Испытание Ричарда Феверела
Шрифт:
– Так оно, верно, и должно было быть, милая! Это мне в наказание за то, что я в такое дело вмешалась. Нет, все равно, я нисколько не жалею об этом. Да благословит вас обоих господь. Кто бы мог подумать, что ты такая своенравная? Ведь посмотреть на тебя, всякий скажет, что ты девочка тихая и робкая! Вы с ним хорошая пара, моя милая! Честное слово! Вы друг для друга уродились! Только бы он не увидал, что мы с тобой плачем. Мужчины этого не любят, когда счастливы. Давай-ка умоемся и будем спокойно переносить нашу долю.
Не успев договорить этих слов, копна черного шелка извергла новые потоки слез. Ей можно было посочувствовать, ведь хоть и печально, когда на тебе чужое обручальное кольцо, насколько же печальнее, когда твое собственное кольцо, которое ты носишь долгие годы и к которому давно привыкла, насильно срывают с твоего пальца и отнимают у тебя навсегда! Но там, где действуют герои и героини,
Обе они теперь завершили борьбу за это кольцо, и обе из этой борьбы с честью вышли, одержав обоюдную победу.
В комнате, где был накрыт свадебный стол, Ричард отдавал Риптону последние распоряжения. Хоть свадьба эта и справлялась втихомолку, миссис Берри приготовила роскошнейший завтрак. На блюде красовались цыплята; сочные пироги пахли удивительно вкусно; весь стол был уставлен бесчисленными диковинами кулинарии с непонятными галльскими названиями; желе, кремы, фрукты. И словно крепость, посредине был воздвигнут огромный торт: его белую ризу украшали яркие свадебные узоры.
Много часов, много усилий и много волнений затратила миссис Берри на этот пышный завтрак, а что заставило ее это сделать? Существует на свете некто; он неизменно является на все празднества, которые устраивает безрассудство; тот, от кого опытные преступники стараются себя обезопасить; тот, кто непременно заговорит, и чей ненавистный голос надо так или иначе заглушить на то время, пока идет торжество. Этот некто – философ. Миссис Берри господин этот был знаком. Она знала, что он придет. Она приняла против него те меры, которые ей казались наиболее действенными: она постаралась принять желаемое за действительное и усыпить совесть всеми подобающими обычной свадьбе аксессуарами, когда отцы пускаются в разглагольствования, матери падают в обморок, в то время как стряпчие обеих семей размахивают брачными контрактами, – и если бы она не подготовила этого праздничного стола, который должен был обласкать ее взгляд, когда она вернется из церкви, ей пришлось бы – она это предвидела – столкнуться лицом к лицу с убожеством и пустотой, и она неминуемо пожалела бы о том, что все это затеяла. Философ взял бы ее тогда за ухо и отругал самыми последними словами. Теперь же, когда она укрепила свои позиции, усевшись за накрытым со всей подобающей пышностью столом, миссис Берри уже не боялась появления сурового гостя. В присутствии этого свадебного торта ему пришлось бы говорить шепотом, и повысить голос он бы никак не посмел. А вздумай он не согласиться, то ведь были же вина, в которых ничего не стоило его утопить, жгучие и прохладные; было и бордо, специально присланное женихом, чтобы попотчевать друга.
Итак, после длившихся долгие часы усилий ей удалось заставить философа на час замолчать. Риптон набирался сил, с тем чтобы до утра начисто про него позабыть, а вместе с ним и про весь мир. Риптон был возбужден, от избытка наслаждения он не чувствовал под собою ног. Он уже выпил одну бутылку и, приятно разгоряченный вином, слушал своего властного и более воздержанного вожака. Ему ничего не оставалось делать, как только слушать и пить. Герой не позволил ему кричать «Ура!», запретил произносить тосты, а коль скоро от подлитого в этот огонь масла красноречие в нем превратилось в неодолимую силу, бедняга страдал, как от огромной опухоли, от избытка подавленного в себе чувства. Время от времени он делал попытку подняться и, совершенно обессилев, снова падал в кресло; или же, слыша веские строгие наставления, неожиданно хихикал; или ударял себя в грудь, вытягивал руки, – словом, вел себя до такой степени несуразно, что Ричард это заметил.
– Клянусь честью, из того, что я говорил, ты не слышал ни слова.
– Слышал, каждое слово слышал, Ричард! – выпалил Риптон. – Я поеду к твоему отцу и скажу ему: «Сэр Остин! Только одно может сделать вас счастливым отцом…» Да нет же, нет!.. Не бойся, Ричард! Уж я старика уговорю.
– Вот что, – ответил его вожак. – Сегодня тебе ехать не надо. Ты поедешь завтра, как только встанешь, с шестичасовым поездом. Передай ему мое письмо. Слушай меня, передай ему письмо и ни слова, жди, пока он заговорит. Вот увидишь, он начнет поводить бровями, а сказать почти ничего не скажет. Я-то уж его знаю. Если он станет расспрашивать о ней, то не валяй дурака, а разумно скажи все, что ты о ней думаешь…
Стоило ему только упомянуть Люси, как никакая сила уже не могла заставить Риптона сдержать свои чувства.
– Она ангел! – вскричал он. Ричард остановил его:
– Скажи разумно, а значит, спокойно. Ты можешь рассказать, какая она прелестная и милая, мой лютик. И скажи, что виной всему не она. Если кого-то и надо винить, так меня. Это я заставил ее выйти за меня замуж. Потом сходи к леди Блендиш, если в нашем доме ее
в это время не будет. Ей можешь говорить все что захочешь. Передай ей мое письмо и скажи, что я хочу немедленно узнать, что она думает о моей женитьбе. Она видела Люси, и я знаю, какого она о ней мнения. Потом пойди к фермеру Блейзу. Я тебе уже говорил, что Люси приходится ему племянницей; только не очень долго она у него пробыла. Девочкой она ведь жила у своей тетки Десборо во Франции, и никто не скажет, что она родня фермеру – между ними нет ни малейшего сходства. Бедняжка! Матери своей она не помнит. Пойди к мистеру Блейзу и все ему расскажи. И веди себя с ним так, как вел бы с любым джентльменом. Если ты будешь с ним учтив, он ответит тебе тем же. Если даже он будет ругать меня, то ради меня и ради нее ты все равно должен обойтись с ним вежливо. Понял? Потом пришли мне полный отчет обо всем, что говорилось и делалось. Адрес мой ты получишь послезавтра. Между прочим, сегодня здесь будет Том. Напиши ему, где тебя найти послезавтра на случай, если утром ты проведаешь что-нибудь такое, что надо сразу же мне сообщить, потому что вечером он приедет ко мне. Смотри только, не проговорись, что я потерял кольцо, Риптон. Я ни за что не хочу, чтобы Адриен об этом узнал. Черт возьми! Как меня угораздило его потерять! И как она стойко все перенесла, Рип! Как прекрасно она держалась!– Это ангел! – снова вскричал Риптон. Допивая вторую бутылку, он добавил: – Ты можешь положиться на своего друга, Ричард. Да! Когда ты нагрянул к старухе Берри, мне и невдомек было, что ты задумал. Позволь мне выпить сейчас за ее здоровье!
– Здоровье Пенелопы! – воскликнул Ричард, но сам только слегка омочил губы в вине. Карета стояла у дверей; пара ужасающих шарманок, скрипевших на один лад, и обладавшая чутьем стервятников труппа бродячих музыкантов (от которых не укрыться даже самой потаенной свадьбе) очень слаженно исторгали диссонансы, и вся эта какофония так подействовала ему на нервы, что он начал волноваться и то и дело посылал горничную поторопить новобрачную.
Но вот наконец она появилась, одетая в дорогу, и ее заплаканные глаза улыбались.
Миссис Берри попросили выпить вина, которое Риптон самолично ей наливал, что позволило их хозяйке заметить его состояние.
Тут невеста поцеловала миссис Берри, а миссис Берри поцеловала жениха в знак того, что сердце ее смягчилось. Люси протянула Риптону руку и от произнесенных ею нараспев слов «До свидания, мистер Томсон», равно как и от ее милой обходительности, юноша настолько расчувствовался, что бессильно опустился в кресло и только тогда принялся не очень внятно желать ей счастья.
– Уж я о нем позабочусь, – сказала миссис Берри, сощурив глаза так, чтобы все поняли, что она имеет в виду.
– До свидания, Пенелопа! – вскричал Ричард. – Я попрошу полицию разыскать вашего супруга, где бы он ни притаился.
– До свидания, мои дорогие, и да благословит господь вас обоих!
Берри вся дрожала, охваченная отчаянием при мысли об одиночестве, которое теперь ее ожидает. Риптон, у которого рот, точно лук, растянулся до ушей, поднял подножку кареты и в это время почувствовал, как его чем-то хлопнуло по щеке – это одна из горничных миссис Берри от избытка чувств запустила вслед карете старым башмаком.
Все замахали белыми платками; прощание завершилось, молодые уехали. И тут вдруг миссис Берри осенила мысль, столь важная, что, воздев руки к небу, она стала молить Риптона крикнуть что есть мочи кучеру, чтобы тот остановил карету, сама же со всех ног побежала в дом. Ричарду не терпелось ехать, однако новобрачная стала просить его подождать, и он согласился. Вслед за тем они увидели, как шелестящая копна черного шелка выскочила из дверей дома, и, пробежав сквозь сад, очутилась на улице, и на глазах у изумленных прохожих кинулась к карете, держа в руках истрепанную, засаленную книгу. Едва переведя дыхание, она крикнула:
– Вот тебе мой подарок! Неважно, что у нее такой вид! Новой у меня нет. Прочти ее и запомни все, что тут есть!
С этими словами она сунула Люси в руки книгу и вернулась домой. Карета умчалась.
И смеялся же Ричард над этим свадебным подарком Берри! Да и Люси тоже. Стоило ей увидеть название книги, как она развеселилась и на какое-то время позабыла тяготившую ее дурную примету. Это была поваренная книга доктора Китченера [103] !
103
Речь идет о популярной кулинарной книге английского врача Уильяма Китченера (Kitchiner, 1775–1827). Меняя гласную (Kitchener), Мередит создает игру слов, делая фамилию производной от существительного «кухня» (a kitchen).