Испорченный

На лице Питера появляется печальная улыбка.

— Как бы я хотел помочь.

Я не отвечаю. Не могу говорить. У меня пропал голос. Я просто смотрю в эти синие глаза. Ощущение, будто я отпускаю свою спасательную шлюпку в свободное плаванье и тону в море боли. Он протянул руку помощи, но я не могу ее принять. Не могу рассказать, что случилось, он не сможет этого исправить. Даже если Питер узнает, никто не может изменить прошлое.

К Питеру подошла девушка. Я почти не заметила ее.

— Доктор Грант?

Питер вздрагивает и оборачивается. Девушка не думает, что его поведение странное, но Питер нервничает. Я вижу это. Я вижу, как напряжены его плечи, как он сует руки в карманы и то, как он встает между нами. Она держит текст книги и спрашивает Питера что-то о ямбах и рифме стихов. Он говорит ей, что в использовании их в домашнем задании нет необходимости. Ее голова чуть не взорвалась.

Питер отвечает на ее вопросы, пока я ем шоколадку. Когда я заканчиваю, то встаю. Питер указывает на меня и говорит: — Я не могу позволить тебе уйти. Садись. Закончи здесь свое задание.

— Я в порядке, — возражаю я, но мой голос неестественный. Он не становится нормальным, когда я говорю с нормальной громкостью.

Девушка смотрит на меня.

— Выглядишь больной. Тебе нужен аспирин или что-нибудь еще? У меня есть один в кошельке.

— Нет, спасибо. Я в порядке, — аспирин не определит что со мной не так.

Девушка кивает и идет к двери. Прежде чем уйти, она оборачивается. — Лучше делай, как он говорит, иначе проведешь ночь в кабинете медсестры. У меня было такое, и это отстойно. Кровати ужасные.

Я киваю и смотрю, как она уходит. Глядя на Питера я говорю: — Я в порядке. Правда.

— Ты ужасная лгунья. Просто сядь и пиши свою поэму. Я не буду тебя отвлекать.

Мне хочется сказать, что он вечно беспокоится обо мне. Что это просто безумие, но молчу. Я закатываю глаза и достаю листок бумаги. Начинаю писать, даже не думая. Только закончив, понимаю, что же я написала.

Когда Питер посмотрел на меня из-за своего стола, я разглядывала свой листок. — Уже закончила?

Я засмеялась.

— Нет. Я перепишу это, — я вырываю страницу и бросаю ее. Бумажка летит по воздуху и отскакивает от мусорного ведра, стоящего возле двери. Я вскакиваю со стула в тоже время, что и Питер. Мы оба бежим к бумажке, но Питер успевает первым.

Он разглаживает ее.

— Уверен, он прекрасен. Он не должен быть совершенен. Целью было…

Желудок подползает к горлу, по спине пробегает холод. Я глупа. Настолько глупа. Я могла притворяться, и, возможно, он даже бы этого не заметил. Знаю, если буду с ним бороться, если захочу забрать листок, он поймет, как я запуталась. Поймет, что эти стихи — нечто большее, чем просто творческое задание. Почему я вообще написала это?

Пока Питер просматривает страницу, его улыбка увядает. Он замирает. Его глаза не двигаются. Не похоже, что он читает, но я знаю, он продолжает смотреть. Питер медленно поднимает взгляд. Я так сильно впиваюсь ногтями в руку, что вот-вот пойдет кровь.

— Сидни…

— Я не…, — мой рот открыт, но остальные слова не выходят. «Отрицай. Скажи, что это ничего не значит». Но я не могу. Не в силах даже посмотреть на него. Я молчу. Дрожу, хоть и стараюсь не двигаться. Будто холод целиком поглотил меня. Я заморожена. Все мышцы в моем теле заблокированы. Не могу говорить, не могу двигаться. Этого не должно было произойти. Я не могу с этим справиться.

Питер смотрит на меня своими большими голубыми глазами. Если раньше он не видел меня насквозь, то теперь это случилось. Питер смотрит на листок в своих руках. Его хватка слабеет, будто стих может его покусать.

— Я и не представлял…

— Остановись, — мой голос дрожит. Я проклинаю свое тело, воспоминания, которые никак не уходят. — Не надо, ладно? Это пустяк, — я не смотрю ему в глаза. Мой взгляд фиксируется на груди Питера. Если я посмотрю в глаза, то сломаюсь. — Это ничего не значит. Просто набор слов на клочке бумаги.

Стараюсь, чтобы мой голос звучал соответственно словам, будто я постоянно пишу такие глубокие стихи. Притворяюсь, что не оставила свое сердце кровоточить на листке бумаги. Да что за хрень со мной? Я притворяюсь. Отбрасываю свою фальшивую улыбку и смотрю на его туфли. Пытаюсь поднять взгляд, но такое чувство, будто на моей голове сидит слон.

— Мне кажется, это не так, — глаза Питера фиксируются на моем лице. Мое дыхание учащается, и каждый раз, когда я пытаюсь его восстановить, становится только хуже.

— Откуда тебе знать, как должно быть на самом деле? — я смотрю на него. Ошибка. Его выражение, эти обеспокоенные голубые глаза, изгиб его рта, то, как он смотрит на меня — все говорит о том, что он знает ответ на вопрос. Мои пальцы щипают бока. — Я не собираюсь стоять здесь и разговаривать с тобой. Я точно не должна слушать, как ты притворяешься, будто тебе до меня есть дело, — я разворачиваюсь, чтобы схватить свои книги. Беру их в руки и устремляюсь к двери.

И только я собираюсь открыть ее, как Питер говорит:

— Я не притворяюсь.

Он смотрит на меня. Моя спина натянута, но так хрупка. Слишком много давления на меня. По мне идет трещина, раскалывая сразу в миллионах разных направлений. Больше нет ни одного слабого пятнышка. Слабость полностью поглотила меня.

— Не говори мне это.

Питер подходит ближе. Я слышу, как его шаги приближаются ко мне. Медленно, он делает еще один шаг. Пока он говорит, его голос пропадает.

— Я не хотел причинить тебе боль той ночью. Я был не в себе…

— Никто не был. Все в порядке.

— Но это же не так, — Питер стоит прямо за мной. Я не обернусь. «Все равно, что он говорит. Мне плевать. Плевать. Плевать». — Я не знал. Не знал, как ты умна. Не подозревал, что ты прячешь за этим острым языком. Я не знал, почему ты там появилась, и просто понятия не имел, почему ты села ко мне за столик, но я рад, что ты сделала это. Я постоянно думаю о той ночи. Представляю, что могло бы произойти, если бы не зазвонил телефон. Каково это чувствовать твои прикосновения. Я думаю о том, о чем не должен думать. Мечтаю о том, о чем не должен мечтать. И хочу того, чего не должен хотеть, и всему этому одна причина — мне на тебя не наплевать.