Исповедь отщепенца

Я сказал, что это были годы вынужденной преступности. Вообще в годы войны и в послевоенные годы (особенно в эти, сумасшедшие) неслыханных размеров достигла подделка и изготовление всякого рода документов. За большие деньги можно было купить даже документы на звание "Героя Советского Союза", включая изготовление фальшивых газет с Указом Президиума Верховного Совета СССР о присвоении этого звания. По знакомству и за взятки можно было приобрести любые справки. Техника подделки справок и вообще документов была обычно примитивной. Хлором, который в изобилии находился в общественных туалетах, вытравливали один текст и вместо него вписывали другой - документы обычно заполнялись чернилами или химическим (чернильным) карандашом от руки. Печати делались на бумаге химическим карандашом или чернилами, переводились на круто сваренный яичный белок и затем переводились на нужную бумагу. Такие подделки, как правило, не разоблачались потому, что их было слишком много и разоблачение их не имело смысла. Они немного облегчали жизнь людям и фактически выполняли работу, которую, по идее, должно было бы выполнять государство. Разумеется, бесчисленные жулики наживались на этом. И многие из них разоблачались, судились и пополняли ряды заключенных. После войны число репрессированных стало стремительно расти.

Помимо махинаций с документами, люди совершали массу других преступлений, включая спекуляцию, обман и просто воровство. Я приведу несколько примеров из моей личной жизни. Эти примеры далеко не самые худшие. Но они достаточно наглядно характеризуют вынужденную преступность в массе обычных людей, совсем не склонных к преступности. Преступность уголовная и преднамеренная вырастала на основе этой безобидной бытовой преступности, была ее крайней формой.

Вечерами я вместе с другими студентами ходил довольно часто на железнодорожные станции разгружать вагоны с картошкой, с каким-то оборудованием в ящиках, с дровами и иногда с фруктами и съедобными в сыром виде овощами. С нами часто расплачивались не деньгами (деньги оставляли себе бригадиры и более высокие начальники), а картошкой, яблоками, морковью.

Картошку мы уносили домой, а яблоки и морковку поштучно продавали у вокзала. Приходилось часть выручки отдавать милиционерам, дежурившим у вокзала. Если бы нам платили за работу в соответствии с государственными нормами, работать никто не стал бы. Поэтому наши бригадиры преувеличивали в отчетах сделанное нами во много раз, порою в десять раз. Мы невольно становились участниками обмана. Об этом обмане знали все. Он был нормой. Ненормальными были сами нормы оплаты. Конечно, на этой основе вырастали и серьезные преступления. Однажды мы вдесятером, согласно бумагам, разгрузили за четыре часа целый эшелон бревен, так и не дошедший до Москвы. Дельцы продали эти бревна налево, заработав огромные деньги. Их разоблачили и судили. Мы ускользнули от правосудия: мы в таких случаях никогда не называли свои настоящие фамилии и адреса.

Несколько месяцев я работал лаборантом на кирпичном заводе под Москвой. Работал точно так же ночами. Я описал эту работу в "Зияющих высотах". Туча паразитов из научно-исследовательского института решила усовершенствовать безнадежно устаревшую и фактически не поддающуюся улучшению технологию изготовления кирпича. Для этого на заводе установили множество приборов. Задача лаборантов заключалась в том, чтобы записывать показания приборов. Если бы мы это делали так, как от нас требовали московские паразиты-ученые, мы должны были бы всю ночь напролет бегать высунув язык по цехам завода.

А мы все были студенты. К тому же некоторые из нас прошли войну и выработали в себе находчивость. Мы скоро установили, что показания приборов колеблются около устойчивых величин, и стали записывать показания приборов, не глядя на сами приборы. На это уходило не более получаса. Остальное время мы занимались и спали. Так мы заполняли фиктивными данными сотни томов. Эти данные затем изучали десятки кандидатов и докторов наук в Москве, строя столь же фиктивные теории. Причем эти их теории вообще не зависели от того, какие данные лежали в их основе. Это был коллективный обман, устраивавший сотни людей в самых различных учреждениях. Уголовно он был ненаказуем и не разоблачен.

Участвовал я и в съемках фильма "Сказание о земле Сибирской" - бегал в толпе "татар" в полосатом халате и с деревянной саблей в эпизоде покорения Сибири Ермаком.

Был донором - у меня была какая-то очень ценная кровь. Меня подкармливали и платили неплохо, но надо было прекратить пьянство. Я на это пойти не мог не из-за безволия, а из принципа. И от выгодной "работы" пришлось отказаться.

Был подопытным кроликом в Институте авиационной психологии. В мою задачу входило решать математические задачи в барометрической камере. Думаю, что эти исследования были связаны с подготовкой к космическим полетам. Платили очень хорошо. Но от моих услуг скоро отказались: я задачи решал одинаково быстро и верно в любых условиях.

Был еще один источник средств существования - спекуляция хлебом. Делали мы это с университетским приятелем так. Он имел связь с женщиной, работавшей в канцелярии факультета. Она давала нам бланки справок, а также бланки отпускных и командировочных свидетельств. Мы их заполняли на вымышленных лиц. Я делал штампы и печати, причем достиг в этом деле большого совершенства. Мы покупали на черном рынке хлебные карточки, со справками факультета и отпускными свидетельствами шли в булочную, где отоваривали карточки, т. е. покупали по карточкам хлеб на целый месяц вперед, - это было разрешено при наличии отпускного свидетельства. Документы оставались в булочной как оправдание. Затем мы с буханками хлеба отправлялись на рынок и продавали хлеб. Выручка получалась довольно значительная.

С фальшивыми печатями у меня произошла анекдотическая история. Один мой армейский друг, хороший музыкант, решил поступить в консерваторию. Но сдать вступительные экзамены он не смог бы. Тогда я изготовил ему фальшивые справки о том, что он в 1946 году поступил на заочное отделение философского факультета с такими-то оценками на вступительных экзаменах и что теперь, в 1947 году, был студентом второго курса, его приняли без экзаменов. Прошло много лет. Мой знакомый начал делать карьеру, но не в музыке, а по партийной линии за счет музыки. К ужасу своему, он обнаружил, что сделанные мною печати со справок исчезли - выцвели. На этот раз мне пришлось приложить усилия, чтобы поставить на эти старые справки новые настоящие печати. Этот мой знакомый стал работником аппарата ЦК КПСС и важной фигурой в Союзе композиторов СССР.

Это время было насыщено множеством мелких приключений. Каждое из них могло стать сюжетом для занимательного рассказа. Некоторые из них я пережил с моим другом Валентином Марахотиным, о котором уже писал выше. Он тоже демобилизовался из армии, стал доучиваться в вечерней школе, работал простым рабочим. Он стал характерным для России искателем некоей правды и справедливости. Принципиально не вступал в партию и игнорировал всякие общественные мероприятия, включая выборы в советы всех уровней. Однажды из-за этого у нас с ним произошла забавная история. В день выборов мы с ним загуляли, основательно напились и заявились домой поздно вечером. Дома нас ждали агитаторы с избирательного участка. Они стали нас уговаривать пойти проголосовать, так как иначе у них не будет стопроцентного охвата избирателей. Мы согласились после того, как они нам пообещали устроить по стопке водки. Когда мы пришли на участок, там было все приготовлено для киносъемки... первых избирателей! Утром это было сделать неудобно, так как энтузиасты-избиратели заблаговременно заполняли избирательные участки и прилегающие к ним дворы и улицы. Так мы с ним попали в кинохронику в качестве первых избирателей. Наши знакомые, увидев нас в этой роли, долго потешались над нами. А разгневанный Валентин написал куда-то по этому поводу разоблачительное письмо.

КАК СТАТЬ ПИСАТЕЛЕМ

Из армии я вернулся с чемоданом рукописей. За довольно большие деньги мне перепечатали на машинке повесть, которую я считал наиболее законченной и безобидной. Это была "Повесть о предательстве". Темой повести было взаимоотношение гражданского долга и личной дружбы. Я приложил немало усилий к тому, чтобы придать повести официально приемлемый вид. Я свел к минимуму юмористические и сатирические места. Главным героем сделал доносчика. Его донос на друга изобразил как исполнение долга. И даже изменил название: назвал ее "Повестью о долге". Одну копию я отнес К. Симонову, другую - писателю В.И., с которым меня познакомил университетский приятель. Симонов повесть похвалил, но посоветовал ее уничтожить, если я хотел остаться на свободе и в живых. У Симонова я познакомился с человеком, имя которого не помню. И не знаю, кто он был по профессии. Помню только, что от Симонова мы вышли вместе, зашли в какую-то забегаловку и основательно напились. Он пролистал повесть, но определенное впечатление себе составил. Он сказал, что самое криминальное в повести - то, что она внешне имеет форму оправдания подлости, и это разоблачает ее сильнее, чем если бы это была откровенная сатира. Он отметил также мою способность "смеяться без улыбки и рыдать со смехом". Этот человек дал мне совет, как стать писателем. "Чтобы стать писателем, - говорил он, - надо влезть в писательскую среду и начать крутиться в ней. Встречаться с писателями, лучше всего - с влиятельными. Делать вид, что ты восторгаешься их сочинениями. Написать что-нибудь серенькое и безобидное, но актуальное. О войне, конечно, было бы подходящим. О героизме. Показать написанное этим влиятельным писателям, выслушать их советы, учесть замечания. Кто-нибудь из них не устоит и порекомендует напечатать в каком-либо сборнике или заштатном журнале. Напечатав первый рассказик, благодари маститых покровителей. Подари оттиск рассказика с восторгами и благодарностями. Строчи второй рассказик и проталкивай тем же путем. Теперь рассказик можешь сделать получше, если, конечно, в состоянии. Чтобы было видно, что ты - растущий талант. Через несколько лет сочини повестушку. Дай ее на обсуждение в толстый журнал. Ну и покровителям, конечно. Терпеливо жди, когда решат напечатать. Самое главное - не обнаруживай, что у тебя есть способности. Лучше, если их вообще нет. Если способности есть, но маленькие, считай, что повезло. Большим писателем стать можешь. Напечатав повестушку, приложи усилия к тому, чтобы появилась хорошая рецензия. Не жалей денег на подарки и угощения. Кто-нибудь из покровителей клюнет и непременно произведет тебя в ранг подающих надежды. После рецензии добивайся вступления в Союз писателей. Лезь во все дыры. Участвуй в комиссиях. Холуйствуй перед всеми. Лижи задницу всем, кто может быть полезен. Добивайся авансов и всяческих благ. Чем больше урвешь, тем больше тебя ценить будут. Утвердившись, пиши толстый роман. Если ты все предыдущие советы выполнишь, роман автоматически получится именно такой, какой нужен для успеха в качестве выдающегося советского писателя".

Я здесь изложил совет этого человека в сокращенном виде и так, как суть его припоминаю теперь. Тогда он говорил долго, несколько часов. После попойки я изорвал копию рукописи моей повести, которую мне вернул Симонов, и обрывки рассовал по мусорным урнам на пути домой.

Другой писатель, В.И., нашел повесть идеологически порочной. К счастью, он вернул мне рукопись. Придя домой, я сжег все рукописи. Сжег и те рукописи, которые сохранил Борис. Едва я успел это сделать, как ко мне явились с обыском из "органов". Тот, другой писатель, надо полагать, сообщил о моем сочинении в "органы". На сей раз я дешево отделался лишь беседой на Лубянке. Из беседы я извлек один положительный вывод: очевидно, архивы "органов" были на самом деле сожжены во время паники, когда немцы подошли вплотную к Москве. Иначе мне наверняка припомнили бы довоенные "приключения".