Испуганная невеста

Она взяла с собой почти целую библиотеку, и Кельвин с интересом обнаружил, что в большинстве это книги об Индии.

— Похоже, вы хотите все узнать об этой стране, до того как мы туда прибудем, — заметил он.

— Не хочется надоедать вам бесчисленными вопросами.

— Мне не терпится показать вам страну, в которой я провел столько лет, пока служил в армии, — сказал Кельвин Уорд.

Впоследствии он понял, что Серафине нравилось просто сидеть в каюте и читать, она не нуждалась в светских беседах.

Кельвину еще не доводилось встречать женщину, которая была бы такой спокойной и уравновешенной.

Но если уж быть честным до конца, ему вообще не приходилось подолгу быть наедине с какой-либо женщиной, кроме тех случаев, когда он флиртовал с нею, либо занимался любовью.

«Тибериус» должен был идти до Бомбея двадцать дней. После того как они провели на пароходе первую ночь, у Кельвина с Серафиной появилось такое чувство, будто они давным-давно покинули Англию и теперь плывут на юг, к Бискайскому заливу.

Туман, который сделал первые часы их путешествия довольно неприятными, рассеялся, и команда перестала включать сирену, подававшую сигналы предосторожности другим судам, которая действовала всем на нервы.

Однако Кельвин заметил, что волнение на море усиливается, а судя по тому, что паруса были убраны, нетрудно было догадаться, что в заливе их ожидает шторм.

Впрочем, у него не было никакого желания заниматься прогнозами, тем более такого мрачного свойства. Ему хотелось надеяться на то, что Серафина так же хорошо переносит качку, как и он сам.

Обедать они спустились в ресторан первого класса, где стояло множество пальм в кадках. Их обслуживали величественные бородатые стюарды.

Кельвин, который уже обследовал весь корабль, обнаружил, что во втором классе пассажиры сидят за длинными общими столами и прямо над их головами на подносах, крепящихся к потолку, стоят графины.

Помимо этого, он узнал, что всем пассажирам парохода рекомендовалось приходить на палубу с шезлонгами, помеченными своими фамилиями.

Нужно ли говорить, что сэр Эразм, зная об этом, приготовил для Кельвина с Серафиной не менее шести шезлонгов на тот случай, если им вдруг вздумалось бы поболтать с другими пассажирами.

Молодой человек вернулся в гостиную и увидел, что Серафина читает.

На палубе его остановил стюард, которого он попросил убрать из каюты лишние вещи, и теперь Кельвин рассказал Серафине, о чем они говорили:

— Вы знаете, на нас жалуются, что мы заняли своим багажом весь коридор. Люди не могут пройти. Мне даже не верится, что такой крошке, как вы, нужно такое количество туалетов.

— Багажа и в самом деле слишком много, — согласилась Серафина.

— Стюард спрашивает, нельзя ли часть чемоданов спустить в трюм, если, конечно, они вам не понадобятся в дороге.

— Пускай спускают туда все, — ответила Серафина. — В них наверняка только те платья, которые я смогу носить в Индии.

— И как вам только удалось купить столько приданого в такой короткий срок? — удивился Кельвин.

— Это сделал папа, — ответила Серафина. — Марта сказала мне, что платья доставили в Мэльтон-Хаус задолго до того, как мы приехали в город.

Внезапно он ощутил, как его охватывает злость.

Этот сэр Эразм был настолько уверен, что он примет его предложение, что заказал приданое Серафине еще до разговора с ним!

И снова Кельвин почувствовал себя так, словно он попал в капкан. Его заставляют плясать под чужую дудку, а он ничего не может с этим поделать.

Внезапно он услышал робкий голосок:

— Что… я такого… сказала… что вы так… рассердились?

— А с чего вы взяли, что я рассердился? — спросил он.

— Вы… опять хмуритесь.

Кельвину с трудом удалось изобразить на своем лице более приветливое выражение.

— Простите, — проговорил он. — Просто я крайне удивлен, что вы позволили вашему отцу выбирать для вас наряды.

— Он их не выбирал, — объяснила Серафина, — а заказал у мадам Мариэтты, которая всегда одевала маму и знает, какие расцветки и материалы я предпочитаю.

— Понятно… — протянул он.

Хотя это было довольно глупо, но он почувствовал неожиданное облегчение, что теперь, когда он увидит на своей жене красивое платье, он не будет думать, что его выбирал ее отец.

Как и предполагал Кельвин, море становилось все более бурным.

К четырем часам пополудни сила ветра достигла почти десяти баллов, нос корабля то стремительно погружался в воду, то так же стремительно вздымался вверх, волны яростно бились о корму.

В то же время из-за туч показалось солнце, и лазурно-зеленое море с серебристыми пенящимися барашками волн представляло теперь поистине захватывающее зрелище.

Кельвин вышел на палубу и долго стоял, глядя на бушующее море. Он почувствовал, что разбушевавшаяся стихия вызывает в нем беспокойство.

Потом он вспомнил про Серафину и заволновался: что, если и она, как большинство женщин на корабле, подвержена морской болезни?

По дороге в свою каюту он увидел стюардов, снующих, по коридору с кувшинами и полотенцами, и понял, что сегодня вечером в столовой практически никого не будет.

Он распахнул дверь гостиной и увидел Серафину — она сидела, забившись в уголок софы.

Никаких признаков морской болезни Кельвин Уорд не заметил, а вот то, что она боится, видно было невооруженным глазом.

— Как вы себя чувствуете, Серафина? — спросил он.

Она подняла к нему лицо, и он увидел, что глаза ее от страха потемнели и стали еще больше.

— Мы… идем… ко дну? — пролепетала она.

Молодой человек подошел к жене и присел рядом с ней на софу;

— Ну что вы! Вовсе нет, — успокоил он ее. — Никакая опасность нам не грозит.

— Я… читала… о кораблекрушениях, — проговорила Серафина. — В… прошлом году… их было… очень много.

— Такой огромный пароход никогда не затонет! Обещаю вам, Серафина, что идти ко дну мы не собираемся. Ни одно из тех ужасных происшествий, о которых вы читали в газетах, нам не грозит.

— Но… мне… все равно… страшно, — немного помолчав, сказала Серафина.