Исполнение предсказаний
Шрифт:
Татка поняла, что отступать было некуда. Умяв пару картофелин, которые ребята успели испечь, она со вздохом взялась за тряпье. Она чувствовала, что заболевает, но все же переоделась в это старье и с сожалением посмотрела на кроссовки. От них пришлось отказаться, хотя они были так удобны.
Ступив босыми ногами на мокрую траву, девушка некоторое время боролась с ознобом, благодаря судьбу за то,
— Ты что, из общества любителей ходить босиком по росе? — спросил Андрей, заметив голые ноги.— До деревни вполне могла бы дойти в кроссовках.
— А потом их куда?
— Мы бы забрали.
— Хорошо бы ты смотрелся в этой деревне.
Они коротко попрощались, не представляя, когда увидятся вновь. Татка вышла на дорогу и двинулась к деревне. Она чувствовала себя все хуже и хуже. Высушенное было у костра платье быстро теряло тепло. Под ноги то и дело попадались острые камушки, неразличимые в грязи. Когда Татка добралась до ближайшего забора, ее уже пошатывало.
«Выгляжу очень натурально»,— подумала она и, собравшись с духом, пошла к домам.
Перед глазами разливался туман. Татка смутно рассмотрела крыльцо дома. Оно было близко, но ноги онемели и отказывались слушаться. Перебирая руками по изгороди, девушка продвигалась к дому. На миг ей показалось, что за окном мелькнуло чье-то лицо. Остального она уже не видела. Даже не почувствовав боли от удара, Татка свалилась на крыльцо...
...Когда беспамятство ненадолго отступило, Татка почувствовала тепло и услышала какие-то звуки. Но ни на чем конкретном она не могла сосредоточиться. Татка проваливалась в темноту, затем смутно видела свет и снова отключалась.
В какое-то из пробуждений Татка отчетливо услышала человеческую речь. Язык был красивый, певучий, но непонятный. Звучащие слова впитывались, как губкой, полузамутненным сознанием Татки. Затем ее начало что-то душить изнутри, словно из каких-то глубин поднималась странная, упругая волна. Когда волна достигла Таткиной головы, она поняла.
— Положи ей на лоб мокрое полотенце, Мелга, она вся горит,— прозвучал поблизости низкий и звучный женский голос.
На лоб легла влажная ткань.
— Ставь картошку в печь, скоро вернутся наши мужчины,— продолжал тот же голос.
Радуясь, что она выплыла из беспамятства да еще начала понимать чужой язык, Татка открыла глаза. Она увидела просторную комнату, чем-то напоминавшую русскую горницу, и двух женщин, хлопотавших у стола. Несомненно, это были мать и дочь. Татка решила, что дочь скорее всего ее ровесница.
Девушка посмотрела на Татку и, заметив, что та смотрит на них, подтолкнула мать локтем. Обе оставили свои дела и приблизились:
— Ты нас слышишь?
Растерявшись, Татка не сразу сообразила, что может ответить, и лишь кивнула.
— Что-нибудь болит?
Гатка отрицательно качнула головой.
— Она немая,— шепнула дочь.
Мать отмахнулась:
У нее еще жар. Пить хочешь? Как тебя зовут?
Тут Татка собралась с силами и выдохнула через пере-еохшее
горло свое имя. У женщин одинаково побелели ища и открылись рты.— Как?
Татка снова попыталась ответить, но получилось то же, что и в первый раз:
— ...ата.
Злата? — испуганно переспросила дочь.— Принцесса Злата?
Татка, сама испугавшись одинакового выражения, почин вшегося на их лицах, отрицательно затрясла головой. Мать выпрямилась, внимательно глядя на нее:
— Нашу принцессу зовут Злота.
— А ее — Злата,— перебила дочь.— Может быть...
— Я не знаю, что может быть,— вздохнула мать.— Примеси ей воды. Придет отец и что-нибудь решит.
И она вернулась к своим делам. Девушка же, принеся поды, присела рядом с Таткой и заговорила:
— Мы нашли тебя прямо на крыльце. Накануне была ужасная гроза. Ты была вся мокрая. Наверное, долго шла пешком?
Татка ограничилась кивком.
— Ах, я забыла. Меня зовут Мелга, это моя мать — Феона. Это — дом моего отца, его зовут Анар. Он скоро вернется, а с ним придут два моих старших брата — Лосик и Квац.
Мужчины не замедлили появиться. Татка услышала громкие голоса во дворе и заметила, что хозяйка вышла им навстречу.
«Пошла докладывать, что я — тезка их принцессы,— подумала Татка.— Но я же не виновата, что им так по-
слышалось? Злата — не самое плохое имя. Тем более что всегда выгодно быть родней королевской семьи».
Мел га поспешила навстречу вошедшему в комнату мужчине. Это, судя по всему, был Анар, высокий мужчина лет пятидесяти. За ним вошли двое высоченных парней лет по двадцати пяти. На лице главы семейства было некоторое беспокойство, и прямо с порога он направился к Таткиной постели.
— Очнулась-таки,— медленно проговорил он, рассматривая девушку.— Живучая.
Татка молча смотрела на него, ожидая, когда он скажет что-нибудь более существенное. Неожиданно Анар смутился и опустил глаза.
— Э-э,— протянул он, рассматривая дощатый пол,— мы не знаем, кто ты. Ты пришла одна и долго болела. Может быть, надо кому-нибудь сообщить, что ты здесь?
— Нет.
— Как тебя зовут?
Поколебавшись, Татка назвалась чужим именем. Анар переглянулся с Феоной, затем с двумя сыновьями. Одна Мелга во все глаза смотрела на гостью, и в ее взгляде Татка прочитала любопытство и восхищение.
«Похоже, с принцессой здесь носятся как с писаной торбой,— подумалось ей.— Но почему они так среагировали на похожее имя,? Ну что же, придется изобразить знатную даму, путешествующую инкогнито».
Когда она пришла к такому решению, Анар, похоже, пришел к своему. Он представился, назвал жену, сыновей и дочь, не подозревая, что та уже сделала это до него.
– Феона, покорми нашу гостью,— приказал он и, отойдя, сел за стол.
Мелга мигом зашторила занавеску, скрывшую постель 1.1 гки от взоров семьи, и принесла большую глиняную миску похлебки. Татка не ощущала голода, но хотела нос пользоваться случаем и поближе познакомиться с местной девушкой.