Испепеляющая страсть

Если бы она позволила своим чувствам к Кевину разрастись, то обрекла бы себя на боль: когда загадка будет разгадана и он получит состояние, он покинет ее и вернется в Лондон. Но, ожесточенно возражала она самой себе, означает ли это, что она должна запретить себе эту радость, пусть мимолетную, которую она испытывает сейчас?

В то время как Кевин нежно пощипывал губами ее ушко, а его руки гладили ее, наполняя редко возникающими, но тем не менее узнаваемыми ощущениями, она собрала всю свою храбрость и осмелилась спросить:

— Это времяпрепровождение — как часто ты предлагаешь его повторять?

Приподнявшись на локте, он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз.

— Я непреклонный сторонник обуздывания своих желаний. Всегда стараюсь сдерживаться, памятуя, что излишество вредит.

Джилли изо всех сил старалась не показать своего разочарования, но почувствовала себя несчастной.

— Ох! — вылетело из ее уст.

— Поэтому, — продолжал Кевин, улыбаясь, при этом руки его не прекращали нежных движений, — я полагал бы, что предаваться этим невинным удовольствиям один раз в сутки, ну максимум дважды, вполне достаточно, иначе нам грозит пресыщение.

— Ох! — воскликнула она снова, не в силах скрыть вспыхнувший на ее щеках румянец. — Как… как спокойно себя чувствуешь, имея дело с человеком сдержанным!

Кевин рассмеялся, запрокинув голову.

— Ах ты хулиганка! — поддразнил он ее, восхищенный отсутствием ложной стыдливости.

Никогда, даже в самых смелых своих мечтах, он не предвидел, что найдет столько блаженства в объятиях женщины, и особенно этой женщины — его непрошеной, нежеланной супруги. И тем не менее, постепенно и (как он сейчас понял) неизбежно она сперва задела его, затем привлекла и, в конце концов, очаровала — эта тоненькая (мысленно он сравнивал ее с гибкой ивой) веснушчатая полудевочка-полуженщина с копной огненных волос. И вот теперь, заключив с нею брак, он был вынужден признаться (пока только самому себе), что полюбил, по-настоящему полюбил впервые в жизни.

Его любовь к Аманде Деланей наконец получила свое истинное определение: это была нежная дружба, скрепленная совместно пережитыми трудностями.

Его чувства к Джилли включали в себя и это — он стремился холить и лелеять ее, защищать, окружать комфортом. Он наслаждался беседами с ней, ее обществом, ценил ее как личность, восхищение ее характером, честностью и храбростью также играло в его чувствах немалую роль. Однако ко всем этим чувствам примешивались и другие, те, которых он никогда не питал к Аманде: как голодный жаждет хлеба, так жаждал он возможности хотя бы увидеть ее. Прикоснувшись к ее руке, он испытывал ни с чем не сравнимое наслаждение, при мысли о том, что Джилли может исчезнуть из его жизни, в его душе закипала ярость протеста, и он всем существом ощущал, что в таком случае ему просто незачем будет жить.

Никто и никогда не приносил ему такой радости, не вызывал у него такой страсти и — да! — такого гнева. Его жена завладела его сердцем, его мыслями и душой.

Он привык избегать затруднительных положений, осмотрительно выбирал друзей, а тем, кого выбрал, хранил верность. Лишь этим немногим доверенным друзьям, таким как Джаред Деланей и Бо Чевингтон, было позволено за тщательно сконструированной маской легкомысленного денди увидеть живого человека с его болью и переживаниями. На свой лад Кевин так же боялся эмоциональной вовлеченности в отношения, как и Джилли. Он потерял слишком многих друзей на войне, много страдал, и за его внешней беззаботностью скрывались глубокие душевные раны.

И вот сейчас Джилли, сама того не желая, разрушила его защиту, и он остался безоружным, не в силах помешать ей окончательно овладеть его сердцем.

Слава богу, думал он, что она до сих пор принимает сложившуюся ситуацию, не требуя от него страстных признаний. Это было бы преждевременно, его чувства были слишком новы и непривычны для него, чтобы озвучить их и облечь в слова. А что, если она окатит его презрением, посмеется над его коленопреклоненной капитуляцией? Он не мог рисковать — пока не мог. И в то же время не мог запретить своим рукам прикасаться к ней до тех пор, пока он не свыкнется с мыслью о том, что эта любовь вошла в его жизнь. К счастью для него, Джилли была новичком в искусстве любви и не могла почувствовать нежного благоговения и вспышек безумия в его ласках — верных признаков любви, отличающейся от животной страсти, как сыр — от мела.

Он хотел бы, чтобы она любила его, жаждал этого, как голодный — пищи, но пытался до поры до времени ограничиться половиной буханки, то есть тем, как легко она приняла эту новую интимность в их отношениях. Нужно только немного подождать, возможно, любовь придет и к ней?

Но это не означало, что он не проявит нежной настойчивости. Сейчас, покрывая ее щеки и веки закрытых глаз легкими поцелуями, он тихо ворковал низким грудным голосом:

— О моя Джилли, мой левкой, моя сладкая, ты услаждаешь мою душу. Обними меня, моя прекрасная жена, и дай ощутить твою нежность.

Когда Джилли вначале неуверенно, затем все более страстно ответила на его слова, Кевин не мог больше сопротивляться охватившей его страсти и прорычал:

— О моя Джилли, мой цветок, ты такая юная, такая теплая, такая… живая! Я… — Не в силах продолжать, он прижал свои губы к ее рту, нужды в словах больше не было.

Они вместе плыли по волнам, затем воспарили, и им казалось, что они одни во вселенной, их тела сплелись в бесконечном объятии, и волны страсти несли их все ближе к берегу.

Джилли лишь однажды вскрикнула, прежде чем оба оказались в центре водоворота, который всасывал их все глубже, глубже, глубже, на самое дно, которое таинственным образом превратилось в залитый солнцем берег, напоминавший мир в первый день творения — таким свежим и сверкающим, таким мирным он был.

Эти двое, несмотря на все те проблемы, которые стояли между ними, наконец нашли общий язык, понятный обоим.

Неделя пролетела быстро, но вместила в себя много событий. Их ночи были полны наслаждений, о которых ни тот, ни другая прежде не ведали, но при этом днем они чувствовали себя друг с другом неловко.

Слуги имели удовольствие — или несчастье — в течение семи дней наблюдать «военные действия» мужа и жены разной степени интенсивности: открытые, скрытые и полускрытые. Непрекращающаяся дуэль их воль и умов, борьба за влияние на различные стороны жизни Холла сотрясали старое поместье и становились достоянием всех, кто имел уши. Этот постоянный спарринг, в котором чередовались атаки и отступления, являлся прикрытием каждый пытался таким образом скрыть свои истинные чувства, свою уязвимость, но ни один из партнеров не знал, что другой движим теми же мотивами.

Лайл и Фитч пытались пересидеть этот период притирки супругов в саду — увы, саду это на пользу не пошло.

Грум Вилли, свидетель не одной перепалки в конюшне во время подготовки молодоженов к совместным поездкам, воспринимал ситуацию в рамках своей нерушимой лояльности одной из сторон и про себя проклинал графа, неспособного оценить «такую прекрасную девушку».

Олив Зук пряталась, где могла. Хэтти Кемп прикусила язык и вымещала свои чувства на хлебе, который вечно подгорал. Лишь миссис Уайтбред, благодаря своей благословенной глухоте, оставалась столь же безучастной к происходящему, как тетя Сильвия и Элси.