Исповедь блудницы

Под утро заснула с чугунной головой, обнимая растоптанное сердце.

Будильник прозвенел, как обычно, на автомате, выработанном годами тренировки, встала, с трудом разлепила опухшие от слез глаза, пошла на кухню. Как робот, приготовила завтрак и вернулась в комнату.

Не смогу видеть его, не сейчас. Он ясно дал понять, что у нас чисто потребительские отношения, он трахает меня, и всё. Но мне нужно больше! Я должна гордо поднять подбородок и выйти, хлопнув дверью, навсегда попрощаться с ним, вычеркнуть его из жизни.

Должна, но я не могу. Слабая, безвольная кукла, марионетка, подчинённая своему кукловоду.

День прошёл в душевных терзаниях. На кухне стоял нетронутый завтрак, что обидело меня ещё больше, всё равно приготовила ужин, убралась в комнатах. Когда занималась делами, отвлекалась от тяжелых мыслей. Хорошо, что сегодня не пришла та домработница, меня бы вконец это доконало.

Выйдя вечером из комнаты, столкнулась с Домиником, он нахмурился.

— Ты даже видеть меня не хочешь? — сердце рвалось на куски, как бы мне хотелось кинуться ему на шею, поцеловать упрямца, вдохнуть ещё раз его умопомрачительный запах, но я держалась.

— Нет, это не так, Адель. — он засунул руки в карманы идеально выглаженных брюк.

— Мне лучше уйти, навсегда. — нужно сохранить крупицы достоинства.

— Что?! — гнев в его голосе заставил вздрогнуть. Он резко развернул меня к себе, сжал до боли своими мощными лапами, тело предательски затрепетало.

— Я сказал, не отпущу! Ты моя, Адель! — голодным поцелуем впился в мои губы. Я не отвечала, мне нужно объяснение. Я хочу знать: кто я для него?

Он покрывал моё лицо жалящими прикосновениями губ.

— Я скучал, с ума сходил.

— Но ты не любишь меня, и тебя оскорбляет то, что я чувствую к тебе.

— Я не знаю, что такое любовь. И никогда не знал. Я жить без тебя не могу, ты нужна мне, как воздух. Этого мало? Ты слишком многого требуешь от меня. Я зверь, садист, и это я не достоин любви такого ангела, как ты.

— И тебе нужно только моё тело?

— Нет, это не так, поверь, если бы мне нужен был только секс, я нашел бы другую. У меня острая потребность в тебе. Хочу видеть твою улыбку, слышать твой смех, касаться тебя. Хочу помочь тебе устроиться в жизни, хочу, чтобы ты воплотила свои мечты, амбиции.

— Но ты хочешь, чтобы я во всём тебе подчинялась?

— В постели, Адель. А в жизни ты не должна зависеть ни от меня, ни от кого-либо другого. Если когда-нибудь так случится, что ты бросишь меня, — он сглотнул, — не хочу, чтобы тебе нужна была помощь другого.

— Я понимаю, про что ты говоришь, но всё равно, мои чувства к тебе не изменятся, ты крепко пустил корни в моём сердце. И я тебя не тороплю, готова быть тем, кого ты захочешь видеть, согласна на ту роль, что ты отведешь для меня. Только не будь больше таким холодным, как вчера, я не перенесу твоего равнодушия.

— Невозможно быть равнодушным к тебе. Я сегодня сорвал важные переговоры, срывался на сотрудниках, бесился.

— Почему?

— Под утро заходил к тебе, видел твои заплаканные глаза, понимал, что это я сделал с тобой. Мне не нужно было к тебе приближаться, я делаю тебе больно и морально, и физически.

— Нет, я ни о чём не жалею. — поцеловала кончики его губ, он подхватил меня на руки, ногами обила его талию. Целуясь, мы добрались до первой двери, это оказалась кухня, он положил меня спиной на кухонный островок.

— Не представляешь, сколько раз за этот год хотел сделать это здесь. Что ж, за исполнения мечт, — снял с меня трусики, широко развел ноги и припал к горячим, мокрым губкам, вызывая стон наслаждения.

Мокрый горячий язык щелкнул по чувствительной точке, дергала его за волосы. Желание, острое и горячее, как перец чили, жжёт изнутри, мозг плавится. Доминик больно впивается в мою попку сильными пальцами и насаживает меня на свой язык.

— Только не останавливайся! — прошу, извиваясь на мраморной поверхности стола.

— Ни за что! М-м-м, моя сладенькая Адель, такая вкусная, узкая девочка, — к языку присоединяются пальцы, доводят до исступления. — Моя похотливая сучка течет только для меня, — грязные слова не обижают, наоборот, возбуждают ещё сильнее. Он продолжает пытку пальцами и языком, хлопает ладошкой по клитору, боль вперемешку с наслаждением корёжит тело, громко выкрикиваю его имя, сотрясаюсь в оргазме, стенки влагалища всё ещё сжимаются, когда он резким толчком проникает в меня, таранит, шлепает по груди, от чего соски увеличиваются в размере.

— Хочу трахать тебя всегда. Черт, ты сводишь меня с ума, Адель. Моя сучка течет только для меня. Клянись, что будешь принадлежать только мне, что только для меня ты будешь такая мокрая!

— Клянусь, — простонала. — Хочу, чтобы меня трахал только ты, хочу чувствовать тебя везде, — облизнулась, зеленные глаза потемнели, стали почти черными. Он засунул указательный палец мне в рот. Обняла его руку ладонями, облизывала, всасывала, представляя, что это его член.

— Ох, черт, Адель. — глаза Доминика закатились от удовольствия, он почти до конца входил и выходил в мое лоно.

— Да, мой господин. — с трепетом поцеловала его руку. — Трахните меня, как хотите.

— Ты сама напросилась, — он повернул меня на живот, согнул ноги в коленях, мои пятки касались попы, мышцы напряглись. Он снял кожаный ремень. Звонкий звук шлепка разнесся по кухне. Доминик воткнул в меня член и замер, сжимала его мышцами, за что получила шлепок по попе.

— Не смей, я так быстро кончу, а я хочу долго мучить тебя. — он затянул мои ноги, вместе с руками двумя петлями. Это напоминало тот день, когда он привел девушку и трахал, пока я пряталась за шторой.

— Когда ты подглядывала за нами, мечтал, что трахаю тебя, представлял, что это ты стонешь подо мной, он потянул одной рукой за ремень, державший мои конечности, другой за волосы, и насаживал меня на себя, громко рыча.

— Сука! Как хорошо!

— Ещё! Мой господин, не жалейте меня, — рука отпустила волосы, прижалась горящей щекой к холодному мрамору, его пальцы ползли вниз, его член не двигался во мне, и это сводило с ума. Палец обвел узкое отверстие попки.

— Не жалеть, говоришь? — он пошевелил бедрами, застонала протяжно, волнующе.