Испанский жених

Александр был сыном Маргариты Пармской, незаконной дочери императора Карла. Карл, проявлявший трогательную заботу о благополучии своих внебрачных детей, выдал Маргариту за Александра, незаконнорожденного сына Папы Римского Клемента. Однако Александр, прозванный у себя на родине Черномазым флорентийцем, погиб всего лишь год спустя после свадьбы, и император был вынужден искать ей нового жениха. Второе замужество Маргариты оказалось ненамного более удачным, чем первое, поскольку она уже была женщиной, а ее новый супруг Оттавио Фарнезе – двенадцатилетним мальчиком.

Разумеется, такой союз не мог быть особенно счастливым, хотя и подарил Маргарите сына Александра. Чуть позже Карл, больше всех радовавшийся рождению внука, назначил ее своей наместницей в Нидерландах, и Филипп, став императором, сохранил за ней этот пост.

Сейчас Филипп думал о том, что было бы неплохо, добившись права на опеку двоих сыновей Максимилиана и Марии, доставить их в Испанию – с той же целью, с какой он привез сюда Александра: с одной стороны, как наиболее подходящих товарищей и компаньонов для Карлоса, а с другой – как заложников примерного поведения их родителей.

От этих мыслей Филиппа отвлек герольд, объявивший о прибытии его невесты.

Он покосился на Карлоса. Бледный, с дрожащими губами, тот смотрел на него широко раскрытыми глазами. Филипп с досадой отвернулся от сына.

Что новая королева подумает о своем пасынке? Должно быть, поблагодарит судьбу за то, что та уберегла ее от брака с ним. Филипп, как бы к себе ни относился, был вправе считать Карлоса менее предпочтительным женихом, чем он сам.

Между тем Карлос повторял про себя: «Она моя. Этот день должен был стать днем моей свадьбы. Но он отбирает у меня все, что должно принадлежать мне».

Когда Елизавета вошла в зал, Карлос подумал, что такой красавицы он еще не видел никогда в жизни. Она была намного прекрасней, чем ее изображение на его медальоне.

Увидев, что ее повели к тому месту, где стоял король, Карлос захотел крикнуть: «Не бойся его, Изабелла! Ты моя, и вместе мы придумаем, как его убить!»

Почувствовав чью-то руку на своем плече, Карлос обернулся и увидел Рая Гомеса да Сильва. По его взгляду можно понять, что он знал о ненависти Карлоса к королю Испании.

Тем временем Филипп поздоровался с французской принцессой, и та ответила ему на беглом кастильском диалекте.

Затем Хуана, преклонив колена, поцеловала подол ее отороченного горностаем платья. Елизавета улыбнулась ей, как улыбалась всем, кроме Филиппа, – на него она смотрела с испугом.

После Хуаны настала очередь Карлоса. Он встал на колени и тоже поцеловал подол ее платья. Затем поднял глаза и с обожанием посмотрел ей в лицо. В его голове вновь и вновь проносилась все та же мысль: «Она моя… моя!»

Ее улыбка сводила его с ума, ради нее он был готов на все, – но Филипп почти тотчас взял ее за руку и повел к своей свите.

Карлос медленно встал и двинулся вслед за отцом. Вот в этот момент, подумал он. Прямо сейчас… у всех на глазах.

Тогда все закричат: «Филипп мертв! Да здравствует король Карлос!» Ничего, что старый король убит на собственной свадьбе – есть новый, молодой. И, значит, свадьба может продолжаться, только с другим женихом!

Филипп снова почувствовал руку на своем плече. Он резко обернулся и посмотрел в смуглое лицо Рая.

С его губ уже были готовы сорваться слова: «Как… ты смеешь?..» Но он тут же спохватился. Нельзя выдавать себя другу его отца. Не то время. Это не простое дело, убить короля. Тут нужен тщательно разработанный план.

Он вдруг успокоился – почувствовал, что когда-нибудь сможет осуществить свою мечту.

Невеста испуганно смотрела на Филиппа.

Филипп с принужденной улыбкой произнес:

– Почему вы так пристально смотрите на меня? Уж не подсчитываете ли число седых волос на моей голове?

Она побледнела и отвернулась. Неожиданно холодный тон его голоса лишь увеличил ее страхи.

Филипп расстроился – понял, что его шутка произвела не тот эффект, на который он надеялся.

Он не мог объяснить ей своих чувств. Их уже обступили придворные, желавшие быть представленными невесте испанского короля.

Была совершена брачная церемония. Начались торжества. По ходу праздников устраивались многочисленные турниры и бои быков; согласно обычаю, Филипп должен был наравне с другими сражаться в поединках, на которых присутствовала его молодая жена, – подобные развлечения никогда не доставляли ему удовольствия, но сейчас он относился к ним, как к своему долгу, а потому добросовестно принимал участие в них.

Сидя рядом с ней на свадебном застолье, Филипп думал о том, как расположить ее к себе, объяснить, что его не нужно бояться. Он знал, что на его месте любой француз помог бы ей освоиться в новой обстановке – сделал бы какой-нибудь комплимент, рассмешил бы шуткой, – но он не был французом и мог сказать только то, что отныне ей предстоит свято исполнять долг королевы Испании, самой великой и могущественной страны мира.

Наконец, оставшись с ней наедине, он положил руки ей на плечи и с улыбкой произнес:

– Не бойтесь меня. Право, я вовсе не чудовище, которым меня вам изобразили.

– Никто вас не изображал чудовищем.

– Так почему же вы боитесь меня? Потому что я кажусь вам слишком старым?

Она потупилась.

– Может быть.

Тогда он вновь улыбнулся – раскованней, чем прежде, – своей улыбкой ему удалось обезоружить ее. Наедине с женщинами Филипп умел быть почти обаятельным мужчиной.

– Ну, а если так, – сказал он, – если я настолько старше вас, то запомните: я всегда буду ласков с вами и смогу понять вас намного лучше, чем сумел бы какой-нибудь более молодой супруг. Поверьте мне, это так.

Она не ответила – все еще дрожала, всем сердцем желая вновь оказаться в Лувре и слышать за окном шум парижских улиц, а не громкие крики жителей Гвадалахары, радовавшихся ее свадьбе.

Филипп взял ее руки и нежно поцеловал их.

– Вот увидите, я не чудовище. Мы должны были пожениться, потому что это выгодно нашим странам. Но сейчас я хочу вам понравиться. Слышите меня? Я хочу рассеять ваши страхи. Хочу, чтобы вы улыбались. Я докажу вам, что меня можно не бояться. Если вы желаете остаться в эту ночь одной, то вам достаточно лишь сказать мне, и… тогда я уйду.