Испанский дневник

«Юнкерсы», вытянувшись в кильватер, бросили на шоссе по одной бомбе.

– Следите за автобусными пассажирами, – сказал майор. – Они боятся, что им разобьют шоссе и они не смогут вернуться к женам. О нас они не подумали. Ну и пусть катятся к черту.

Дружинники набивались в автобусы и в автокары. Машины покатились назад, к Талавере. Они удирали от самолетов, и их счастье было в том, что «Юнкерсы» пронеслись слишком быстро вперед. Еще только одна бомба разорвалась на дороге – мятежники явно берегли боеприпасы и шоссе.

Талавера была вся забита машинами, повозками, беженцами, скотом, вьючными мулами и ослами. У мостов через Тахо и Альберче стояли длинные хвосты эвакуирующихся частей и гражданского населения. Генерал Рикельме прислал динамитчиков, чтобы приготовить взрыв мостов, – их схватили, как фашистов, и трех расстреляли – трупы их лежали на брезентах у берега Тахо. На некоторых домах уже (или еще) развевались белые флаги и лоскуты. Сладострастно и игрушечно улыбалась раскрашенными талаверскими плитками церковь Вирхен дель Прадо. Мигель потерял в толпе майора и потом снова увидел его издали, в толпе на мосту, спорящим с шофером автобуса.

Уже в сумерках на окраине началась перестрелка. Это местные фашисты преследовали по пятам отступающую народную милицию.

Мигель вышел из Талаверы в восемь часов вечера. Он ничего не ел полные сутки и ничего не мог достать, – солдат не кормили, интендантство удрало раньше всех. Уже перейдя мост, на возвышенной равнине, он повалился на сухую траву у шоссе, рядом с группой усталых бойцов. Один солдат дал ему большую кисть черного винограда и кусок хлеба. Мигрень мучила его. Он поел и заснул.

5 сентября

Проснувшись, он увидел себя оставленным… На часах было пять, солнце уже светило вовсю, кругом не было ни души, хотя где-то недалеко слышались выстрелы. Талавера виднелась за мостом, церковь Вирхен дель Прадо сияла колокольней. Может быть, он уже в плену? Чтобы не встретить никого, он ушел с шоссе и зашагал на юго-восток по бугристой равнине. Он вырвал и уничтожил несколько фото и листков из записной книжки, а свое удостоверение зажал в руке, чтобы, если нужно будет, сразу поднести ко рту и проглотить.

Он шел берегом Тахо, страдая от жары, но не смея подойти к самой реке. На другом берегу в направлении Талаверы медленно ехали два всадника в бурнусах. Вот когда он увидел марокканцев! Мигель тихонько примерил пистолет к правому виску. Самое глупое будет, если он застрелится, не успев использовать остальные патроны в обойме.

На всякий случай Мигель решил шагать медленно, во весь рост, спокойно, как будто ему нечего опасаться. Но всадники ехали, не оглядываясь. Они возвращались из разведки и считали, видимо, что их задача выполнена.

Через два километра он пересек узкоколейку и пошел по проселочной дороге. Наконец показалась высокая двуколка, запряженная мулом. Его вел под уздцы крестьянин в большой соломенной шляпе. Мигель положил руку в карман.

– Буэнас диас, – сказал он, поравнявшись.

– Муй буэнас, сеньор, – ответил крестьянин, улыбаясь и с любопытством.

Он не сказал «салюд». Может быть, он сам принял Мигеля за фашиста? На фронте обе стороны одеты одинаково в моно, отличаются только мелкими нашивками и значками.

Мигель шел еще около трех часов, все разгорячаясь от солнца. Он не выдержал и подполз к реке напиться, вода была отвратительная.

Он почти подошел к большой деревне – туда вели мощеная дорога и столб с надписью «Себольяс». Но это было слишком близко от Талаверы, он зашагал дальше. Маленький грузовичок вдруг нагнал его по дороге, прятаться было поздно. В грузовике сидели трое солдат, они везли дрова. Уже пропустив машину мимо себя, Мигель увидел ее толедский номер, выкрашенный в черный и красный цвета. Он крикнул, остановил, вытер пот со лба и примостился в машину.

Они переехали большой, тяжелый мост через Тахо и мимо красивого замка вкатились в деревню Мальпику. Мигель пошел в военную командансию – там было пусто, и двери настежь открыты, – а оттуда к алькальду. Сержант и алькальд, оба старики, завтракали под навесом толстыми омлетами, сыром и белым вином. Они очень обрадовались Мигелю и тотчас же заказали для него здешней жареной рыбы. Это необыкновенная рыба, сказали они, такой нет даже в Толедо. И в Мадриде в ресторанах, пожалуй, такой нет. Хотя в Мадриде, возможно, есть, туда привозят жратву со всего мира. Но рыба отличная. Сюда, в Мальпику, приезжал русский писатель Эренбург, и ему рыба тоже очень понравилась. Мигель сказал, что мнение Эренбурга ценно, потому что в России большие реки с прекрасной рыбой. В отношении морской рыбы мнение русских не так ценно, но в речной рыбе они кое-что понимают. Мигеля тошнило от голода, он не выдержал, схватил кусочек хлеба со стола и запил его вином.

Знают ли они, что фашисты так близко, что они в Талавере? Сержант сказал, что да, но что ему наплевать Пусть-ка попробуют сунуться сюда, в Мальпику! Пусть! Малышка задаст им перцу. Мужики не пропустят их. В Малышке крепкие мужчины. Алькальд с одобрением посмотрел на него.

– Это верно, – подтвердил он, – в Мальпике отличные мужчины.

– Какой партии?

Алькальд объяснил, что все они левой республиканской партии, но что это в общем не существенно. Институт Аграрной реформы, когда там сидели жулики из партии Леруса, ограбил деревню, опутал ее долгами и много хозяйств пустил с молотка. Из-за этого они все голосовали за левых республиканцев. Теперь, говорят, министром земледелия стал коммунист, и жульничество прекратилось. Если это так, алькальд намерен вместе со всей деревней вступить в партию коммунистов. Во всяком случае, своего бывшего гранда Мальпика обратно не пустит.

– Мы подложили динамит под его проклятый замок и взорвем его, если фашисты подойдут. Мы не пустим их. Ведь они вместе с грандом не только отберут у нас землю. Они вырежут нас и наших детей. Они опять запретят нам рыбную ловлю вокруг деревни. Нет, пусть попробуют сунуться!

Сержант согласился дать грузовичок до Санта-Олальи. Он хочет только посмотреть, что делается в Сан-Бартоломе. Они едут туда вдвоем с Мигелем.

Сан-Бартоломе покинут, неприятель обстреливает его шрапнелью. Оставив грузовичок под холмом, они ползут наверх. Здесь растет шиповник с какими-то особенно длинными иглами, они вонзаются глубоко через тонкие полотняные альпаргатас, сквозь полотно на ступнях проступают пятнышки крови.

С холма видна вся Талавера – дома, фабрики, церкви, высокое пламя пожарищ. Около станции паровозик с тремя вагонами улепетывает от самолета. Это машина из эскадрильи Андре.

Вокруг холма лежит рота дружинников. Она в спокойном настроении и не ожидает атаки. Почему? Ведь противник, естественно, будет атаковать эти холмы, чтобы закрепиться на своем правом фланге! Это элементарное требование тактики.

Нет, сержант не думает этого Старик считает, что мятежники будут двигаться по шоссе и только по шоссе до тех пор, пока это будет возможно. Пожалуй, старик прав.