Исповедь Зеленого Пламени

Холодок откровенного ужаса пробегает по моей спине. Что же там такое было, если проиграл — Джейднор Аран, маг-Нездешний, Владыка Жизни, не первую сотню лет носящий свой аметист?! И чем это ему грозит?

— На другой день Зверь объявил об очередном посрамлении дьявола, но почему-то не стал жечь эна Герхарда, а повез его в свою резиденцию…

— Сколько часов назад они отбыли, Гирау?

— Вчера, в это же время… С ним, кроме арбалетчиков, отряд под командованием Северина, младшего Коссэ…

Это хорошо. Это очень хорошо — тяжело вооруженным всадникам ни к чему спешить. Есть шанс…

— Эна Ирма! — отчаянный вскрик Гирау.

— Так надо, — я торопливо отвязываю чью-то красавицу лошадь, темно-золотую, с длинной черной гривой. — Вспомни, Гирау, — тот осел, на котором Господь наш въехал в Вечный Город, тоже ему не принадлежал…

— Я не о том, эна Ирма! Эта лошадь совершенно дикая, Коссэ потому и подарил ее диа Монвэлю, что не сумел объездить!

Я это знаю и без него… Некогда объяснять — каждая минута дорога теперь, когда хозяином города стал Харвик. Да и не поймет этот мальчишка, почему для меня, до этого садившейся на лошадь раза четыре, годится сейчас только такой, абсолютно необузданный конь…

Одним прыжком — откуда что взялось! — я взлетаю на спину черногривой и резко кричу ей в самое ухо, делая ее бешенство продолжением своего порыва, сливаясь с ней воедино:

— Хаййя!

Она приняла меня, стала мной — и рванулась, словно подхваченная ураганом.

Из ворот Монлозаны я вылетаю как раз в тот момент, когда Харвик отдает приказ:

— Закрыть ворота, и чтобы ни один сукин сын… Сто-о-ой!!! Держите ее, ублюдки! Стреляйте!

Волосы по ветру, пять или сто стрел свистнули мимо — не попала ни одна, это невозможно. Только бы удержать лошадь в себе! Если не удержу — или сбросит, или загоню…

И только бы успеть!

Если ты Огонь — прикажи огню не пылать на площадях и над рушащимися кровлями! Если ты служишь Жизни — сделай так, чтобы жизнь, вытекшая из вен, не разлилась багряной рекой по Романду!

…В Тойе я врываюсь к вечеру, когда ворота уже собрались закрывать. Степным пожаром, золотым вихрем проношусь я по улицам главного оплота святой Бланки, и на центральной площади лошадь, покорная моей воле, взвивается на дыбы, пляшет, как пламя…

— Горе вам, жители Тойе, — барон диа Коссэ ведет сюда войска!

На мой пронзительный крик отовсюду сбегается народ. Многие узнают меня — я прежде бывала в Тойе. Но сейчас мне не до того. Я — Огонь, беснующийся на площади… огонь тех костров, на которых сгорели Ирэн-Марта и ее любимый, первые жертвы — и лишь от меня зависит, чтобы они стали последними.

— Да не прольете вы крови! Кротостью святой Бланки заклинаю вас, люди Тойе, — не обнажайте оружия! Есть еще время — собирайтесь быстрее и все уходите в горы, в Солнечную Цитадель! На ней благословение Божие, и Коссэ не взять ее никаким штурмом!

— Мы пойдем по слову твоему, эна Ирма! — вскидывает руку немолодой уже воин со шрамами и проседью в волосах. — Мы верим тебе, и ты поведешь нас!

— Нет, вы пойдете без меня, но благословение мое пребудет с вами. Ибо не наказан еще Зверь, именующий себя Верховным Экзорцистом, и в руках его находится невинно осужденный на мучительную гибель. Прочь из Тойе лежит моя дорога, и долг мой сейчас — спасти невиновного, отступника же да покарает Господь по слову моему и вере вашей!

— Да будет так! — отвечает этот, с сединой. — Делай, что должна, эна Ирма, и не беспокойся за нас — мы верим тебе и уповаем на Господа и святую Бланку, а они оборонят нас…

Я мчалась всю ночь, не жалея ни себя, ни коня. И вот — утро, и я въезжаю в лес, пронизанный косыми солнечными лучами, напоенный ночной росой, приветствующий меня голосами птиц… Они — здесь. Я просто знаю это, как всегда, и теперь двигаюсь не спеша, слушая себя и лес, пытаясь угадать, где именно они встали на ночь…

Ага… Вот. Тонкая извилистая тропка уводит в глубь леса. То есть это вчера она была тонкая, а сейчас все вокруг в следах ног и копыт — сразу заметно, что здесь прошла изрядная толпа. Я слезаю с лошади, глажу ее по холке на прощание:

— Спасибо тебе, хорошая, а теперь — до свидания. Погуляй тут, травки свежей поешь, отдохни. А потом, если хочешь, возвращайся к хозяину и слушайся его, как меня.

Лошадь кивает головой. Кажется, ей не очень хочется прощаться.

Зеленая рубашка, верхнее платье — коричневое. Я мгновенно растворяюсь в утреннем лесу, не иду — легкой тенью скольжу над тропинкой, и Зеленая Стихия дарует мне свою силу. Попадись мне сейчас хоть бешеный кабан — дорогу бы уступил.

Осторожно замираю меж деревьев. Лагерь. Часового нет — пока еще не война, да и местность безлюдная… Лошади меня тоже не чуют, я для них не более чем еще один шорох леса. Среди белых палаток одна — малиновая. Не надо гадать, кому она принадлежит. Над костром вьется дымок, похоже, завтрак уже на подходе.

И тут я замечаю Хозяина. Он привязан к раскидистому клену, и по его изможденному лицу можно предположить, что в таком положении он провел всю ночь. Рядом с ним на травке развалился мордоворот из людей Коссэ.

Сердце мое болезненно сжимается. Что они с ним сделали, мерзавцы? Над левой бровью Хозяина — ссадина, глаз заплыл, черты как-то неприятно заострились, но у него еще хватает сил удерживать облик Диаль-ри. Ветерок слегка шевелит пепельные волосы — а ветра-то вроде бы нет…

— Эй, Эрве, жрать дают!

Мордоворот-охранник лениво поднимается с травы и направляется к костру, даже не взглянув на пленника. Шаг — и в следующий миг мой кинжал уже режет веревки, холодок стали касается запястий пленника, и я слышу радостный шепот:

— Эль… Ирма!

— Бежать можешь? — лихорадочно шепчу я, когда последняя веревка падает на траву.

— Могу, но… Ты знаешь, я растратил слишком много силы на эту скотину, мне бы отлежаться двое суток… Боюсь, у меня не получится удрать по Закону Цели.

— Беги, кому говорят! — я слегка толкаю его в спину. — И предоставь мне разбираться с этими, я их задержу.

Ему больше не нужно повторять. Он ныряет в кусты, я падаю на землю и вижу, как мелькает в зелени белая рубашка…

— Ах ты… сто дьяволов тебе в селезенку!

Так, мелькание белой рубашки заметила не я одна. Из лагеря вылетает бронетрактор в полном доспехе, судя по золотой отделке, это сам барон Северин. Расстояние между ним и беглецом стремительно сокращается — и тут наперерез ему выскакиваю я. Конечно, кидаться на полный доспех с одним кинжалом — верх безрассудства… но все происходит помимо моей воли. Я вдруг поскальзываюсь на росистой траве, падаю прямо под ноги барону, и он кувырком летит через меня — головой в ближайшую липу. Наши вопли боли сливаются в один.