Исповедь Стража
Шрифт:
— Так говорит Мелькор, Властитель Тьмы, к Нолдор из рода Финве, сыновьям Феанаро. Да будет Маэдрос заложником в Аст Ахэ до той поры, пока Нолдор не прекратят войну и не покинут эти земли; да возвратятся они на Запад или же уйдут на юг Эндорэ.
А разве он не знал, что им некуда идти? И чего же он ждал от них, когда он убил их деда, а его… ахэрэ убили их отца? И чтобы они, как овечки, все ему простили и ушли? Он сам проклял целый род, даже еще неродившихся, невинных — а Дети Феанора пришли требовать ответа за дело. Он же просто вынуждает их поднять против него оружие! Ну, конечно, он сразу станет обиженной стороной и с чистой совестью начнет всех вырезать. Проклятый род, понятное дело…
Но
Главой посольства Мелькора был человек с Востока именем Улф. Впервые Элдар Валинора видели человека; но им не было дела до того, что за существо перед ними.
Он был посланником: его выслушали.
Он был посланником Врага: выслушав, его обезглавили.
И тело его отдали псам, и голову его швырнули к ногам сопровождавших его.
Эльфы Запада впервые увидели людей, когда их встретил Финрод. Ну, положим, сыны Феанора на самом деле увидели человека и обезглавили — но не заставили же они молчать все свое войско об этом деянии? Ведь многие из их воинов, недовольные вождями, уходили от них и даже с оружием против них поднимались! Неужели они ТАКОЕ утаили бы? Вряд ли. Да и вряд ли вообще такое было. Слишком уж часто противники Мелькора убивают его посланников. Конечно, сыны Феанора, если так можно сказать, безумные эльфы — но не до такой же степени! Одно дело — Куруфин, Келегорм и Карантир, а остальные вполне себе приличные государи были.
Когда Мелькор узнал о смерти посланного, боль и холодная ярость поднялись в сердце Валы; и, услышав решение сыновей Феанаро, приказал он привести Маэдроса.
— Что мне делать ныне с тобой, Нолдо, потомок Финве, сын Феанаро? Ты видел сам: братья твои отреклись от тебя. Я не хочу убивать тебя — в этом нет смысла. А отпустить тебя, — Вала прикрыл глаза и стиснул руки, но голос его был ровным, — отпустить тебя не могу.
— Делай что хочешь, убийца, раб, падаль! Подлостью удалось тебе захватить меня в плен…
— Ты забываешь, Нолдо, я предлагал мир. Вы выбрали — войну.
— Род Феанаро еще отомстит тебе!
— Род Феанаро? — жестко усмехнулся Вала. — Знаешь ли ты, кто была его мать?
— Мириэль Сериндэ была Нолдэ!
— Среброволосая и темноглазая? Таили Мириэль была из эльфов Тьмы, и в твоем отце — половина их крови.
Опять! Ну с чего они взяли, что все эльфы — на одно лицо? Это же прямо как та самая Йаванна — «рыбы должны быть покрыты чешуей и плавать». А эльфы должны быть трех разновидностей — золотоволосые и сероглазые, темноволосые и сероглазые, сребровласые и сероглазые. Все. Других не бывает. Точно этот летописец эльфа ни разу не видел. Что еще более странно, если принять, что писалось все это во Вторую Эпоху, когда эльфы еще жили рядом с нами и даже приплывали в Нуменор. Кстати, по преданиям, Маэдрос, Амрод и Амрас были рыжие, это и в хрониках, и в преданиях не раз упоминается… И говорится еще, что цвет волос унаследовали они от своей матери Нерданэль, а отнюдь не от Мириэль Сериндэ и ее сородичей, если таковые были.
— Ты лжешь!
— Лгу? Посмотри на своих братьев! Маглор умеет слышать песни мира — так же, как они!
Ну, они же тоже эльфы как-никак. И Валар их тоже кое-чему учили. Так почему бы им не быть не хуже Эллери?
— И разве никогда тебе не казались черными глаза Келегорма?
А Карантир — единственный среди Элдар — смуглый, как и брат Таили, у него такие же волосы — черные с отливом в огонь.— У Мириэль не было братьев!
— Был. Его имя было Ахтэнэр. Он был казнен по приговору Финве. В Валиноре. А сестра ее, Ориен, погибла здесь.
— Лжешь!
— Лгу? Посмотри на Амрода и Амраса: разве они Нолдор по духу? Их волосы светлее, чем у Тэлери, и отливают серебром. Они могли бы стать говорящими-с-травами или слушающими-землю…
— Лжешь! — Маэдрос дрожал от гнева и бессилия.
— Лгу… — Вала неожиданно грустно улыбнулся. — Мириэль — Таили Мириэль — приходила ко мне — там, в чертогах Мандоса…
— Молчи! Как смеешь ты, беглый раб Валар, позорить наш род?! Радуйся, что я не могу загнать тебе назад в глотку твои лживые слова! Будь ты проклят! Я еще увижу кару, которая постигнет тебя; гнев Валар падет на тебя, и ты еще будешь молить о пощаде — помнишь, так уже было?
— Замолчи! — Вала пытался справиться с собой.
— …И будешь ты висеть, закованный, на горе Таникветил, как…
Маэдрос осекся. Мелькор стремительно поднялся с трона, шагнул к нему, и эльф невольно закрыл лицо руками, словно хотел защититься — от чего? От смерти? От удара? От взгляда Мелькора?
Вала заговорил. Голос его был ровным и страшным. Без интонаций. Неживым.
— Славный подвиг. Гордость вашего рода. Конечно, тебе рассказали об этом. Но ты сам избрал себе кару. Ты испытаешь то же, что и они. Изведай боль тех, о ком вы не желаете помнить, внук Финве.
И по приказу Мелькора за правую руку на стальной цепи повешен был Маэдрос на одном из пиков черных гор.
Сначала он молчал. Потом выворачивающая суставы боль стала сильнее его, и он начал кричать. А потом от муки полубеспамятство охватило его.
Не выдержал Мелькор.
— Освободите его! Освободите, снимите с него цепи — пусть идет куда хочет! Пусть уходит! Я не могу этого вынести!
Вот пример милосердия — освободите, потому, что Я не могу этого вынести. Прекрасно!
— Он получил по заслугам, Властелин, — жестко сказал Гортхауэр.
— Отпусти его, — ответил Мелькор. Однако посланные вернулись ни с чем.
— Нас опередили, Властелин…
Фингон опередил. Тоже проклятый. Ничего не испугался, в одиночку пошел…
Кстати, в преданиях говорится, что у него волосы были русыми. И что он заплетал их на висках в косы…
После прочтения этих повестей мне опять стало как-то мерзко на душе. И что с того, что я уверен в том, что было не так? И что Маэдрос был благороден и отважен? И что Мелькор поступил не менее подло, чем его противники, что бы там ни говорили? И что разный цвет волос и глаз детей Феанаро совсем не доказательство тому, что их мать была из Эллери Ахэ? И что тот, кто это писал, никогда не видел в своей жизни ни единого эльфа — иначе знал бы, что и волосы, и глаза у них разные, как и они сами. Читал я писания одного, с позволения сказать, путешественника, для которого все люди Востока были на одно лицо — косоглазые и кривоногие. Так он всего дня три с ними и общался. А тот, кто это писал, вообще все знал понаслышке.
Что с того, что я все это знаю? Или, точнее, уверен?
Борондир, естественно, спросил — а вы сами-то эльфов видели? Так почему же вы так уверены в своей правоте?
А вы, сударь мой, тоже их не видели и тоже знаете все с чужих слов.
И кто из нас более прав?
И тогда мне вдруг захотелось взять этого упрямца за шиворот, тряхнуть хорошенько и… и бежать вместе с ним отсюда. Чтобы самим все увидеть, чтобы я мог с полным правом сказать ему — смотри, смотри своими глазами, ты же сам говоришь — не верь тому, что пишут в хрониках, верь себе! Так почему же…