Исполняющие мечту

Цвета ночи, бархатистые и умные глаза Айны по сучьи, плутовски, косили по сторонам (откуда доносились похвалы в ее адрес), и она думала: «Да уж, борзой прожить – не одно поле проскакать, не одного зверя задавить. Не то, что вам, людям». Айна ехидно и отрывисто ухмыльнулась эксперту: «Гляди-гляди, с какими – нами! – древние псовые и мелкотравчатые травили. Небось, слыхивал, да доселе не видывал. Тоже мне – оценщик! Скольких нас ты вообще видел? Пшик. А сколько и каких нас было? Тьма, красотища, силища! А каково нам было! Зверья не меряно. Полей – не счесть. Простор, дух, богатырство… Эх, мужик, рвануть бы нам с тобой назад, в века!»

Эксперт не пропустил каверзной ухмылки Айны, растерялся, напрасно вглядывался в омут сучьих борзых очей и в конце повержено произнес: «Суку с кобелем не спутаешь – по одним подлючим глазам определишь».

Айна получила первое место и оценку… «очень хорошо». Вроде, мне нужно было быть довольной: моя борзая получила всеобщее признание, – но не давала покоя оценка Айны. Почему, отметив достоинства и не найдя недостатков, эксперт не поставил «отлично»? Я обратилась к судье за разъяснением:

– Почему не «отлично»?

– Сук на оценку «отлично» не бывает. Только кобели получают «отлично». Такова охотничья практика, – безапелляционно констатировал эксперт.

– Почему? – не унималась я.

– Потому, что кобели все равно красивее и в охоте лучше.

Нутром я понимала, что эксперт порет чушь, и злилась до зубовного скрежета. Но поделать ничего не могла. До ушей доносилось, как с экспертом по этому поводу заспорили охотники и как муж призывал меня не расстраиваться, но я не реагировала. Мои мысли уже были заняты другим: «Какие они – борзые кобели?»

С выставки мы уходили, довольные своими трудами и генами своего борзого сокровища, которое после утомительного дня плелось следом. Муж ничего не заподозрил, а во мне поселилась тайна: непреодолимое желание познать, прочувствовать, какие же они… борзые кобели? Айна раз за разом поглядывала на меня с любопытством и одобрением. Она все понимала и знала наперед…

Отныне не было борзятника в городе и округе, не наслышанного об Айне. Молва слагала о ней легенды. На Айну приезжали посмотреть, ощупывали с замирающим сердцем исполинские телеса этого, на удивление, ладного, стройного и одновременно могучего сучьего экземпляра борзой, дивились на страшный по силе и резвости бег и просили из-под нее щенков.

По осени Айна побывала на любительской выставке и получила «отлично». Эксперт – грузный мужчина средних лет, в солдатской плащ-палатке, надетой им по случаю дождя – смотрелся заядлым рыболовом-любителем. Он оглядел Айну и развел руками. На словах же пояснил, что впервые видит столь крупную, атлетического вида суку, и с выдающимися экстерьерными данными. Выставок мы больше не посещали – родом были из охотничьего клуба, где оценка «отлично» считалась наивысшей. В девять лет Айне (тогда проходила перерегистрация борзых) охотничью родословную благополучно обменяли на родословную РКФ.

После выставки мы стали усиленно готовиться к предстоящим полевым испытаниям, проводимым раз в году, по осени. Айна была посажена на диету, поскольку любила поесть от души, а испытания требовали определенной физической формы. Мы без устали рыскали с ней по полям. Скажу сразу, что с полевыми испытаниями у нас не заладилось ни в тот, ни в последующие годы. По объективным причинам. Накануне каждого полевого испытания что-нибудь да случалось. Во вторую свою осень Айна глубоко рассекла подушечку на передней лапе, и одна только сукровица вытекала на бинт в течение целого месяца.

Волка ноги кормят. То же – и с борзыми. Ноги – их главный инструмент при беге. Когда они не в форме, борзая не бежит. Чаще всего ранятся подошвы лап. Расстроенная, собака непрестанно лижет поврежденную лапку, бережет, старается поменьше наступать, чтобы та поскорее зажила. Борзая в такие дни грустит, размышляя о своей жизни. По большей части, дремлет, и ей снятся осенние – черные (вспаханные) или подернутые позолотой (нетронутые) – поля; бескрайние степи ковыля с усохшими, но кажущимися живыми синими бессмертниками; стены красного кустарника вдоль посадок; шуршание грязно-желтой опавшей листвы.

По ним – этим полям и листьям – во снах борзая спешит за своим обожаемым зайцем. Она жадно вдыхает морозный воздух из своих сновидений, и можно заметить, как наяву вздымается ее грудь. Собака перебирает во сне ногами – бежит аллюром (неширокой рысью); дрыгает ими – пошел карьер (галоп); рычит – настигает зайца; всхлипывает – угонка не увенчалась поимкой. Борзая отчаянно взлаивает – заяц свернул в сторону и ушел из-под самого ее носа в лесополосу. Охотница плачет во сне от досады. Противные лесопосадки, и те на стороне длинноухого. Если бы не они! Никуда не деться тогда серому, неказистому, невзрачному, трусливому зайчонке от нее – смелой, сильной, быстрой, ловкой и просто прекрасной собаки.

Новый сон, и снова заяц! Борзая видит себя со стороны, но все ощущает. Она настигает зверя и в это мгновение чует его намерение вильнуть. Не тут-то было – она наготове. Резкий выпад в сторону несравненной головы борзой, изящный изворот длинной лебединой шеи, быстрый наклон и поворот гибкого стана, стремительный взлет стройных передних ног, мощный толчок черных мясов пружинистых задних и саблевидный взмах боевого правила – вот он, миг пресечения угонки! Борзая зависает в воздухе, и ее стальные, мертвой хватки челюсти метко схватывают в воздухе и сжимают резвое, отчаянно дергающееся заячье тельце, а чеканные зубы крепко держат зверя, даже не раня шкурку. Почти одновременно голова борзой с бесподобным, божественным профилем, следуя проворным движениям точеной мускулистой шеи, начинает стремглав летать из стороны в сторону, и каждый поворот, каждый взмах, каждое вращение этой чудесной головы ломает зверя, крушит его мир и утверждает победу и царство борзой. Сознание охотницы рассеяно: оно то меркнет, то пробуждается вновь. Секунды захвата добычи растянуты во времени и пространстве: борзая уносится в миновавшие столетия, в память своих прародителей, и души последних оживают в ней. Она не сразу приходит в себя…

Пережив момент поимки, борзая припоминает снова и снова мельчайшие детали удачной охоты, извлекает положительные уроки, откладывает свой опыт в потаенный ящичек памяти и неподвижно забывается в глубоком сне.

Сны воссоздают прошедшее и предвосхищают будущее. Они – познание действительности. Пусть даже эта действительность – только генетическая память давно ушедших предков, ожившая в восприятии мозга древность. Пусть. Но она влечет к деятельности и превращает былую действительность в реальность завтрашнего дня.

До года Айну по утрам выводила я. С года меня на этом поприще сменил супруг. Айна требовала, чтобы ее выводили на улицу в шесть утра, а муж в это время привык только вставать. Я выскакивала с Айной на улицу, не успев толком проснуться: с кровати прыгала в спортивный костюм, кроссовки и сразу в лифт. Супруг так не мог. Он привык поспать до шести, потом принять ванну и выпить чашечку кофе. Айна ныла, ходила за мужем, наступая ему на пятки и поясняя свою крайнюю нужду, но ничего не менялось. Через неделю подобного издевательства над собой Айна приняла решение действовать по-своему. Она, видимо, прикинула, сколько времени надо мужу на сборы, и стала будить его поутру ровно в пять часов и двадцать минут.