Испытание седьмого авианосца
Шрифт:
На севере японские и ливийские истребители уже вступили в ожесточенную схватку. Два вспыхнули и скрылись в волнах. Над морем висел белый парашют. Йоси Мацухара и два его спутника, в которых Брент наконец опознал британские «Сифайры», сбили три «Юнкерса» и теперь охотятся за остальными. Но всех им не одолеть — это ясно. Значит, скоро с неба посыплется смертельный дождь.
Следующий приказ Уильямса смутил молодого наводчика:
— Из пятидюймового — огонь!
Прежде чем Брент успел вымолвить слово, Кром воскликнул:
— По нашим истребителям, капитан?!
— Они знают, на что идут.
Брент задушил рвущийся из горла протест. Что ни говори,
При угле склонения в пятьдесят градусов дуло орудия, направленное на левый борт, оказалось почти вровень с головой Брента. Залп и отдача хлыстом ударили в барабанные перепонки. Брент скрючился, как будто получил под ложечку. Люди со стонами зажимали уши. От сотрясения с гирокомпаса соскочило одно кольцо, а с маленького столика для прокладки курса, установленного в углу мостика, полетели вахтенный журнал, карандаши, параллельные линейки.
— Господи! — причитал Боумен.
Запах кордита [7] почти не чувствовался; дым сразу отнесло на корму с правого борта.
7
Марка нитроглицеринового пороха.
Брент глядел, как темно-коричневый мазок, точно злокачественная опухоль, расплывается в синем небе.
— Недолет на пятьсот футов и на полмили вправо. Ты куда метишь, друг, в Шанхай, что ли? — гаркнул Уильямс.
Послышался скрежет меди о сталь; заряжающие загоняли в ствол шестидесятипятифунтовый снаряд.
— Огонь! — скомандовал командир орудия. Наводчики яростно вращали маховики.
Пятидюймовка вновь высунула желтый язык, и с мостика послышались новые стоны. Еще один коричневый сгусток — на сей раз выше и левее пикирующих.
— Ты что, ослеп?! — бушевал Уильямс, молотя кулаком по ветрозащитному экрану. — Выше на тысячу футов, левей на четверть мили! Беглым давай, а то нас того гляди потопят. Хотя в такой стрельбе свой резон есть: теперь «бомбометатели» тоже оскандалятся — поди со смеху животы надорвали.
Брент недоверчиво покосился на командира. Тут, можно сказать, до смерти один шаг, а он веселится! Ну как после этого не зауважать черного дикаря?
Мацухара с ведомыми прорывался сквозь длинный строй бомбардировщиков, заходя то спереди, то снизу, то сбоку, подставляясь под перекрестный огонь пятидюймовки и хвостовых пулеметов на «Юнкерсах». Потоки трассеров расчерчивали воздух причудливыми узорами. Ведущий бомбардировщик полыхнул и пошел делать пируэты, напоминая нахальную муху, подлетевшую слишком близко к зажженной свече. «Сифайр» «подпалил» шасси другого, вдребезги разнес кабину, и «Юнкере» рухнул в океан вместе с мертвым экипажем. Но семеро уцелевших рвались к подлодке с упорством, от которого кровь стыла в жилах.
И тут Брента снова охватил ужас. Три Me-109, покинув поле боя на севере, стремительно рванулись к месту схватки Мацухары
с пикировщиками. Теперь звено Йоси будет вынуждено защищаться. Так и произошло: тройка белых «Зеро» быстро набрала высоту и устремилась навстречу снижающимся «Мессершмиттам». Прищурясь, Брент посмотрел наверх и едва не захлебнулся ненавистью. Ведущий «мессер» выкрашен в кроваво-красный цвет.Кеннет Розенкранц. А рядом капитан Вольфганг Ватц по прозвищу Зебра на черном истребителе с ослепительно-белыми полосами. Самые хладнокровные убийцы во вражеском стане. Брент про себя помолился за Йоси.
Но внимание поневоле переключилось на собственную судьбу, так как один Ju-87 уже делал заход над ними. Остальные кружили в воздухе, ожидая своей очереди. Либо совсем неопытные, либо настолько уверены в себе, что считают лодку учебной мишенью. А может, их сбила с толку беспорядочная стрельба пятидюймовки? Так или иначе, они совершают ошибку. Зенитные пулеметы «Блэкфина» могут гарантированно поразить только одну цель, таким образом, моряки смогут выиграть время, чтобы сосредоточиться на очередном атакующем.
— Самый полный! Право на борт! — скомандовал Уильямс. — Вспомогательной артиллерии открыть огонь!
Брент ощутил мощный рывок судна. Четыре дизеля заработали на полную катушку; двухвинтовая лодка выдала все свои двадцать четыре тысячи лошадиных сил. Старшина-рулевой Сторджис резко вывернул штурвал, и Брента отбросило к ограждению.
— Двадцать шесть узлов, четыреста шестьдесят оборотов! — донесся звенящий от напряжения голос из рулевой рубки.
— Так держать! — крикнул капитан.
Пятидюймовое орудие открыло огонь, однако пятна разрывов вновь вспухли далеко от атакующей машины. Брент был готов нажать на гашетки, но бомбардировщик летел еще слишком высоко — даже для «Эрликонов». Брент зачарованно смотрел, как «Штука» вырастает в его дальномере; уже видны нелепые неубирающиеся шасси, высокий фонарь, лицо пилота в огромных очках и гигантская бомба под фюзеляжем.
И вот уже «Юнкере» вышел на восемьдесят пять градусов — оптимальный угол для бомбометания.
— Шесть тысяч футов, пять с половиной, — отмечал вслух Уильямс, следя за «Юнкерсом». Потом вдруг повернулся к рулевому: — Прямо руль, курс ноль-девять-ноль!
— Есть прямо руль, курс ноль-девять-ноль! — повторил Сторджис.
Лодку накрыло волной оглушительного рева, от которого, казалось, задрожал даже стальной корпус «Блэкфина».
— Что это?! Ради всего святого, что это?
— Спокойно! Арабы всегда ставят на шасси «Иерихонские трубы» — сирены для запугивания.
— Черт! Куда ж меня еще запугивать? — поежился Боумен.
«Эрликоны» открыли наконец огонь, и в тот же миг Брент увидел, как пятисоткилограммовая бомба отделилась от фюзеляжа «Штуки» и полетела вниз, отливая блеском черного мрамора. Одновременно пикировщик сбросил четыре бомбы помельче.
Как всем попадающим под бомбежку, Бренту казалось, что бомбы летят ему прямо на голову. Желудок уподобился работающей бетономешалке, в горле комом встал давно проглоченный на завтрак бутерброд с ветчиной, от ног к позвоночнику побежали ледяные букашки. Не хватало только показать свой страх рядовым! Он откашлялся, изо всех сил стиснул зубы. Черные заостренные цилиндры пронзительно визжали в воздухе. Но Брент старался смотреть не на них, а на цель.
Под свист 20-миллиметровых трассеров пилот «Юнкерса» рванул на себя ручку. Но по инерции самолет еще тянуло вниз, так что крылья целиком поместились в кольце дальномера. Ведя «Штуку», как охотник утку, Брент нажал на гашетку.