Испытание правдой

— Продолжаю зарабатывать для клиентов деньги, так что в этом смысле все замечательно.

Снова молчание.

Я осторожно спросила:

— А эта бессонница… она что, постоянно?

— Была до недавнего времени. Но сейчас, если не могу заснуть, знаешь, что я делаю? Встаю с постели, сажусь в машину и еду в Бруклин.

— А что там в Бруклине, дорогая?

— Дом Марка.

О боже…

— Ты мчишься к дому Марка среди ночи?

— Послушай, не делай вид, что ты в шоке. Я не ломлюсь к нему в дом, ничего такого. Я не звоню в дверь. Я просто жду на улице.

— Чего ждешь?

— Жду Марка.

— Но если это глубокая ночь, Марк, наверное, спит?

— Да, но он встает очень рано, на пробежку… хотя я ему столько раз говорила, что он загубит свои коленные суставы.

— Он видел тебя у дверей своего дома?

— О да…

— Что-нибудь говорил?

— Нет, он просто смотрит на меня, тут же отворачивается и убегает.

— Ты подходила к нему или к его дому?

— Пока нет.

— То есть ты хочешь сказать…

— Если он не поговорит со мной в ближайшее время, у меня не останется выбора. Я позвоню в дверь и поболтаю с его женой.

И снова меня насторожило ее спокойствие.

— А ты не пыталась встретиться с ним в другом месте?

— О, я звонила ему.

— И он отвечал на твои звонки?

— Пока нет. Он вечно занят. Но ему придется поговорить со мной. Рано или поздно.

— Куда ты ему звонила? Домой?

— Пока нет. Но начну названивать домой, если он не поговорит со мной.

— Выходит, ты звонила ему в офис, да?

— Да, и еще на сотовый.

— И как часто ты звонишь?

— Каждый час.

Я открыла ящик стола и полезла за пачкой «Мальборо лайтс», которую там держала. Я уже давно избавилась от клейма заядлого курильщика, но все равно выкуривала по три сигареты в день. Конечно, это ничто в сравнении с моей прежней суточной нормой в тридцать штук. Видит Бог, сейчас мне просто необходимо закурить. Я достала сигарету, щелкнула зажигалкой, затянулась и сказала:

— А теперь послушай меня, дорогая. То, чем ты занимаешься, могут истолковать как сексуальное домогательство, тебе это известно?

Ее голос звучал все так же безучастно.

— Но я не приближаюсь к нему и ничего себе не позволяю, — сказала она. — И если бы он только ответил на мой звонок и согласился поговорить…

— Что ты надеешься от него услышать?

— Ну… — Пауза. — Я не знаю… — Пауза. — Может, когда он услышит то, что я должна ему сказать, он изменит свое решение.

— Но, Лиззи, раз он не отвечает на твои звонки, не подходит к твоей машине…

— Он должен поговорить со мной!

Эти слова вырвались у нее пронзительным криком. И словно испугавшись, она снова замолчала. Мне стало не по себе, голова пухла от вихря мыслей, и я все никак не могла решить, что делать, стоит ли мне прыгнуть в машину и помчаться в Бостон. Но назавтра у меня была намечена поездка в Берлингтон. Как бы то ни было, я сомневалась в том, что мой приезд поможет стабилизировать душевное состояние дочери. И тут мне пришла в голову идея.

— Лиззи, дорогая, я хочу, чтобы ты оказала себе одну услугу. Сделай горячую ванну и полежи в ней подольше, потом завари себе травяного чая и ложись в постель. Постарайся отдохнуть этой ночью, поспать до самого утра. И если ты вдруг проснешься среди ночи, обещай мне, что не выйдешь из дому…

— Но вдруг он именно сегодня захочет поговорить со мной.

— Все, о чем я прошу, — повторила я, — это чтобы ты осталась сегодня дома. Потому что, если ты опять не выспишься…

— Я прекрасно справляюсь с работой и после трех часов сна.

— У тебя есть какое-нибудь снотворное?

— Да, соминекс.

— Ты что-нибудь еще принимаешь?

— Доктор предлагал прозак… но я знаю, что… как только Марк поговорит со мной…

— Может, тебе следует еще раз обратиться к врачу насчет прозака?

— Мама, все, что мне нужно, это поговорить с Марком. Понятно?

Ее голос снова взвился до крика.

— Понятно, — тихо произнесла я. — Но ты останешься дома на всю ночь?

— Мама…

— Пожалуйста.

Молчание.

— Если это сделает тебя счастливой…

— Это сделает меня очень счастливой, — сказала я.

— Хорошо. Но если он не поговорит со мной до завтрашнего вечера, я снова приеду к его дому. И на этот раз позвоню в дверь.

Уже заканчивая разговор, я взяла с Лиззи обещание, что она позвонит мне среди ночи, если ей захочется с кем-то поговорить. Повесив трубку, я потянулась за своей телефонной книжкой и нашла вложенную в нее визитную карточку, которую мне вручил Маккуин во время того ужасного обеда в Кембридже. На обратной стороне он нацарапал номера своего домашнего телефона и сотового, сказав, что, «раз мы теперь семья», я могу запросто звонить ему в любое время.

«Любое время» как раз пришло. Так что я — опять же «запросто» — набрала номер сотового, а услышав приветствие голосовой почты, позвонила на домашний.

На четвертом звонке трубку сняла женщина. Когда я попросила к телефону доктора Маккуина, она страшно разозлилась и потребовала, чтобы я назвала свое имя.

— Пожалуйста, скажите, что это Ханна Бакэн. Я — пациентка.

— Вы разве не знаете, что уже слишком поздно? — сказала она.

О, только не это. Я сама жена доктора, и девять сорок пять вечера — это не глубокая ночь.

— Скажите ему, что это срочно, — попросила я.

Она отложила трубку в сторону. Когда к телефону подошел сам доктор, голос его был нервным, и говорил он так, будто играл на публику.

— А, да, миссис Бакэн, — сказал он. — Ханна, если не ошибаюсь? Как вы себя чувствуете на новом лекарстве?

— Мне необходимо поговорить с вами прямо сейчас, — произнесла я, понизив голос.

— Я понимаю ваше беспокойство, — продолжил он уверенным тоном доктора, — но это вполне типичная реакция. Может быть, мы завтра обсудим все подробно?