Исповедь оборотня

три. Порожек, полоса бетонного пола шириной с полметра от дверей на всю ширину камеры.

Такая же деревянная ступенька и наконец, само помещение камеры. Что это: пол из

деревянного настила, или лавочка, на всю ширину, упирающуюся в противоположную

стенку? Слева параша. Окошко без стекла, находится почти у самого потолка. Реснички на

окне не дают возможности смотреть на улицу, только немного, кусочек света фонаря и всё.

Грязная лампочка без плафона, тускло светит под высоким потолком. Теперь твоё состояние:

одиночество. И самым основным чувством становится слух. Мороз зимнего вечера не даёт

тебе присесть, приходится постоянно ходить, чтоб не замёрзнуть.

Жизнь остановилась, она застыла. Ощущение времени становится острым, где

каждый звук имеет определённую окраску настроения, смысл и отношение к ней. Иногда эти

звуки непонятные. Воображение и сознание пытается, дорисовать, или домыслить

происходящее. Вот послышались шаги, они неторопливые, это милиционер обходит свои

владения и просматривает через глазок каждую камеру. Брякнули ключи, слышны командные

голоса, кого-то выводят из камеры, ведут. Шаркающий шаг и за ним шаги более уверенные.

Прошли мимо. Тишина. Время звенит в ушах. Вот снова шаги, остановились около камеры.

Смотрят в глазок, о чём-то разговаривают в полголоса. Что им от тебя нужно? У них тут что

зоопарк? Никогда не видели заключённого милиционера? Подходит третий к двери, снова

разговор, они открываются. В проёме двери появляется почему-то только один сотрудник.

Молодой младший сержант, наверное, недавно отслужил в армии. Два остальных прячутся за

дверью. Ты стоишь посреди камеры смотришь сверху вниз. Что ожидать от них? Бесцветный

взгляд, готов ко всему. За это короткое время, ощущение, что ты умер, теперь тебя ничего не

страшит. Он смотрит видом обиженного мальчика, в то же время, улавливаешь соучастие,

нерешительность. Стоит и мнётся:

– Извините! Товарищ капитан! Мне только что рассказали про вас! Мне рассказали

мои товарищи! Они сказали, что вы этого преступления не совершали! У меня, нет

основания не верить им! Так знайте, мы, работники изолятора временного содержания, за

вас! Мы вас поддерживаем! Пока вы здесь, всё будет нормально! Мы, уже, позвонили вашим

начальникам и предупредили о вас! Разрешите пожать вам вашу руку в знак солидарности! –

взволнованный, с этими словами, переступил через порог камеры и схватился за твою руку.

– Спасибо! – спустившись по ступенькам, тоже горячо пожимаешь в ответ.

– Извините! – ещё раз сказал твой собеседник, чувствуя неловкость, развернулся,

вышел и тихонечко закрыл за собой дверь.

Тебе стало намного легче и спокойнее. За то короткое время, проведённое в камере

ИВС, начало бурно развиваться чувство неполноценности. После слов милиционера, пелена

исчезла и вместо него появилась уверенность. Наверное, самое паршивое состояние

человека, когда его забывают, и он, становится, никому не нужен. Снова время сказало о

себе, каждой минутой, секундой. Ты стоишь, словно зомби, в каком-то непонятно

замеревшем состоянии. В голове витают всякого рода мысли с вопросами: «За что?..

Почему?.. Суд не разобрался до конца!.. Можно ли выйти отсюда?.. Что ожидает меня в

дальнейшем?.. Смогу ли я всё это вынести?.. Жена, дети?.. Как они будут жить?.. Работая

вдвоём, кое-как сводили концы с концами!.. Теперь как?.. Как предстану перед родителями?..

Перед братьями и родственниками?.. Перед соседями?.. Позор на меня?.. Кому доказать, что

я этого преступления не совершал?.. Надо ли вообще доказывать!.. Кто мне теперь поверит?..

Это просто нелепая ошибка!.. Судья обязательно вспомнит что-нибудь по этому делу и

назначит пересмотр!.. Так не бывает, чтоб без вины осуждали!.. Так не бывает! Я в это не

верю!..»

Вдруг вспомнились слова песни, написанные Донским М. к кинофильму: «Собака на

сене», снятый режиссёром Яном Фридом по одноимённой комедии Лопе де Вега.

«Бросают леденящий холод!

И в этой пытке, и в этой пытке,

и в этой пытке многократной,

рождается клинок булатный!..»

Рождение клинком ещё предстояло: «Получится ли так? Или же меня сломают, и мне

не придётся больше считать себя человеком чести! Да что там, человеком чести, просто

человеком! И уподобиться не понятно кому! После которого перестанешь уважать самого

себя!»

Время перестаёт существовать. Его нет. Есть камера, есть ты, есть мысли, а времени

нет. Вокруг тебя пустое пространство. Это пространство заполняет всего тебя, всю камеру и

не даёт свободно дышать. Вдруг ты ощутил нехватку воздуха: «Нет! Нет! Есть ещё что-то! А

что есть? Что связывает тебя с тем, что есть там? Какая память осталась о тебе там? Ничего

нет! Зачем это всё? Побег? Куда? Убежать, прийти к ним и разобраться, чтоб был не зря

осужден!..» Но это прошло быстро: «Я не такой как они! Надо действовать по-другому! Но

как?..»

Какой-то разговор. Женский голос, по-твоему, даже знакомый, и несколько мужских,

оборвали твои размышления. Снова послышались быстрые шаги. Таких шагов раньше не

было. Они восторженные, даже радостные. Что случилось? Тот милиционер, который

подходил раньше к тебе, подошёл быстрой походкой к двери, стал торопливо открывать

замок. У него, упали ключи, он их мгновенно поднял, снова, с шумом вставил в замочную

скважину. Наконец-то распахнулись. Ощущение долгой вечности открывания двери. Какой-

то бешенный миг, проскочил на молниеносной скорости – свобода! Ты вопросительно

посмотрел на него.

– Товарищ капитан! – он снова обратился к тебе, таким же видом! – К вам пришли,

пойдёмте!

– Хорошо! Пойдёмте! – немного печально и в то же время взволновано ответил ему.