Исповедь королевы

Мадам де Турзель подняла дофина, а я, взяв дочь за руку, возглавила процессию в апартаменты одного из постельничих, который только за день до этого уехал из Парижа, и его комната была пуста. У меня был ключ от нее, и мы вошли. Из нее мы проследовали во двор принцев через дверь, которая не охранялась. Там уже ждал Аксель. Я едва узнала его в униформе кучера. Посреди дворика стоял простой экипаж, который должен был доставить их к месту встречи на улице де Эшель, на углу площади Маленькой Карусели.

Аксель поднял дофина в карету, за ним последовала принцесса с мадам де Турзель, и Аксель закрыл дверцу. Несколько секунд он смотрел на меня и, хотя не осмелился сказать ни слова, всем своим видом дал понять, что, если потребуется, будет защищать их всей своей жизнью. Затем он взобрался на место кучера, щелкнул кнутом и карета тронулась.

Я почувствовала себя плохо из-за охвативших меня предчувствий. Что если моих детей узнают? Что будет, если мой сын, возбужденный участием в этом приключении, невольно выдаст их? Что будет, если на них нападут? В памяти возникли лица, которые я видела в толпе, я не могла выкинуть из головы картины, как грязные, запачканные кровью руки касаются моих детей.

Но там был Аксель, который защитит их. Его любовь ко мне удесятерит его силы и поможет обмануть толпу.

Но я не должна была стоять во дворе принцев. Если меня узнают, весь план провалится. Я могу накликать беду. Поэтому я быстро прошла во дворец через пустую комнату в гостиную, где со мной попрощались граф Прованский и его жена. Я обняла их и пожелала удачи. Они никогда не были моими друзьями, но невзгоды сблизили нас. Граф был в большей степени реалистом, чем Людовик. Возможно, если бы он был король… Но кто знал? Хотя теперь соперничество прошло. Единственная цель для всех нас — сохранение монархии.

Я услышала, как они прошли через пустые апартаменты. В невзрачных каретах они покинули Тюильри и отправились в путь.

Я оставила короля, когда он беседовал с Лафайетом, и прошла к себе в комнату. Служанки раздели меня, слуги закрыли ставни, и я осталась одна. Посмотрела на часы. Было пятнадцать минут двенадцатого — самые длинные полчаса в моей жизни.

В комнату вошла мадам Тибо. Еще секунда — и я встала с постели, она помогла мне надеть серое платье и черную накидку. Надела также большую шляпу с полями, закрывавшими мое лицо. Я выглядела непохожей на себя, но я была готова.

Мадам Тибо осторожно отодвинула засов на двери, и я собралась выходить, но тут же с ужасом отскочила обратно. За дверью стоял часовой. Я осторожно закрыла дверь и посмотрела на мадам Тибо. Что теперь делать? Они все узнали. Они ждут, когда я выйду, и тогда… тогда они задержат меня. Может, они уже задержали экипаж с детьми? Что случилось с моими детьми, с моим возлюбленным?

Мадам Тибо сказала, что она потихоньку выйдет, и это может привлечь внимание часового, а когда он повернется спиной, я должна осторожно пересечь коридор и проскользнуть в пустые апартаменты. Это был безнадежный план, но другого выхода не было.

Мы так и поступили. У меня всегда была легкая походка, и, подстегиваемая мыслью о детях, я промчалась через коридор на лестницу и вниз. Секунду я стояла, прислушиваясь; не было никаких звуков тревоги. Я проскользнула удачно.

За неохраняемой дверью пустого помещения меня ожидал лояльно настроенный гвардеец, который должен был проводить меня к месту встречи на улице Эшель. Он был переодет посыльным, и я едва узнала его.

— Мадам, — прошептал он, и я почувствовала его возбужденное состояние. Случай с часовым задержал меня почти на десять минут. — Вы должны взять меня под руку.

Я взяла его, и мы пошли через двор принцев, словно посыльный с женой или любовницей. Никто не смотрел на нас.

Пока все идет успешно, подумала я. Скоро я буду вместе с детьми.

Фантастика! Вот я иду по улицам Парижа под руку с посыльным, задевая плечами мужчин и женщин, и никто из них ни разу не посмотрел на меня второй раз. К счастью. Я подумала, что они сказали бы, что они сделали бы, если бы кто-нибудь неожиданно узнал королеву. Но именно об этом я и не хотела думать.

Как мало я знала о нашей столице! Узкие и тихие улочки были мне незнакомы. Я только и знала дворцы, оперу, театры…

Мой сопровождающий неожиданно дернул меня в сторону — к нам приближалась карета, а впереди шли факельщики в ливреях Лафайета. Мы быстро отступили в тень. Я опустила голову, но через вуаль видела генерала. Было мгновение, когда он, знавший меня очень хорошо, мог бы опознать королеву, и это было бы концом всему.

Но в тот момент удача сопутствовала мне. Он не взглянул на женщину в подворотне, и его карета прошла рядом. От подобного потрясения я почувствовала головокружение и услышала, как мужчина рядом со мной прошептал:

— Благодарите Бога, мадам! Счастливое избавление.

— Возможно, — пробормотала я, — он не узнал меня в этой одежде. Он ответил:

— Мадам, вам не так легко скрыть свою внешность. Я поведу вас другой, более длинной дорогой, к улице Эшель. Мы не можем больше рисковать встречей с другими каретами.

— Я думаю, так будет лучше.

— Мы должны поторопиться, поскольку это займет больше времени, а мы и так уже опаздываем.

И вот вместо того, чтобы идти запланированным маршрутом по главным улицам, мы пошли переулками и узенькими улочками, но вскоре мой проводник остановился и заявил, что заблудился.

Я ощутила, как быстро идет время, которое в первые полчаса еле двигалось. Мой сопровождающий был подавлен, я сама в панике. Я представила себе нетерпение Акселя. Даже мой муж к этому времени должен был быть там — мы же видели, как Лафайет покидал дворец, и Людовик, избавившись от него, собирался немедленно уйти.

Почти полчаса мы бродили по улочкам, боясь спросить дорогу, пока наконец мой проводник не издал торжествующий возглас — мы пришли на улицу Эшель.

Они все были там: Аксель, меряющий тротуар, Елизавета, бледная, как привидение, король, выведенный из своего обычного безмятежного состояния, моя дочь успокаивала моего сына, который то и дело спрашивал, когда я приду.

— Мы заблудились, — сказала я, — и Аксель помог мне сесть в экипаж.

В карете каждый пытался меня успокоить. Я почувствовала такое облегчение, что чуть не разрыдалась. Я посадила сына к себе на колени, пока муж рассказывал, как Легко ему удалось ускользнуть.

Король смотрел на свой город, пока мы ехали по нему. Я знала, что он полон печали, он долго противился побегу, ему казалось, что это недостойный поступок по отношению к предкам. Я взяла его за руку и пожала ее, он ответил тем же. И прошептал мне: