Исповедь якудзы

Но вместо команды “Разойдись!” раздалось привычное:

— Отдать честь командиру батальона! Равнение направо!

И весь ритуал приветствия командиров начался заново, рота за ротой вытягивалась в струнку, поочередно приветствуя своих офицеров. Еще минута-другая, и команда “Разойдись!” нам бы уже не потребовалась, мы бы попросту все замерзли до смерти.

Зато на следующий день, на том же парадном плацу, вместо патриотических речей нас ждали занятия строевой подготовкой.

— Налево! Направо! На плечо! Направо! Налево! — разносилось над плацем десятки раз, и мы безропотно вскидывали винтовки на плечо, поворачивались то вправо, то влево, армейские ранцы больно врезались в наши спины, а офицеры понукали нас как лошадей:

— Не сутулиться! Спину ровнее! Держите голову, не позволяйте фуражке сползать на брови! — Офицеры муштровали нас день за днем, без малейшего снисхождения.

Прошло дня три-четыре, и занятия по строевой подготовке неожиданно прервались. Двадцать пятого декабря скончался император Японии Тайсё [19] . Я хорошо запомнил суету, которую устроили из-за этого траурного события — чтобы отдать почившему императору последние почести, наши командиры устроили настоящий церемониал, который провели точно в тоже самое время, когда останки монарха выносили из императорского дворца в Токио.

19

Император Тайсё находился у власти с 1912 по 1926 год. Ему наследовал император Хирохито, объявивший эпоху Сева.

Сержант подробно проинструктировал нас:

— Наденьте свежее белье, выберите самые чистые носки, почистите зубы, побрейтесь, аккуратно причешитесь и начистите ботинки, чтоб сияли даже ночью! Можно надеть перчатки, но придется обойтись без тулупов. Разговаривать можно только в случае крайней необходимости, но даже тогда следует понизить голос. По коридорам не бегать, не шуметь. Обед сегодня будет рано, во время приема пищи ведите себя тихо и сдержанно…

Мы были готовы и весь вечер ждали команды.

В одиннадцатом часу нас построили на плацу во внутреннем дворе. Мы стояли навытяжку в полной темноте и дрожали от холода, надо сказать, погода стояла такая, что мороз пробирал даже в тулупе. Каждое отделение получило приказ зажечь сигнальный костер. Дрова закупили у окрестных поставщиков, заранее сложили высокие поленницы, закрепив их в специальных бамбуковых рамах. Костры полыхнули одновременно и осветили весь плац, огонь отражался от снежной поверхности, сверкал в каждой льдинке как в зеркале! Яркий свет залил весь плац, но там, куда лучи света не смогли дотянуться, по-прежнему царил беспросветный мрак. Поленницы потрескивали, пламя разгоралось, его языки взлетали вверх, рассекая черноту ночного неба.

Прозвучала команда:

— Равнение направо! — На плацу появился полковник, вооруженный набором подобающих случаю патриотических фраз:

— С чувством глубокой скорби я вынужден сообщить вам горестную новость — Его величество император Японии покинул этот мир сегодня в час двадцать пять минут утра. — Полковник тоже был в одном кителе, без тулупа. Он подавал пример своим солдатам, как и подобает образцовому командиру. Наконец траурная речь завершилась, все развернулись лицом к востоку и низко поклонились. Часы начали отбивать полночь, и по этому сигналу горнисты затрубили прощальную песнь. Траурная мелодия лилась бесконечно долго — в носу у меня все заиндевело, при каждом вздохе мелкие льдинки щекотали кожу. Но вот звук горна наконец затих, и замерзшее воинство, выказав свою полную лояльность почившему императору, отмаршировало обратно в казармы.

Несмотря ни на что, армия все же была лучше тюрьмы хотя бы по одному показателю. В армии прилично кормили! После многочисленных конференций по разоружению численность армии сократилась, а объем продовольственных поставок остался прежним. Солдат кормили три раза в день, и еще разок можно было перекусить между сном и ужином. Меню менялось почти каждый день, и блюда отличались большим разнообразием. Был случай, каждому выдали за раз по пять булочек со сладкой начинкой. Кроме того, нам частенько перепадал суп из бобов и бататам — блюдо из свинины, тушенной с бобами. Представьте, нам всегда накладывали по полной тарелке!

По воскресеньям мы получали увольнительную и могли покинуть территорию части. В городке тоже было приличное количество торговых лавок и много ресторанчиков, в которых можно было перекусить. В основном в этих забегаловках готовили корейцы, и только два или три заведения принадлежали японцам.

Само собой, в городке имелось полно борделей! Они сгрудились в одном квартале, образовав своего рода район красных фонарей. Клиентов обслуживали преимущественно кореянки, но несколько девушек были белокожими — русские эмигрантки. Они поселились в этих местах после русской революции и обнищали так, что вынуждены были зарабатывать, торгуя собственным телом.

Кроме прочего, солдатам полагалось денежное довольствие в размере двадцати двух ценов за каждые сутки, то есть через десять дней набегало две иены и двадцать ценов. Эта сумма вдвое превышала денежное довольствие, которое получали солдаты, проходившие службу непосредственно в Японии. Денег, которые мы получали, было более чем достаточно, чтоб купить еды, отправившись в увольнение, во всяком случае, чашка лапши в лавке стоила не больше пяти ценов. Но на поход в бордель этих денег катастрофически не хватало, за неделю можно было скопить только на самую дешевую шлюшку! А более-менее чистенькие, приличные девушки стоили гораздо дороже. Так что солдаты постоянно оказывались перед выбором — несколько недель копить на поход к девчонкам или основательно поесть в ближайшем увольнении. Поверьте, для молодых парней это был нелегкий выбор! Как раз тогда у меня случилось незапланированное денежное поступление. Босс Дэвая умудрился передать мне записку и купюру в двадцать иен. Босс писал:

…После восшествия на престол нового императора у нас мало что изменилось. В Асакусе по-прежнему оживленно, так что работы всем хватает. Когда закончишь службу и для тебя дело сыщется. Передаю тебе немного деньжат. Надеюсь, тебе хватит, чтобы побаловать себя каким-нибудь лакомством. При случае передадим тебе еще…

Вы не представляете, как я обрадовался этой весточке! Я перечитывал записку снова и снова, даже спрятал листок под подушку, когда укладывался спать. Только деньги мне так и не посчастливилось истратить. Все письма подвергались перлюстрации, цензор сразу же доложил про купюру в письме командиру отделения, и командир вызвал меня для беседы:

— Эйдзи, скажи, как ты собираешься истратить эти деньги?

— Собираюсь купить немного еды, господин офицер… — для проформы ответил я. На самом деле мне хотелось потратить даровую деньгу совсем иначе, я уже присмотрел в борделе одну девушку — белокурую русскую, она была настоящая красавица!

— То есть тебе недостаточно армейского рациона? — уточнил офицер.

— Никак нет! Мне хватает — но хотелось разочек поесть в городе, просто для разнообразия…

— Это слишком значительная сумма для простого солдата. Я изымаю у тебя эти деньги и передам их на хранение, вся сумма будет возвращена тебе при увольнении в запас…

Больше я тех денег, понятное дело, не видел. Мне так и не довелось нанести визит русской красавице!

3. В западне

До нашей части доходила молва, что неподалеку от Комусана видели тигра. Возможно, насчет тигров это были не больше чем слухи, но волков в Хорьонге я видел не раз собственными глазами.

Прошло где-то три месяца с тех пор, как меня призвали в армию, я заступил на ночное дежурство, стоял в карауле и таращился на пологие склоны холмов. На небо медленно всплыла полная луна, залила землю холодным светом, и воздух немедленно огласился волчьим воем. Звук доносился откуда-то сверху, со стороны горного кряжа. Я поднял глаза — снег сверкал в лунном свете, и склоны холма казались залитыми серебром. На языке военных эта красота именовалась стратегическим объектом “Высота номер двести девяносто четыре”.