чтобы открыть вход в подкоп, достаточно было повернуть рукояти, и доска опускалась под действием собственной тяжести.

95

Вара — мера длины, равная 83,5 см.

Глава LXVIII

В которой братья Паломеке преследуют влюбленных, и о трагическом конце ревнивой Лауренсии

Ни один из благородных кабальеро в пылу чувств не подозревал, что их сестре известна тайна усадьбы, и, даже знай об этом дон Фернандо в тот момент, когда своей рукой запер ее в доме, вряд ли бы смог он предвидеть, что из этого воспоследует, тем более не догадываясь о том, что стараниями дона Педро дон Лопе тоже заперт здесь же; охваченные единым стремлением, оба брата помышляли лишь о том, чтобы, оставив в усадьбе драгоценную добычу, тут же продолжить поиски.

Но даже сейчас они не усомнились в своем окончательном успехе; и, спустившись в подкоп, бросились в погоню, ободренные тем, что, судя по кровавому следу, который оставлял за собой дон Лопе, влюбленным далеко не уйти, как бы оно, без сомнения, и случилось, не будь милосердные небеса к ним благосклонны. Однако благосклонная воля небес, внушившая нашей даме (в минуту смертельной опасности и крайнего отчаяния) мысль воспользоваться тайным ходом, чтобы бежать из мрачной темницы, и впоследствии направляла робкие шаги влюбленных, да так удачно, что вскоре они повстречали нескольких бедных пастухов, и эти сострадательные люди почти на руках доставили их к утру в Архете — местечко, отстоящее от Толедо на добрую лигу; здесь, отблагодарив своих спасителей, влюбленные расстались с ними, сами же нашли приют у друзей дона Лопе, каковых здесь оказалось немало; однако риск был по-прежнему велик, и дону Лопе успели лишь перевязать его многочисленные раны, столь жестокие и опасные, что, казалось, жизнь в нем теплится только чудом.

Отсюда верхом и с надежными проводниками они перебрались в укрепленный замок, так что, когда их враги прибыли в Архете и поняли, что их опередили, им ничего не оставалось, как вернуться восвояси, не отступившись при этом от своих мстительных планов, первой жертвой которых стала ревнивица Лауренсия, которую они в тот же день безжалостно зарезали в своем доме. Поступок, безусловно, отвратительный и недостойный столь благородных людей, подобающий более кровожадным варварам-караибам, чем рыцарям-христианам.