Исповедую Тебе

– Святаго, Блаженнаго, Иисусе Христе! Пришедше на запад солнца, видевше свет вечерний… – выводили клиросные певчие ангельскими голосами.

– Господь воцарися, в лепоту облечеся, – возгласил священник прокимен.

Алексею стало совсем тяжко. Хмель с новой силой ударил в голову. Опять его одолевали странные желания и чувства; хотелось зачем-то вмешаться в ход службы. Он изо всех сил сдерживал себя, но это было сильнее. И вдруг на весь храм раздался его голос:

– Святой отец! Святой отец! Скажите мне…

– Тише! Замолчите! Не мешайте батюшке! – зашипели на него со всех сторон. – Уходите!

Его пытались вытолкнуть из храма, но он вырвался и опять закричал:

– Батюшка! Святой отец! Где правда? Почему жить нет мочи? Объясните! Почему рвет меня на части? Куда идти, куда деваться?

Священник обернулся и в сердцах махнул на него рукой, мол, уходи. Но Алексей продолжал кричать свое, пока, наконец, собравшиеся с силами старушки не вытолкали его взашей из храма.

Не пускайте его больше! – донеслось вслед распоряжение священника, и за ним с шумом захлопнулись церковные двери.

– Мафия, везде мафия, – пьяно бормотал Алексей и брел куда-то в самую кладбищенскую глушь.

Он протискивал свое худое тело сквозь узкие проходы меж могильных оград, перешагивал и переползал на четвереньках через кучи мусора, возраставшие здесь в глухомани погоста невесть сколько лет и оказался наконец у какого-то разрушенного склепа, перед зияющим в земле провалом. Неожиданно его кто-то окликнул:

– Эй, дед, подь сюда!

Он обернулся, готовый чуть что дать стрекача, но увидел совсем рядом вполне мирного молодого толстяка, сидевшего на скамеечке широко расставив ноги. Был тот вполне приличного вида: в костюме и при галстуке, с массивным золотым перстнем на правой руке. Бандит? – засомневался Алексей, но тут же успокоился: нет, скорее, этот самый, новый русский – и лицо без жесткого каркаса, словно мякиной набитое, и взгляд не тот. Был к тому же он до неприличия нетрезв, куда более самого Алексея.

– Ты это, дед, – промямлил он не вполне послушным языком, – конкретно выпить хочешь?

– Ну, да, – не замедлил с ответом Алексей.

– С горла будешь? – протянул толстяк наполовину опорожненную бутылку дорогого коньяка. – Не боись, всяко разно, это не заразно.

– А мне один хрен, – махнул рукой Алексей и тут же приложился на три больших глотка.

– Ты того, пореже! – забезпокоился толстяк и отобрал бутылку, потом пояснил: – Сегодня, дед, отдыхаю культурно. Денег заработал, теперь можно. Бабы надоели до смерти… Любишь баб, дед?

– Поздно мне, отлюбил свое, – отмахнулся Алексей, – не до жиру, быть бы живу.

– Сочувствую тебе, бедолага. А я так до ста лет буду любить, здоровья хватит, да и денег наколочу: хватка у меня медвежья. Хошь, дед, пойдем в кабак?

– Да нет, ни к чему это. Я вот в храм ходил сейчас на службу, – зачем-то похвастал Алексей.

– Ты чего, этот самый, повернутый? – удивился толстяк и покрутил пальцем у виска. – На кой тебе ляд? Ты что, в школе не учился? Доказано ведь, что нет никого на небе, только эта, как ее, безвоздушная пространства.

– Кем доказано? – выразил сомнение Алексей.

– Да этими, учеными, врачами, учителями, – толстяк хлебнул из бутылки, – ну и космонавтами.

Конец ознакомительного фрагмента.