Исповедь книгочея, который учил букве, а укреплял дух
Шрифт:
И наконец, Владимиру Соломоновичу Библеру, чья Мысль, встретившись в своей доброте с первоначальным замыслом автора, уводила его от праздного вымысла и житейского умысла и влекла к Смыслу, - моё благодарение.
Дело
Исповедь магистра - учителя и ученика - истончилась до прямолинейного списка прочитанных или просмотренных книг.
Magister... Слышите? Маг затаился в этом слове. Magus... Чудодей, претворяющий чудо в личный опыт, перед чертою небытия равный Судьбе. Личный, но в замысле пригодный для всех. Вот какой этот опыт.
Здесь-то и должна вызвениться новая песнь - Видение о чудодее, который наживал опыт, а проживал судьбу. Но песнь в иных, более поздних, веках с иными людьми - делателями опытно-чудодейственных дел. От книгочея - к чудодею. От магистра - к магу. От магистра-мага - к Мастеру, коим всё начато; им же всё исчерпано. Сам же - неиссякаем, как неизбывна Любовь и всеответно Слово.
Чем же оно отзовётся?
– Конечно же, словом. Словом о Произведении Мастера - произведении в мастера. Раз - и навсегда.
Реял над поверхностями вод
Некий дух. Он формовал стихию.
Огнь окаменел.
А вот, а вотРаспростёр крыла свои сухие
Птеродактиль средь горячих скал,
Выросший из мрака пресноводья.
Формообразующих начал,
Первый формалист во всей природе
Был тот мастер. Гул на голоса,
Туф на плиты и слова на строфы
Перекладывай! Вздымай леса
На обломках первой катастрофы!
Продолжай замысленное им!
Уголья подбрасывай в треножник!
Формы жрец. Придумщик и художник,
Рей над бездной, хмур и нелюдим!
Прокатись, как по Вселенной гром,
Грозовым свидетельством истока!
Формообразующее око
В мир аморфный под прямым углом
Наводи... Но ты лежишь, нежна,
Только что проснувшееся чудо.
Дымкой утренней окружена.
Ангел, взявшийся невесть откуда.
Не тебя ли сызнова творить?!
Не тебя ль воссоздавать сызнова?!
Над тобой ли сумрачно парить,
Говорить таинственное слово?!
Пусть как есть. Пусть локон достаёт
Золотым колечком вкруг запястья...
Ведь не зря же некий Первомастер
Реял над поверхностями вод!