Исповедь самоубийцы
Шрифт:
— Только без патетики! — оборвал Лобача подполковник. — Для того чтобы оружие не расшвыривалось без разбора налево и направо, существуют специальные службы. И ты к ним принадлежишь, между прочим…
Эту, последнюю, фразу он сказал напрасно. Лобач повысил голос, заговорил с напором:
— Да пойми ты, твою мать нехай! Мы через этот самолет можем выйти на всю организацию! Да, кто-то где-то их прикрывает, этих сволочей. Но ведь мы-то с тобой к таким не хотим принадлежать! Пусть у них совести нет, у тех, кто наживается на продаже оружия бандитам, — но у нас-то совесть есть, Саня! Если ты мне не поможешь — пойдешь сейчас
Голованичев резко повернулся. Утопил в панель клавишу.
— Дежурное звено, на взлет! — и тут же перебил себя — Отставить! — перехватив исполненный бешенства взгляд приятеля, спросил — У нас есть готовый к вылету самолет?
Селектор что-то неразборчиво булькнул в ответ.
— Я сам лечу! — и, перебивая негодующее бульканье, резко крикнул — Сказал же, сам, один… Все! Через пять минут буду на старте!
Поднявшись из-за стола, он бросил Лобачу:
— Вот так-то будет лучше — не могу же я своих ребят подставлять!
Голованичев-«борт»
Нужный «борт» он нагнал легко — все же перехватчик это не брюхатый тяжеловоз. Слегка повел от себя влево ручку управления самолетом, на миллиметр подвинул ручку управления двигателем. Описал круг вокруг носа «грузовика». Сквозь фонарь кабины разглядел удивленные лица членов экипажа.
В наушниках раздался голос:
— «Ноль-четырнадцатый», тебя вызывает «тридцать шестой». Ответьте!
— Я «ноль-четырнадцатый», — произнес Голованичев. — На связи.
— Ты что, пьяный, что ли? Отойди подальше! — в голосе слышалась злость.
— «Тридцать шестой», предлагаю тебе сесть на мой аэродром.
На несколько секунд в наушниках зависла тишина.
— Ты это серьезно? — осторожно спросил «тяжеловоз».
— Вполне серьезно.
— Если это шутка…
Подполковник перебросил скобу боевой кнопки и коротко надавил ее. В ярких солнечных лучах ушедшие по курсу «тяжеловоза» трассеры были видны не слишком хорошо. Однако с «борта» их разглядели.
— Все-все-все, выполняем, — торопливо проговорили с «борта».
«Грузовик» и в самом деле начал слегка проваливаться.
— Ты будешь заводить?
— Нет, диспетчер.
— Ты можешь объяснить, что происходит? Кто ты? Это террористы?
Голованичев сказал твердо и открыто:
— Я командир авиаполка подполковник Голованичев. У вас на борту находится незаконный груз. На земле нас ждет следственная группа…
— Что за груз? — не дослушав, спросил «борт».
— Оружие, — коротко ответил пилот перехватчика.
В эфире зависла пауза. Потом в наушниках опять раздался голос командира «грузовика».
— А ты уверен?
Голованичев ответил коротко:
— Садись!
«А если там нет оружия? — думал при этом Александр. — Тогда трибунал. Ну а если «контрик» прав, вечером, когда приду домой, — Сережке не стыдно будет посмотреть в глаза».
И устыдился пафоса своих мыслей.
«Борт»-командир-сопровождающий
— Валька,
ну-ка возьми управление…— Есть, командир!
Командир корабля полковник Сергей Воронов снял наушники, аккуратно повесил их на свой штурвал. Поднялся с места, крепко, до хруста, потянулся. Чуть поколебавшись, достал из кармана пистолет, сдвинул вниз «флажок» предохранителя, передернул затворную раму и опять сунул оружие в карман.
— Если этот псих, — кивнул на крутящийся перед носом перехватчик, — выйдет на связь, подчиняйся ему безоговорочно. Я скоро.
Командир прошел по палубе, привычно сбежал по ступенькам вниз. Слева коротенький коридорчик вел в кабинку штурмана. Перед ним была дверь. Помешкав, командир распахнул ее.
Огромное чрево грузового отсека было завалено множеством ящиков, тюков, коробок, мешков. С тех пор, как военным самолетам разрешили совершать коммерческие рейсы, прихватывать с собой платные грузы, «борты» нередко шли с превышением веса. Потому и аварии и катастрофы случались в последнее время куда чаще, чем во времена, когда за этими делами внимательно следили аэродромные службы.
По левому борту, на откидном сиденье сидел единственный пассажир — мужчина, сопровождавший груз, который загружался без соответствующего досмотра. Все сопроводительные бумаги при нем были в порядке. Досмотру он не подлежал. Тяжелые ящики, без маркировки, тщательно опломбированные, аккуратным штабелем покоились у самой аппарели. Проконтролировав их загрузку, сопровождающий уселся в грузовом отсеке и замер.
…Увидев командира, сопровождающий встревоженно уставился на него. Торопливо поднялся с места и подошел к пилоту.
— Что случилось?
Воронов в упор смотрел на подошедшего.
— Что вы везете? — резко спросил он.
Сопровождающий вильнул глазами, потом опять уставился на командира.
— Так что случилось? — еще раз спросил он. — Почему мы снижаемся? Мы уже прилетели?
«Значит, правда», — подумал командир.
Значит, правда, что его машина используется для обеспечения сепаратистов оружием. Значит, в гибели Пашки и всего его экипажа виновен и он тоже, доставляя такие вот «бездосмотровые» ящики…
— Я как командир корабля, как человек, отвечающий за груз, за безопасность самолета, спрашиваю в последний раз: что находится в ящиках?
Глаза сопровождающего стали вдруг острыми, колючими, оценивающими. Из голоса исчезла растерянность, с губ сползла заискивающая улыбка.
— Какая тебе разница, что я везу? Документы в порядке — так что не суй в ящики свой нос!
Командир покивал.
— Ну что ж, тогда все ясно. В таком случае информирую вас: самолет сажают на военную авиабазу, где нас ждет досмотровая группа. Так что можешь здесь хорохориться сколько угодно.
Офицер повернулся, чтобы идти к себе в кабину.
— Стой!
Командир повернулся. Сопровождающий стоял на прежнем месте, направив в грудь командира ствол пистолета.
— Ты поведешь самолет туда, куда тебе предписано! — жестко сказал он.
Черный зрачок дула холодно и равнодушно приготовился выплюнуть заряд свинца. Командир почувствовал, как вдруг замерло сердце, как лицо густо покрылось каплями пота, как напряглась кожа на голове под волосами. Наверное, он побледнел.
— Это невозможно, — стараясь унять дрожь в голосе, сказал Воронов.