Исповедь задрота 2: игра по-крупному
Шрифт:
– Еще раз по ушам!
– Сам попробуй!
– Отойди, тебя хрен дождешься.
Я подошел уже так, что единственный фонарь в тридцати метрах высветил несколько плохо одетых подростков. Малолетние бомжи атаковали столь же плохо одетую фигуру но поменьше в углу остановки. Не знаю, что двигало мной в этот момент, но я подошел к остановке вплотную и спросил.
– В чем дело, парни?
– А тебе что, - окрысился один из них, по голосу тот самый, что советовал вдарить. Из-за его плеча мелькнуло лицо ребенка лет десяти.
– На маленького насели?
– А тебе не все равно? Это наше дело! Иди по своим делам!
– Парню было не больше
– Нехорошо маленьких обижать.
– Я же сказал, это наше дело! Вали отсюда!
– Я думаю, это вам надо валить, - я сжал в кармане брюк первое что попало под руку - колин ключ.
– Давайте, парни, по-хорошему.
– А что ты нам сделаешь?
– Нюхач улыбнулся, подростков было четверо, если не считать малыша. Но только нюхач и второй выглядели взросло, двое других были навскидку лет двенадцати, одного так качало от ацетона, что он почти лежал на опоре остановки. Нюхач дал сигнал, и второй стал заходить мне за спину.
Я не стал ждать, пока получу по голове камнем или арматурой. Я шагнул вперед и ткнул со всей силы ключом, зажав его между пальцев, в глаз нюхачу. Ощущение было, словно я проткнул яйцо. Из раны хлынула кровь, нюхач дико заорал и бросился бежать. За ним сиганули двое мелких, а более крупный соперник, когда я к нему повернулся, смотрел на меня недоуменно. Он не видел, что произошло, но то, что он остался один, его совсем не ободрило. Я сделал шаг к нему, он отступил и затем побежал.
Я подошел к ребенку. Одежда изношенная и грязная, лицо чумазое, но глаза живые и острые словно нож. Руки пытались кутать разорванный ворот куртки на синтепоне. Ребенок не знал, чего от меня ждать.
– В милицию я не пойду, - заявил тонкий голос.
– О, да ты девочка!
– Удивился я.
– А ты мальчик. Давай отсосу и разбежимся. Бесплатно.
– Как тебя зовут?
– Какая разница? В милицию я не пойду.
– Они уже давно полиция.
– Мне все равно. Не пойду.
– И что мне с тобой делать тогда? Я уйду, но они вернутся или другие.
– Мне все равно. Отстань.
– А мне нет. Пойдем, - я протянул руку и сразу отдернул ее, едва не получив укус.
– Ты чего?
– Я же сказала, не пойду в милицию.
– Какая милиция? Пойдем, поешь хотя бы нормально.
Девочка затихла и задумалась.
– Не обманешь?
– Ее глаза на миг потеряли остроту.
– Есть смысл?
– Действительно, - выдохнула девочка.
– И это. Я не сосу. Но они хотели, - ее нос хлюпнул.
– Так как тебя зовут?
– Катя.
– Пойдем, Катя.
Глава 2-10. Катенок
Коля прошел на кухню, где я пытался сообразить яичницу. Он только что приехал, чтобы проверить, как я разобрался в его жилище. Квартира оказалась трехкомнатной, в старом брежневских времен фонде, в десяти минутах на автобусе от станции метро в конце синей ветки, а пешком и вовсе в 30-40 минутах. Но район был тихий, домашний, мало автомобилей во дворе, двор ухоженный, с детской площадкой. Квартиры в такой удаленности от центра не могли стоить заоблачно дорого, как в центре, но все же это было целое состояние для жителя самарской области.
– Это кто вообще? Знаешь, что она мне сказала?
– Глаза у Коли были как у кота из мультика.
– Наверно что-то вроде "отсосу бесплатно".
–
Ну, да. Тебе уже отсосала? Перешел на малолеток?– Эй-эй! Это же ребенок! Говорит всякие глупости.
– Где ты ее нашел?
– На улице, где ж еще. Ее хотели изнасиловать, я не позволил.
– И зачем в квартиру-то тащить? Еще сопрет что-нибудь.
– Что тут переть? Хата пустая, а телевизор или стиралку она не поднимет.
– Дружков позовет.
– От дружков я ее и забрал.
– Забрал ли?
– Ладно, это мое дело.
– Как знаешь, мое дело - предупредить. Чудной ты после аварии стал. Видимо, не спиной, а головой приложился.
Я только улыбнулся в ответ.
– В дом с ней нельзя, - наморщил лоб Николай.
– Я знаю, я сниму квартиру.
– Да чего там. Живи тут, все равно за квартирой надо кому-то приглядывать. А отцу скажу, что ты снял квартиру, - Коля минуту помолчал.
– Может, все же в ментовку сдашь от греха подальше?
– Нет, - я сам не понимал, зачем мне эта девочка, но отдать ее в приют мне казалось кощунственным.
– Родные-то у нее есть?
– Я спросил один раз, она замкнулась. Потом как-нибудь при случае удобном расспрошу.
– Ну, Женька, ты ненормальный. Мало тебе проблем?
– Теперь одной меньше.
– Надолго ли? Думаешь, эти перцы тебе простят соучастие в краже? Батя, конечно, им нужен, но тебя это любить не заставит.
– Мне их любовь не нужна.
– Может, и не нужна, а, может, и нужна. Дело это современное, перспективное. Кто знает, как высоко тут можно подняться. И причем легально, без всяких там подковерных политических игр.
– Или подняться, или упасть.
– Не депрессуй, все будет тип-топ. Я батю знаю. Он как бегемот - прет вперед, пока не достигнет цели.
– Я о себе.
– А ты батю держись. Зря что ли приехал именно сюда, в Москву. Здесь все за кого-то держатся. Ты и я - за батю. Батя - за партию. Партия за отца.
– Отца?
– Ты как вчера родился. Отца, конечно. Отец нации у нас всего один. Он и людьми управляет, и ладой, и журавлями.
– А Тедди?
– У Тедди свои игры в корзинке с игрушками. С гаджетами, то есть. Фигура полезная, но лучше не ложиться под него. Так батя говорит, когда выпьет. Ты ж понимаешь, я всего лишь водила без зарплаты, мелкий порученец без удостоверения, - Коля погрустнел.
– Задолбало быть шнырем по мелочам. Но ничего, я понемногу коплю, вкладываю. Квартир уже две, на стоянке - хорошая машина, есть кое-что в валюте на счетах. Еще немного и буду пробовать уже что-то чисто свое.
– Есть мысли?
– Да вот думаю магазин замутить. Пока не решил, что именно продавать, но склоняюсь к шмоткам. Постепенно ищу варианты по поставкам.
– Молодца, - я, наконец, справился с яйцами и выложил готовое блюдо на тарелку.
– Катя! Иди кушать!
На кухню робко зашла девочка. Без куртки она оказалась настолько щуплой, что было непонятно, в чем держится душа. При свете дня я смог, наконец, разглядеть и ее лицо: маленький курносый носик, тонкие губы, немного торчащие уши, которые сейчас скрылись за вымытыми белесыми волосами. Глаза были огромными и разного цвета: один серый, другой - зеленый. Катя была скорее некрасива, даже симпатичной ее было назвать трудно: истощенная от голода с непропорциональными чертами лица и тела. Но все же что-то в ней цепляло. Как мозг при просмотре чего-то целого акцентируется на деталях, так и я сейчас видел то только ее глаза, то тонкие изящные руки, то робкую улыбку.