Испытание Джасинды
Шрифт:
— Это просто потрясающе, Бретт.
— Правда? — в его глазах зажглась надежда. — Тебе, правда, нравится?
— О да. Твои мама с папой знают, что ты умеешь так рисовать?
Бретт растерянно пожал плечами.
— Я часто занимался этим в бункере. Пыль постоянно проникала внутрь, поэтому я использовал все, что было под рукой, и рисовал. Чаще что-нибудь из наших книг, но иногда маму или папу. Какое-то время рисунки сохранялись, но вскоре попавшая внутрь пыль покрывала их, и тогда я рисовал следующие. Кажется, они делали маму счастливой.
— Я уверена, что так оно и было, —
— Хочешь посмотреть и другие рисунки?
— Только если ты готов их показать. Это только твое решение.
Бретт не спеша полез в сумку и, вытащив из нее толстый альбом, с благоговением провел рукой по обложке.
— Мне его подарила Тори, когда узнала, что я люблю рисовать. Она сказала, что мне не нужно переживать, если он закончится. Я могу рисовать все что угодно. У меня не будет проблем с бумагой. А еще она дала мне карандаши. Ты знаешь, что они бывают разного цвета?
Джасинда с трудом сдержала слезы, которые норовили пролиться из глаз при осознании, что мальчика восхищает сам факт, что карандаши могут быть разноцветными.
— Знаю. А ты часто ими пользуешься?
— Нет, не часто. Я не хочу, чтобы они быстро закончились, поэтому стараюсь использовать только по необходимости.
— Бретт.
— Да?
— На Кариниане цветных карандашей так же много, как и бумаги. Ты всегда можешь получить еще.
— Правда?
— Честное слово. Ты можешь раскрашивать все, что захочешь.
— Ладно, — Бретт открыл альбом и начал показывать свои работы.
Там было много пейзажей, правда, черно-белых. Но большую часть альбома занимали рисунки, фиксирующие разные моменты из жизни на Кариниане. Портрет Кассандры и Уильяма, склонивших головы, словно они что-то обсуждали. Державшиеся за руки родители. Недавно обретенные кузены за занятиями, которые, как она знала, были для них под запретом. Еще там были изображения стражников, всевозможных цветов и статуй. И даже торт с помадкой. Как будто все, что видел мальчик, ему не терпелось отобразить на бумаге. И каждый рисунок выглядел потрясающе красивым.
Бретт молча закрыл альбом, и Джасинда видела, что он ожидает услышать от нее нечто пренебрежительное о том, во что он вкладывал всю душу.
— Брет, я же говорила тебе, что рисую ужасно?
— Я понимаю, — его голова поникла.
Джасинда нежно, но твердо взяла его за подбородок и приподняла, вынуждая посмотреть ей в глаза.
— Но не ты. Я хочу сказать, что если я не умею рисовать и создавать что-то столь же удивительное, как твои рисунки, то это не значит, что я не способна распознать красоту и талант, когда их вижу. То, что ты изобразил здесь, просто потрясающе. А ведь тебе всего девять. Тебе, возможно, не понравится то, что я сейчас скажу, но я все же скажу это.
— Что? — испуганно спросил мальчик.
— Ты никогда не поступишь в Академию.
— Но…
— Ты, Бретт Чемберлен, должен учиться в Школе искусств в Монтре.
— Что? Что это?
— Это очень престижная школа, которую окончила твоя сестра Тори. Туда берут только самых-самых способных к этой сфере деятельности.
— Но я никогда не смогу делать то, чем занимается Тори.
— Тебе
это и не нужно. Все, что тебе нужно, — это делать то, что ты любишь.— И что это?
— Рисовать, Бретт, — Джасинда осторожно взяла альбом из его маленьких пальчиков и открыла его на первой странице. Там был пейзаж, который, как она интуитивно чувствовала, был его первым откликом на новый мир, в который он когда-то прибыл. — Пусть все увидят красоту этого мира твоими глазами, Бретт. Раскрась наш мир, и он уже никогда не будет прежним.
— Ты действительно думаешь, что я смогу?
— Я действительно так думаю. Если бы твой дедушка Джейкоб был здесь, он сказал бы то же самое.
* * *
— Что значит, вы не проводили Джасинду в наши апартаменты?!! — потребовал Джотэм от своих гвардейцев.
— Ваше Величество, в Королевское крыло она не заходила, — доложил один из них.
— Хочешь сказать, она не входила в эти двери?
— Нет, Ваше Величество.
Джотэм взглянул на охранников Кассандры, и те кивнули, подтверждая это.
— Оставайтесь здесь! — приказал он. — Немедленно сообщите, если она появится.
— Да, Ваше Величество, — дружно кивнули гвардейцы.
Мысли Джотэма лихорадочно метались.
«Куда она могла пойти?»
Он знал, что Джасинда, даже будучи расстроенной, не стала бы вводить в заблуждение королевскую стражу. Не стала бы их подводить. Легкий ветерок колыхнул занавеску, и Джотэм вспомнил, что за ней находится дверь, ведущая в королевский сад. Догадавшись, что именно туда и направилась Джасинда, он последовал за ней.
Джотэм позволил своей интуиции и каринианской луне направлять себя и обнаружил, что оказался возле входа в Сад Памяти. Он уже собирался войти внутрь, когда услышал тихий голос.
Детский голос.
Джотэм беззастенчиво подслушал разговор Бретта с Джасиндой.
Он вместе с ней рассердился на учителя, с таким равнодушием отнесшегося к проблемам мальчика, и собирался рассказать об этом Уильяму. Его сердце также откликнулось болью за ребенка, который изо всех сил старался быть похожим на отца. Джотэм помнил время, когда сам был таким же. Желание завоевать внимание и признание отца двигало им в его юности. Лишь после поступления в Академию, он начал искать свой собственный путь. И Лата стала его началом.
И тем не менее то желание еще долго управляло им, заставляя проявлять себя в Академии, в Коалиции и в Ассамблее. Он не сомневался, что отец никогда бы не одобрил его отношений с Джасиндой, как, впрочем, и с Латой. Но сейчас это вызвало у него улыбку, потому что он не сомневался в верности своего выбора.
Услышав отзыв Джасинды о рисунках, он захотел увидеть их лично.
Джотэм и раньше слышал, как Джасинда изрекает «вежливые» истины. Невозможно быть в политике и не научиться этому. Но сейчас в ее голосе звучало лишь искреннее восхищение. То, что она не умела рисовать, не отменяло ее уникального чувства стиля и красоты. И если она считает, что Бретту место в Монтре, значит, так оно и есть. Возможно, мальчик такой же вундеркинд, как и Виктория.